Так что неудивительно, что он чувствовал себя в гостинице как в ловушке. К сожалению, его описание было широко известно в городе, так что он не мог рисковать и выходить без веской причины. Но оставаться под одной крышей с остальными тоже не вариант. После работы он начал оставаться снаружи все дольше – сидел на крыше и смотрел в небо, ходил по пустым улицам и по набережной реки, то есть делал все, чтобы держаться подальше от гостиницы, пока не был уверен, что все люди уснули. Днем он спал или дремал урывками, или, если это не помогало, искал укромные места.
Этого оказалось недостаточно.
Тихий шепот, пристальные взгляды, слухи, казалось, преследовали его независимо от того, что он делал. От них не было никакого спасения. Он не мог выходить на улицу. Слишком большой риск. Если его поймают, последствия для Ишин Шиши будут катастрофическими. Раньше затворничество не было для него большой проблемой, поскольку его изоляция была исключительно добровольной, но теперь он чувствовал, что просто сходит с ума.
Он ощущал, как чьи-то глаза всегда следят за ним. Каждый взгляд вызывал мурашки по спине, поднимал крохотные волоски на затылке и заставлял кожу зудеть, словно от сыпи.
И хуже всего то, что все эти люди были неправы.
Кеншин знал, как выглядит и думал, что принимает это, потому что не было никакого доступного способа выглядеть старше или мужественнее. Однако сейчас он начал мечтать о бороде. Поле этого никто не станет думать, что он женственный, и она сможет скрыть крестообразный шрам на его щеке, чтобы он смог, черт побери, выйти отсюда.
Жаль, что не было никакой возможности приказать его щекам вырастить рыжие волосы. Какая несправедливость. Немало молодых людей его возраста уже носили бороды. Почему не он?
Однако проведя несколько недель в гостинице избегая людей и пытаясь удержать себя от любых мыслей о приключившемся с ним ужасе, Кеншин остыл достаточно, чтобы посмотреть на свою проблему более объективно. Даже несмотря на то, насколько грязными были слухи и насколько некомфортно они заставляли его себя чувствовать, никто не искал его компании после Фудзивары-сана. Почему? Если все думают, что он… тьфу, желанен, как женщина, почему его никто не добивается? Кеншин сосчитать не мог то количество историй, которое слышал от повстанцев об их романтических приключениях. Это было популярной темой. Он легко мог вспомнить десяток историй о том, как кто-то завоевал подружку или жену. И не мог избежать выслушивания их хвастливых рассказов о посещении Шимабары. Так что Кеншин очень хорошо знал, как настойчивы могут быть мужчины в отношении тех людей, которых находили привлекательными.
Так почему сейчас все по-другому?
Связано ли это с тем, что, как сказал Ито-сан, все думали, что он спит исключительно со своим начальником? Кеншин прикусил щеку, чувствуя, как внутренности скручивает при этой мысли. Но если это так, то хорошо объясняет их поведение. Ито-сан уважаемый, даже любимый лидер… никто не хотел бы беспокоить того, кто связан с ним. Ну, если не считать взглядов и слухов, но Кеншин выносил их всю свою жизнь.
Так ли уж важно, что думают люди?
Не вполне… но в то же время и да, было важно, признался себе Кеншин. Все это было слишком новым и странным для него.
Он всегда был некрасивым, странным, похожим на иностранца. И удивительно, что она захотела его. То, что он был нежеланным уродцем, Кеншин научился понимать и даже принял… но эти слухи? Они выбивали его из колеи. Он просто не мог понять, с чего вдруг все люди решили, что он даже отдаленно может быть желанным, и, что более мучительно, понятия не имел, что с этим делать.
Раньше, когда он был постояльцем в гостинице Оками-сан, люди боялись его и считали сумасшедшим. Одной из причин такого отношения были слухи, пущенные Фурутакой, но в основном это было вызвано его собственными действиями и бездействием. Даже сейчас нетрудно было заставить людей шарахаться от него в страхе и избегать его. В какой-то момент Кеншин испытывал жгучее желание попробовать. Но дело в том, что никто ничего не предпринимал против него. Люди просто смотрели, шептались, думали о нем, что… тьфу!
В то же самое время Кеншину нравилось жить среди этих привычных ему людей Чоушуу, которые вели себя так, словно не было в нем ничего особенного. Они оставались достаточно дружелюбными, они уважали его желания и оставляли его в покое, не заставляя при этом ощущать себя изгоем, словно он прокаженный или безумный убийца, уничтожающий всех, кого увидит. Нет, для них он был просто одним человеком среди прочих, за исключением того, что… э-эх!
Он просто не знал, что делать.
Из-за этих слухов и из-за того, что застрял внутри гостиницы, он начал ощущать себя демоном из детских страшилок, ночным существом, которое может появляться только при свете луны.
Это же не так.
Ему хотелось навестить ее, как привык, купить ей цветы, зажечь ладан на ее могиле и поговорить с ней. Он ничего этого не мог с самого Обон Мацури. Он не мог рисковать, когда люди так легко могли признать в нем хитокири Баттосая. В конце концов, что удержит людей от того, чтобы указать на него полицейским прямо в центре рыночной площади? Или, еще хуже, обратить внимание на те места, которые он часто посещает, и продать эту информацию Бакуфу?
Нет, кое-что придется изменить, причем в ближайшее время.
Весь этот бардак случился по его вине, вызван его глупостью и его выбором… но должно быть что-то, что позволит ему вырваться из гостиницы и из той паутины, которую он по собственной глупости сплел вокруг себя.
Однажды зимним вечером Кацура-сан взял его с собой на встречу с чиновниками некоторых провинций, которые его лидер пытался убедить не участвовать в войне Бакуфу против Чоушуу в предстоящее лето… а потом они отправились на встречу с леди Икумацу, чтобы расслабиться и отдохнуть после трудной недели.
Глядя на прекрасную гейшу, Кеншин задумался – леди Икумацу прожила годы в центре внимания, имея дело со славой, будучи желанной из-за ее внешности. Может, она не станет возражать и ответит на некоторые его вопросы?
На его лице, должно быть, так явно отражалось любопытство, что леди Икумацу пригласила его прийти попозже, чтобы побеседовать лично. Кацура-сан, кажется, не возражал против ее предложения и на самом деле поощрил его. Однако его лидер не мог находиться в общественном месте долго без надлежащей защиты и не мог передвигаться в одиночку. В конце концов, если Кацуру-сана пленят, революция развалится. Так что они решили, что Кеншин вначале сопроводит Кацуру-сана на квартиру, а затем вернется один.
Когда Кеншин снова встретился с Икумацу-сан, было уже довольно поздно, но вместо того, чтобы отправиться в приватные комнаты, которые Кацура-сан резервировал для их встреч, она решила отказаться от всякого подобия приличий и забрать его в свои личные покои. Этот поступок был несколько скандальным, но леди Икумацу, кажется, это вовсе не беспокоило, поскольку Кацура-сан был не против. По всей видимости, Кацура-сан был ее покровителем, хоть это и тщательно скрывалось. Она развлекала других, если была необходимость, но была связана с Кацурой-саном, и его формальное согласие на эту встречу придало ей, по крайней мере, иллюзию приличия.
Так что, немного поколебавшись, Кеншин присел возле двери в удобной позе, прижав катану к плечу. В наступившей тишине леди Икумацу начала снимать свои тяжелые украшения и смывать белую краску с лица.
На это было действительно интересно посмотреть. Он всегда находил майко и гейш красивыми, странными, но элегантными… но сейчас она позволила ему увидеть ее вне роли, которую играла.
– Сегодня я заметила вопрос в твоих глазах, – сказала леди Икумацу, глядя в зеркало. Лицо она вытирала мокрым полотенцем.
Кеншин посмотрел в сторону, чувствуя, как тепло поднимается к его щекам. Спросить ее было лучшим вариантом, который у него был, чтобы понять смысл его проблемы, но он не мог не смущаться.
– Эээ… – начал он неловко. – Сей недостойный оказался в затруднительном положении из-за своей репутации, вот что.
– О? – Она подняла бровь, глядя на его отражение в зеркале.
– Эм, ладно, – запнулся он. – Кажется, есть… ошибочное мнение, что сей недостойный, эм, желает отношений с другими мужчинами. – А потом он закрыл лицо руками, испытывая явное унижение от того, что ему приходится говорить об этом вслух.
Однако от нее не последовало ни удивленного вздоха, ни шокированного восклицания.
– М-да. И как это случилось? – спросила она ровно, словно не было ничего скандального в том, что он только что сказал. – Ничего плохого, разумеется, не случилось? Я искренне сомневаюсь, что ты не можешь защититься от нежелательных домогательств.
Что ж, это правда, но дело в том, что… Кеншин откашлялся.
– Сей недостойный, ах, неправильно понял вопрос и утверждал, что его наставником является Ито-сан… это в некотором смысле верно, но не в смысле отношений. Но теперь люди думают, что сей недостойный желает такого внимания от других мужчин и хочет, чтобы наставничество продолжалось, несмотря на возраст, и… и… я не мог не слышать, что некоторые мужчины находят меня желанным!
Сдавленный смешок последовал за его тирадой, и Кеншин поднял глаза, только для того, чтобы увидеть, как она закрыла рот рукой. Это было похоже на предательство.
Этот ужасный вопрос мучил его каждую свободную минуту несколько недель, и он не знал, что делать. Это не смешно! Он пришел за помощью, а не за тем, чтобы над ним смеялись!
Внезапно ее смех резко оборвался, и она выдохнула, глядя на него с мягкостью во взоре.
– Я сожалею, – сказала она, и ее голос был совершенно искренним. – Мне очень жаль, Химура-кун. Это действительно затруднительное положение.
Этот ее взгляд уничтожил его гнев в мгновение ока, словно кто-то вылил ведро воды в костер. Ее мягкие глаза напомнили ему о ней, и это было совершенно неправильно. Кеншин спрятал глаза за длинной челкой и сжал пальцы в хакама.
Леди Икумацу тяжело вздохнула.
– Проблема в том, что такой удар по репутации весьма сложно отклонить, Химура-кун. Особенно если эти слухи ходят уже давно и имеют под собой некоторое основание… даже если были допущены по ошибке. Протест против них не изменит мысли людей, наоборот, только подтвердит их. И по правде, есть ли в этом проблема для тебя или Ито-сана? Пришлось ли тебе выносить какие-либо неприятные предложения?
– Нет, – прошептал Кеншин, сжав пальцы, а потом заставляя себя расслабить их один за другим. Потому что правда в том… – Ито-сан вообще не возражал против этого. Он даже нашел, что это льстит ему. И люди в гостинице… они уважают Ито-сана. И никто не сделал ничего сему недостойному и ничего не сказал ему, с тех пор как один человек решил подтвердить слухи о наставничестве Ито-сана прошлым летом.
– Итак, никто ничего тебе не сказал? – повторила леди Икумацу. – А этот вопрос влияет на твою работу?
Кеншин покачал головой. Поставленный таким образом, вопрос не выглядел проблемой и казался глупым.
– Просто… эти взгляды, – попытался он объяснить. – Сей недостойный всегда был некрасивым и странным, вот что. С чего они вдруг сочли меня привлекательным?
Она вздохнула. Зашуршала одежда и раздались ее мягкие шаги. Она опустилась на колени рядом с ним и крепко схватила его за подбородок, поднимая его и заставляя встретиться с нею взглядом. Ее карие глаза были полны сочувствия.
– Ты действительно не знаешь? – мягко спросила она.
Безмолвный, Кеншин мог только смотреть на нее широко открытыми глазами. Она слегка улыбнулась, и ее палец нежно погладил его подбородок.
– Ты красивый. Эти иностранные цвета твоих глаз, волос, даже бледный оттенок кожи трудно принять большинству людей. Но это не отменяет того факта, что твои черты неповторимы. Даже этот шрам на щеке не портит тебя. Я видела много мальчиков-подростков, женственных мальчиков… но ни у одного из них не было такого чистого лица, как у тебя. Оно на самом деле необыкновенное. Неудивительно, что все эти люди начали считать тебя привлекательным. – Она остановилась и задумчиво нахмурилась. – Прошлой весной, когда я в первый раз встретила тебя, ты был переполнен своим горем, почти сошел с ума. Ты был тонким и болезненным. Я хотела облегчить твою боль и попросила дорогого Кидо-сана позволить мне помочь тебе. Теперь ты вернулся к жизни. Я рада, что ты нашел свой баланс, но при этом становится все легче и легче не замечать твои странные цвета и шрам.
Она замолчала, позволяя руке упасть. Он не знал, что сказать.
– Если бы не твое кендзюцу, то мне не составило бы проблемы представить тебя работающим в Шимабаре, – продолжала она, задумчиво глядя на него. – И удивительно, что ты там не работаешь, в самом деле. Я знаю от дорогого Кидо-сана, что ты не родился в именитой семье, у тебя нет ни семьи, ни клана… и в эти трудные времена…
Зачем ему беспокоиться и отрицать очевидное? Она знала о трудном выборе и причинах, по которой люди попадают в индустрию развлечений гораздо лучше, чем он даже мог себе представить.
– Я, ах… меня продали ребенком, – признался Кеншин тихо, глядя на свои руки. Он не думал об этом многие годы, но тогда все остальные рабы были девушки, не так ли? А теперь, когда он видел и знал достаточно, то понимал, что рабство было законным только в случае продажи в район красных фонарей. Так что, на самом деле… ему следовало бы понять это раньше.
Она только хмыкнула. Кеншин вздохнул, а потом вопросы, которые он на самом деле хотел задать, просто вырвались наружу сами по себе, несмотря на то, насколько невежливы они были.
– Как вы справляетесь со всем этим? С этими взглядами, от которых бегут мурашки по спине и зудит кожа? Сей недостойный в трауре, и не хочет никаких отношений. И даже если бы и хотел… то не с другим мужчиной.
– Это нужно научиться принимать, – ответила леди Икумацу ровно, глядя на него серьезными глазами. – Тебе не нужно и не должно принимать любое нежелательное внимание, но мысли и взгляды, несколько замечаний время от времени? Что можно с ними сделать? Ничего. Слишком много внимания привлекают те, кто родился красивым. Люди восхищаются, фантазируют… мечтают, завидуют, их обуревает похоть. И по правде говоря, какой от этого вред? Ты уже пережил пристальное внимание ранее, так что не утверждай, что не можешь сейчас! Родом из Чоушуу, с этими волосами, ты уже выслушивал брань и злые сплетни бесчисленное количество раз. Признай, что в тебе есть то, что большинство людей не получат никогда и научись терпеть. Найди равновесие.
Кеншин сглотнул. Неужели это безнадежно? Такое внимание… будет продолжаться, и если она права, то такое будет повторяться все чаще и чаще. При этой мысли живот скрутило, и он стиснул зубы, сжимая ткань хакама…
Но, на самом деле, разве он не научился это терпеть? Причинило ли это ему какой-нибудь вред? Он знал ответ на этот вопрос так же, как и она. Он сухо сглотнул, прежде чем посмотреть на нее сквозь ресницы. Ее глаза смотрели спокойно. Абсолютно непоколебимо, уверенно, сильно, в той манере, которую он только надеялся обрести когда-нибудь.
Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
Возможно… я научусь.
И кивнул. Она кивнула в ответ, поднялась и вернулась к зеркалу.
Тишина повисла между ними, но в отличие от первоначальной, она не была тяжелой и гнетущей. Она больше походила на удобную паузу, когда можно собраться с мыслями. Леди Икумацу убрала большую часть украшений и смыла краску с шеи и запястий размеренными отточенными движениями. Потом распустила длинные роскошные волосы и начала их расчесывать. Они так красиво блестели, что сразу привлекли его внимание, достаточно для того, чтобы Кеншин осмелился спросить о них. Она, не колеблясь, ответила на все его вопросы, завязалась непринужденная беседа. Настроение от разговора о подобной мелочи сразу поднялось. Ну, не совсем мелочь, конечно… Кеншин был весьма заинтересован уходом за своими волосами.
Томоэ нравились его длинные волосы, и он пытался содержать их в порядке, но пока его попытки были жалкими, говоря по правде. Однако леди Икумацу дала ему несколько дельных советов, ничего масштабного или революционного, но он определенно мог что-то такое попробовать – разобрать узлы и спутанные пряди, когда волосы еще влажные после бани, ухаживать за ними с терпением и не оставлять их без внимания надолго, наносить немного масла на сухие кончики, ежедневно расчесывать их и связывать лентой вместо кожаного шнурка, оставлять их распущенными время от времени…