Нет, не думай, просто иди! Сейчас же!
И мальчик выскользнул в ночь.
Хико сердито посмотрел на Асано, из последних сил терпя постоянное тявканье старого торговца. Даже на расстоянии в ки мальчика ощущалось отчаяние. Что, ради всего святого, происходит с этим ребенком?
К счастью, терпеть осталось недолго, прежде чем они избавятся от надоедливого старого купца. Хико действительно был уверен, что еще одну ночь разговора о том, как идеально подойдет для обучения мечу четвертый сын Асано, и как впечатлен торговец им самим и его стилем, он не вынесет. Сказать по правде, Асано исходил слюной, как собака при виде кости, и старался найти способ получить желаемое.
Конечно, Хико знал, почему он продолжает так настаивать – сила Хитен Мицуруги была очевидна даже для слепого, и не описать словами, как была бы полезна такая власть купеческой семье. Тем более, что мальчик, предложенный в ученики, был четвертым сыном, то есть не нужен для продолжения дела семьи и слишком далек от наследства, чтобы стать полезным для семейных союзов.
Откровенно говоря, он не только находил столь вопиюще приспособленческое поведение отвратительным, оно разбудило воспоминания, которые он счел бы наилучшим оставить забытыми. Однако, кажется, удержать старика Асано от этого тактично вряд ли удастся, и, раздражающий или нет, старый купец был нужен, чтобы заплатить за выполненную работу, и осталось совсем немного. Во время переходов Хико старался держаться от старика так далеко, насколько возможно, но во время еды вариантов не было, и все, что ему оставалось – решительно и твердо отказываться.
По правде говоря, безнадежная задача.
Это не было бы такой проблемой, если бы не обращение Асано с мальчиком, оставляющее его несколько заброшенным. Меньшее их двух зол, но оно, тем не менее, наносило ущерб планам Хико на мальчика. Другим, весьма горьким решением, было позволить Асано командовать его учеником и навязать ему хозяйственные хлопоты. Это может загнать мальчика в трясину послушания и не позволит развить независимое мышление. Но, с другой стороны, хорошо, что это держало ребенка подальше от выслушивания утомительных и довольно оскорбительных уговоров Асано.
Предубеждение старого торговца насчет иностранцев было несколько чрезмерным. Тем не менее, это было довольно распространенным отношением, особенно у пожилых людей, и, по крайней мере, Асано был достаточно тактичен, чтобы не озвучивать свои вопросы перед мальчиком. Бог знает, как бы близко к сердцу мальчик воспринял все это дерьмо, не будучи достаточно взрослым, чтобы игнорировать подобное отношение.
Но то, что настигло его ученика, вызвало беспокойство Хико за его психическое состояние. Проблемы мальчика со сном были очевидны, и даже старик Асано не мог спокойно храпеть под его кошмары. Однако со своей стороны он почти ничего не мог сделать, кроме как позволить им пройти самим по себе – так он поступал со своими собственными ночными ужасами.
Но потом после встречи с бандитами его воспоминания ожили, а теперь мальчик просыпался от крика и мочился в постель… Все это четко указывало на то, что вопросы мальчика становятся проблемой, и ее необходимо решать или, по крайней мере, рассмотреть. Однако Хико надеялся, что мальчик осваивается. Сегодня он наконец набрался смелости, чтобы начать разговор. Положительный знак, который Хико не хотел считать большим событием из-за страха напугать ребенка больше, но это стало одним из лучших событий этой несчастной недели. Когда ребенок на полдороге растерял мужество, он не был удивлен, так что позволил ему уйти отдыхать пораньше.
Оставшись сам, Хико боролся с желанием придушить Асано, потому что не видел другого пути оправдаться в этой ситуации. Лишь спустя некоторое время он успокоился и внезапно понял, что нигде не ощущает знакомую, мягко текущую ки мальчика.
Что за?…
Асано все еще тявкал об обучении, своих сыновьях и кендзюцу.
– Тихо, – жестко приказал Хико. Было трудно сосредоточиться в этом постоянном шуме, но даже тогда он должен был издалека почувствовать мягкую духовную ауру мальчика…
Рот Асано приоткрылся возмущенно, но он умолк. Хорошо. Тем не менее, даже после трехкратной проверки результаты были те же. Либо мальчик вдруг выработал способность маскировать свое присутствие – искусство, которое даже не всем опытным пользователям духовной манипуляции было сложно воспроизвести – или… его просто не было там.
Ни один из вариантов не имел смысла.
– Мне необходимо пойти проверить мальчика. Пожалуйста, простите мне мою грубость. – Хотя тон его был резок, он поклонился. Побоку чувства, было бы весьма глупо злить источник дохода, когда небольшая вежливость – наилучший путь.
Экономя время, Хико для начала проверил вокруг фургона, где мальчик обычно устраивал свою постель. Результаты были предсказуемы – малыша нигде не было, и еще больше беспокоило то, что одеяло исчезло с того места, где, как Хико помнил, мальчик оставил его.
Что произошло?
Никого не было рядом с лагерем, в этом Хико был абсолютно уверен. Не имело значения, насколько он был отвлечен и раздражен, потому что он смог бы заметить любое постороннее присутствие рядом с ними, или, по крайней мере, услышал или увидел бы что-нибудь подозрительное. От мальчика не исходило страха, только общее чувство отчаяния, которое, казалось, он теперь излучал постоянно.
Так проколоться в исполнении своих охранных обязанностей, спасибо большое. Но что же ему теперь остается?
Хммм, но почему мальчик решил уйти по собственной воле? Хико нахмурился и порылся в воспоминаниях о сегодняшнем вечере. Нет, там не было ни единой вещи, заслуживающей внимания. Мальчик был несколько нервным, да, но это могло быть от прошедшей тяжелой ночи и утреннего эпизода с энурезом. Уйти сейчас, особенно теперь, когда мы почти в Хиросиме – это не имело никакого смысла. Нет, будь я проклят, если позволю этому закончиться вот так.
Я должен найти мальчика и получить ответы на некоторые вопросы!
С того времени, как Хико видел мальчика, прошло не так много времени, и он не мог далеко уйти. Малыш был не настолько глуп, чтобы идти в лес, не ночью же. Так что он ушел по дороге. Вопрос – куда. В Хиросиму или от нее?
Если бы я был в отчаянии и убегал, куда бы я пошел? Подальше от людей, очевидно. Хико усмехнулся. Но ребенок это не он, так куда же он пошел?
Провались оно все к чертям!
Он не мог даже начать предполагать, но было только два варианта. Если просто понять мотивы малыша, выбрать путь легко. Но стоя на дороге, скривив губы, он не мог не подумать – неужели я пал так низко? Играю в угадайку безо всяких фактов?
Вероятности, мотивы… все это не имеет значения. Он был быстр, и проверка в обоих направлениях вполне ему по силам.
С полными слез глазами мальчик брел во тьме, спотыкаясь, и пытался сдержать рыдания. И хотя он был большим мальчиком, а большие мальчики не плачут, все произошедшее было подавляюще тяжелым.
Мои надежды, мои мечты никогда больше не знать одиночества…
Дух пытался утешить его, но по какой-то причине все его попытки привели только к тому, что мальчику стало еще хуже. Утешение – последнее, чего он хотел сейчас. Нет, сейчас все, чего он хотел – побыть одному. Одному.
Одному, так что никто не попытается продать его. Одному не так больно, и ему не придется наблюдать, как люди не любят его.
Падая раз за разом, он побрел от Хиросимы так быстро, как только смог. Густые облака не пропускали лунный свет, но это не имело значения. Он слишком сильно страдал, чтобы бояться темноты.
Как долго он шел, трудно сказать, но внезапно он услышал шаги за спиной, а потом знакомое ощущение холодности. Нет! Он остановился, как громом пораженный. В горле пересохло, и он сглотнул. Затем, не смея обернуться, чтобы посмотреть назад, он сказал:
– Я не буду проданным снова.
Тишина была ему ответом.
– Никогда больше. Даже если… – он судорожно вздохнул, – даже если вам нужны деньги, чтобы купить вещи на зиму, и вы можете получить себе лучшего ученика – сына Асано.
– Так вот оно что, хм, – мягко прокомментировал глубокий голос Хико. Мальчик не знал, что подумать, но потом мечник продолжил. – Почему ты думаешь, что я возьму сына Асано себе в ученики?
Мальчик не оборачивался, зажмурив глаза. Почему-то так говорить было легче.
– … потому что он больше, и сильнее, и умнее. Он вежливый и послушный, он умеет читать и писать. – Приостановившись, чтобы сделать глубокий вздох, он продолжил еще более неистово, – я слышал Асано-сана! Его сын гораздо лучше, чем я! И он не безобразный и странный, как я! Сын Асано не иностранец! – последнее слово он выплюнул, как бранное.
Он почувствовал себя лучше, высказав это вслух, словно камень свалился с души.
– Да.
Только что это означает? Почему Хико-сан молчит? Конечно, он должен делать, или говорить, или кричать что-то? Эта тишина ужасна! Боги, как сильно хотелось мальчику произнести скверные слова, или орать на мечника только затем, чтобы заполнить тишину. Но даже после всего случившегося, он все еще не мог сердиться на Хико-сана.
Я просто не знаю, что делать!
Однако он чувствовал себя гораздо лучше, высказав свои мысли вслух, так что продолжил:
– Я понимаю, почему вы предпочтете взять сына Асано в ученики. Я не буду плохо думать о вас. Но… пожалуйста, позвольте мне уйти. Не продавайте меня!
– Ты идиот, Кеншин, – наконец сказал Хико-сан.
Широко разинув рот, мальчик только безучастно смотрел вперед, чувствуя онемение во всем теле. «Идиот». Идиот это плохое слово. Но… но Хико-сан назвал мое имя…?
– Ты слишком много думаешь, но недостаточно, чтобы спросить. Ты предполагаешь и позволяешь своим страхам направлять тебя.
… Что?
– Я не собираюсь продавать тебя. Я не собираюсь брать сына Асано в ученики. – Хико-сан усмехнулся, и его ки стала немного теплее. – Стиль Хитен Мицуруги практикуется только двумя – учителем и учеником. Когда я встретил тебя во второй раз, я сказал тебе, что буду обучать тебя.
И несмотря на то, что сердце забилось, как у кролика, после каждого слова Хико-сана становилось легче дышать.
– Я Хико Сейджуро 13-й. Я держу свое слово. Мне нет нужды лгать.
Внезапно шаги захрустели позади, мальчик оглянулся через плечо, только чтобы увидеть, что Хико-сан идет к нему. Яркий лунный луч осветил белый плащ мечника, сделав его похожим на духа или демона из детских сказок.
– Я заявил право на тебя, мальчик – дал тебе имя. Ты Кеншин, мой ученик, и я не позволю тебе уйти.
Правда в этих словах словно что-то сломала в мальчике, и он всхлипнул. Сделал шаг, другой, а потом все уже не имело значения – он побежал к Хико-сану и изо всех сил обхватил ноги мечника.
Хико-сан позволил ему плакать, несколько раз похлопал его по спине, прежде чем погладить по голове. От слез стало легче.
Когда слезы закончились, он отпустил ноги Хико-сана и вытер глаза рукавом.
– Ты в порядке, мальчик?
Сглотнув, он закусил губу, прежде, чем прийти к решению, и нерешительно попросил:
– Кеншин. Меня зовут Кеншин. Вы дали мне это имя. Не могли бы вы использовать его, пожалуйста?
Было довольно грубо требовать чего-то подобного, и он не решался посмотреть вверх, просто молча ожидая. Однако в Хико-сан не чувствовалось холода или гнева, и через минуту он рискнул бросить взгляд из-под ресниц. Брови мечника были вопросительно подняты, и мальчик съежился, пытаясь объяснить:
– Люди, которых уважают, имеют имена. У рабов их нет. Никто, кроме мамы и Касуми не называл меня по имени. Старая Ине-сама не называла.
Он сделал паузу для глубокого вдоха, а поскольку Хико-сан все еще не сердился, он почувствовал себя немного увереннее и предложил:
– Я буду называть вас как угодно, как вы хотите, чтобы я вас называл, но взамен я хотел бы, чтобы вы называли меня моим именем.
Внезапно громкий смех прокатился по воздуху.
– По традиции, ученик называет учителя Мастером, – прогрохотал мечник, – Кеншин.
Поглядев наверх, мальчик увидел, как обнадеживающая улыбка поднимает уголки его губ, а потом он покачал головой и повернулся, чтобы идти.
Хико-сан… Нет, Мастер.
Тогда мальчик… нет, Кеншин, произнес это вслух, пробуя слова:
– Да, Мастер.
Да, это правильно.
*Коку - традиционная японская мера объема и веса. Исторически коку определялся как среднее количество риса, потребляемое одним взрослым человеком в течение года. Вес 1 коку риса приблизительно равен 150 кг. Число коку риса являлось также основной мерой богатства и служило денежным эквивалентом в средневековой Японии. Например, размер жалованья самурая определялся в коку, доходность провинций тоже определялась в коку.
========== Глава седьмая. Из огня да в полымя ==========
Они прибыли в Хиросиму на следующий день. Кеншин никогда не видел так много людей в одном месте, и поначалу был немного ошеломлен. Однако недолго – его природное любопытство к новому победило. Несмотря на то, что пялиться на людей было невежливо, Мастер просто велел ему держаться поближе и даже ответил на случайный вопрос без особого брюзжания.
Когда они прибыли к дому старика Асано, купец расплатился, как и обещал. Тем не менее, прежде чем они успели распрощаться, старик настоял на том, чтобы представить своего сына Хидеёси Мастеру. Мечник был предельно вежлив во время представления и краткой беседы, но к концу бросил короткий взгляд краем глаза на Кеншина и поднял бровь в немом вопросе. Хидеёси был высоким и сильным. Да. Он казался хорошим человеком, и при других обстоятельствах Кеншин был бы рад подружиться с мальчиком. Однако именно в этот момент он почувствовал свою ужасающую неполноценность по сравнению с ним и не смог ничего поделать с ошеломляющей волной чистой ревности, как шторм, захлестнувшей его.
Если бы я был высоким и сильным, как Хидеёси, я бы смог помочь Касуми, я никогда бы не был брошен, меня никогда не продали бы… Горькие мысли всплыли в голове, и он посмотрел в сторону, пытаясь сглотнуть медный привкус на языке. Нет, если все эти ужасы должны были случиться, то, по крайней мере, ему следует удивляться, почему Мастер выбрал его в качестве единственного ученика… Потому что не имело никакого значения, что Мастер говорил о том, что держит слово и не нуждается во лжи. Сейчас это имеет смысл не более, чем вчера вечером.
Но, может, его и не нужно искать?
Мастер признал его, выбрал его и сдержал слово. И поэтому Кеншин сделал паузу, чтобы перевести дыхание, а затем прикусил губу и поднял взгляд, борясь с собственной ревностью и неуверенностью, тщательно игнорируя сердитое бормотание друга-духа и свои темные чувства к сыну Асано-сана. Должно быть, это самая трудная вещь, которую ему доводилось делать – кивнуть в ответ на молчаливый вопрос Мастера.
Выбирая доверие, отметая страхи.
Но когда они покинули дом купца вместе, он вздохнул с облегчением. И с каждым шагом тяжесть спадала с его плеч.
Спустя непродолжительное время путешествия в собственно город, Мастер первым делом спросил путь к кузнице. Кеншин дернул его за рукав в немом вопросе, не совсем понимая, как спросить словами. К счастью, Мастер очень хорошо понимал его и сухо заметил:
– Ну а с чем ты собираешься начать тренироваться? С деревянной палкой? Нет. Тебе понадобится соответствующий меч.
Так то оно так.
Теперь у него на поясе висел настоящий меч. Он был тяжелым и постоянно бился о голень, особенно когда Кеншин слишком быстро поворачивался или делал слишком широкие шаги. Это делало его еще более неуклюжим, он путался в широких штанинах и довольно часто врезался в предметы и людей. Однако это не имело никакого значения, потому что это бы его меч и лучшая вещь, которая когда-либо была ему дана.
Хотя немного странно было в кузнице – ремесленник удивился, когда узнал, что Мастер хочет купить ему настоящий меч по какой-то неизвестной причине. Потребовалось некоторое время, чтобы убедить его, и, наконец, кузнец уступил настойчивости Хико-сана и позволил им проверить лезвия, пока они не нашли подходящий вакидзаси. Короткий меч оставили в кузнице несколько лет назад для ремонта, и Мастер сказал, что этот клинок Кеншин быстро перерастет, но он достаточно короткий, чтобы начать заниматься прямо сейчас.