– Так это началось вскоре после встречи со мной, но ты ничего не сказал мне? Ты считаешь, что я, твой учитель, не должен об этом знать?
Мастер… разочарован? Кеншин переминался с ноги на ногу, избегая встречаться взглядом с взрослым. Он не хотел его разочаровывать, просто не думал, что должен кому-то говорить о холодности. Это не то, о чем можно говорить с другими. Это ненормально. Но, но… У Мастера тоже есть холодность. Может, он тоже может ее использовать? Как я?
– Вы сказали, что научите меня мечам. Я… не думал, что вы хотите знать о холодности, – наконец, прошептал он застенчиво. Он чувствовал себя очень плохо, пристыженный.
Усмешка.
– Глупый ученик.
Разочарованный тон Мастера делал слова еще больнее. Кеншин не думал, но ощущал их так, как болезнь или рабство.
– В будущем ты будешь рассказывать мне, что делаешь с ки. И не смей делать что-либо новое без присмотра.
Он кивнул.
– Я настаиваю, Кеншин. Это может серьезно навредить тебе.
Он осмелился взглянуть на Осуми-сан. Она тоже выглядела испуганной и разочарованной.
– Кроме того, невежливо слушать слова, не предназначенные для твоих ушей. Ты должен извиниться. Передо мной, но особенно перед Осуми-сан.
Мастер больше не ощущался таким холодным. И его голос звучал странно. Кеншин осмелился бросить быстрый взгляд на него из-под ресниц. Мечник странно смотрел на него, и почему-то это немного напомнило ему, как выглядел отец, когда мать рассказала ему, что у нее в животе ребенок. И вдруг он понял, что это было. Гордость. Мастер гордился им. Беспокойство, испуг, злость, разочарование, да. Но и гордость от того, что Кеншину удалось сделать с холодностью.
Он сглотнул, а потом прошептал:
– Простите меня… Мастер, Осуми-сан.
– Хорошо. Теперь пообещай не делать таких глупостей снова.
– Обещаю.
Тогда Мастер потрепал его за волосы, и Кеншин почувствовал, что прощен.
С дорог, ведущих с гор на западное побережье, снег почти сошел. После двухнедельного путешествия они достигли Мацуэ, довольно быстро, на самом деле. Разумеется, в одиночку Хико сделал бы это за несколько дней. Даже с сопровождающим его Кеншином было бы гораздо быстрее, чем теперь. Мальчик становился все сильнее.
Но они сопровождали Осуми-сан и должны были нести некоторые из ее самых ценных пожитков, так что задержка была обоснованна. Она обеспечила их всеми съестными припасами, которые они только захотели, и заменила их худшую одежду новой, которую сделала во время долгих зимних месяцев. Хотя самым интересным было то, что она дала им все это в подарок, ни за что. Понимание этого факта позволило Хико легче принять ее великодушие. В конце концов, у него была гордость.
Соседа Ичиро они больше не видели и не слышали, но они ушли спустя несколько дней после того, как этот человек пришел и вылил на них свои грубые требования. Ждать дальше не было смысла, и, имея принятое решение о путешествии, было трудно вернуться к мирной гармонии, необходимой для жизни в тесном помещении.
По правде говоря, Хико не верил, что способен оставаться на одном месте так долго, после того, что с ним случилось. Он много лет странствовал, будучи уверенным только в этом. Но когда стало ясно, что ему либо придется оставить Кеншина, либо научиться игнорировать собственное неудобство, это стало неочевидным выбором.
И Осуми-сан не делала этот выбор легче, с ее постоянным заигрыванием и не такими уж неуловимыми улыбками. У него не было ни малейшего намерения оседать на месте. Семья не для людей с таким долгом, как у него. Но когда Осуми-сан определила центр его сопротивления, и сменила тон, ясно давая понять, что не заинтересована в браке… решение оказалось несложным. Он нравился женщинам. Он просто хотел позволить ей поработать над этим. Ничего хорошего не было в том, чтобы позволить женщине знать, что она уже выиграла. Это только осложняет с ней отношения в дальнейшем.
А потом случился этот фокус с ки, который провернул маленький паршивец. Хико никогда не видел ничего подобного, не видел, чтобы духовную энергию использовали таким образом. Но, оглядываясь назад, он должен был понять это раньше. Кусочки картинки сложились: инцидент с Асано и побег, но в то время Хико не уделил этому должного внимания. И добавим тот факт, что Асано убеждал его несколько дней, а Кеншин сновал с хозяйственными делами вокруг лагеря, так что вполне возможно, он слышал их разговоры обычным образом.
Ки мальчика всегда находилась в движении, когда они путешествовали. Только в доме Осуми-сан она оставалась спокойной. Хико не знал, что с этим делать, но не верил, что это станет проблемой. В конце концов, раздражающая привычка «голова в облаках» тоже пропала. Но потом он поймал мальчишку, прячущимся у хижины, забросившим тренировку и проигнорировавшим его инструкции.
Хико немедленно насторожился.
На следующий вечер мальчик притворился спящим. Хико тогда этого не понял, но на следующий день порылся в памяти, когда мальчик так явно наблюдал за сборами Осуми-сан, смотрел на нее, смотрел на Хико…
Было очевидно, что он знал то, чего не должен был.
Так что Хико сделал то, что любой мастер сделал бы на его месте и выяснил, в чем дело. Объяснения маленького паршивца на самом деле ошеломили его. И разбудили его гнев. Но и его гордость. Это был настолько явный признак того, что он поступил правильно, взяв мальчика в качестве ученика – Кеншин будет идеальным. Он уже превысил пределы известного использования ки! Достойный наследник Хитен Мицуруги, и в будущем, Хико Сейджуро тринадцатого.
Необходимо выяснить, что еще мальчик может делать с ки, но позже.
Они достигли города-крепости Мацуэ без проблем и сопроводили Осуми-сан в дом ее отца. Хико был удивлен, что Осуми была дочерью семьи Шиоми. И то, что она описывала как какие-то деньги, на самом деле оказалось роскошью. Не то чтобы это имело значение для Хико. Он видел богатство и ушел от него. Но все равно удивляло осознание того, что он разделял хижину и футон со знатной дамой. Когда они добрались до поместья рядом с замком Мацуэ, в районе проживания самураев, она подмигнула ему и спросила:
– Все еще не заинтересован в браке?
Он усмехнулся и возразил:
– Почему? Ты предлагаешь, женщина?
Они встретились в ее отцом, Исаму, у ворот большого поместья. Самурай оказался пожилым человеком с быстрым острым умом, выдержанными манерами и лукавыми искрами в уголках глаз. Он приветствовал Осуми-сан как человек, который уже поверил, что потерял надежду, а затем с признательностью попросил мечника и его ученика остановиться на ночь и насладиться их гостеприимством.
Кеншин смотрел, распахнув глаза, с того самого времени, как они достигли самурайского района старого города, и выглядел настолько нелепо, что это становилось смешно. Неловкость мальчика только усугубилась в богатом доме, так как он явно не имел ни малейшего представления, как вести себя в окружении слуг и вопиющей роскоши. Увидев, как он таращится, Хико быстро решил начать учить мальчишку правильным манерам. Не подобает его ученику вести себя, как деревенщина.
К счастью, Исаму-сан был удивлен, но не оскорблен присутствием мальчика. Хотя, вероятно, это из-за очевидно любящего отношения к нему Осуми-сан.
Вечером пожилой самурай пригласил Хико на чашечку саке. Они устроились в кабинете, попивая прекрасное подогретое рисовое вино, и старик снова продолжал благодарить Хико за то, что он благополучно привел его дочь обратно. Вежливая беседа началась оттуда, но по ходу, казалось бы, благожелательной дискуссии, самурай тонко подвел разговор к выяснению взаимоотношений Хико и Осуми. Умная тактика, которая ясно дала понять, что независимо от того, насколько старый самурай казался добрым и понимающим, он все еще оставался опасным человеком. Не из тех, кого Хико хотел бы иметь в качестве оппонента. Так что Хико дал понять, вежливо, но твердо, насколько возможно, что у него не было ни малейшего намерения осесть, и у нее тоже. И давление на нее в этом деле только побудит ее уйти.
Старый самурай только кивнул, казалось, удовлетворенный.
Но после, только Хико подумал, что смог избежать подводных камней, Исаму-сан тихим голосом сделал неожиданное замечание:
– Я был знаком с Хико Сейджуро двенадцатым. Много лет прошло… Но я слышал много хорошего о его ученике.
Нечего и говорить, что Хико взял паузу, совершенно пораженный. Он немедленно начал искать выход из этой ситуации, так как у него не было абсолютно никакого намерения оставаться рядом с кем-нибудь из современников старого ублюдка. Однако самурай просто продолжал, словно не замечая реакцию Хико.
– Белая Смерть также хорошо сделал свою работу, очищая леса и дороги от преступников, убирая опасных людей. Но удивительно увидеть его с учеником, тем более так рано.
В, казалось бы, благожелательных словах была явная критика, как и в аналогичном молчании старого ублюдка. Темперамент Хико вспыхнул. Меньше всего ему хотелось быть таким, как его Мастер, и он ответил с раздражением:
– Мальчик редкий алмаз без обработки. Я не ставлю под сомнение планы судьбы и богов.
С этими словами он извинился и удалился в комнату для гостей, отведенную для него и Кеншина. Возможно, это было грубостью после всех хороших манер, привитых ему в юности. Никто не имел права критиковать его или сравнивать со старым ублюдком, даже этот богатый и влиятельный старый самурай, который, так случилось, оказался отцом Осуми-сан.
Они вышли ранним утром следующего дня. Осуми вышла увидеть их и обняла мальчика, прося его беречь себя. Потом она отвела Хико в сторону и пригласила его навестить ее, когда они когда-нибудь прибредут в Мацуэ снова. Он ухмыльнулся, чуть дольше задержав взгляд на ее губах. Она улыбнулась и наклонила голову, обнажая белую лебединую шею в ответ.
«Какая шалунья», подумал Хико любовно.
========== Глава девятая. Горечь ==========
Один сам по себе… три на западе… и восемь… нет, девять в базовом лагере. И еще один быстро перемещающийся. Первый погас, и внезапно несколько в середине задвигались, их крики разносились далеко, так что он смог услышать их даже на таком расстоянии. Кеншин съежился, ненавидя эти вопли.
Стояла душная жара, пока горячее летнее солнце висело над верхушками деревьев и продолжало нагревать воздух. Комары летали над ним, и он лениво прихлопнул того, кто укусил его. Комар умер так же быстро, как маленькие мерцающие ки, исчезающие вдалеке один за другим. Ему все еще это не нравилось, но куда бы ни шел Мастер, он следовал за ним. И, как объяснил Мастер, время от времени ему приходилось защищать счастье простых людей. Что предстоит и Кеншину однажды, как мечнику, практикующему стиль Хитен Мицуруги.
Просто он иногда не понимал, как убийство людей защищало счастье простых людей. Он даже спросил об этом, но Мастер сказал, что люди, отказавшиеся от честного заработка и решившие грабить и обирать других, не имеют права жить. Поэтому убийство некоторых, как сорняков в саду, помогает другим хорошим и простым людям меньше страдать. В конце концов, у них и так была тяжелая жизнь с «увеличением налогообложения, иностранных требований и экономической нестабильности».
Так что, каждый раз, встречая в своем путешествии бандитов, Мастер тратил время, чтобы «очистить» лагеря.
И…
«Меч это оружие. Кендзюцу это искусство убийства. Вот в чем правда. И ты знаешь это, Кеншин». Это правда, но все же…
И что еще хуже, наблюдение за смертью людей иногда возвращало живые воспоминания о смерти Касуми и бойне. Мастер сказал, что они со временем пройдут, как большинство обычных кошмаров. Однако живые воспоминания пугали Кеншина и выбивали его из колеи, и случилось еще несколько инцидентов с энурезом. Это было в высшей степени неловко, даже постыдно, но Мастер просто проигнорировал эти случаи, оставляя его одного, чтобы постирать одежду и постель.
В такое утро Кеншин обычно чувствовал себя очень плохо, и по правде сказать, оценил бы сейчас утешение, предложенное Осуми-сан. Ее теплая забота успокоила бы его. Однако теперь, когда их снова было двое, это не представлялось возможным. Мастер был не тот человек, который обнимет и сделает таким образом все лучше. Особенно не сейчас, когда мечник казался холоднее. Может, Мастер скучает по Осуми-сан?
Так что вполне естественно, что Кеншин обратился к другу-духу в поисках утешения и заботы. Тот услужливо напомнил ему о теплых вещах, образующих стену между ними. И медленно, когда чувствовал, что нуждается в ободрении теплыми утешительными ощущениями и воспоминаниями, он принимался расширять дыру в стене.
В дополнение ко всему, она приносила пользу при обучении теперь, когда Мастер начал учить его как использовать холодность – ки – чтобы лучше чувствовать других людей. И делать это было проще, если у него было больше холодности по эту сторону стены. Однако он не слишком часто разбирал стену, потому что в первую очередь это было очень утомительно. Во-вторых, Кеншин заметил, что когда он удалял куски стены, они исчезали. По правде сказать, это немного пугало. Помимо того, что они слагали стену, это еще были воспоминания. И хотя они были не такими уж важными, Кеншин не хотел терять их. Так что он решил прикасаться к ним и расширять проем в стене только тогда, когда это необходимо.
Тем не менее, несмотря на плохие и тревожащие вещи, учиться владеть мечом было интересно. Кеншину нравилось думать, что он станет таким же, как Мастер. Тогда он тоже сможет защищать людей, и никто не сможет отнять у него тех, кто ему дорог.
Они снова путешествовали в эти весенние и летние месяцы, Мастер научил его еще двум ката и начал сражаться с ним. Ну, это было больше похоже на следующее: Мастер велел ему нападать, и когда он сделал это, пришлепнул его, как муху. Но было забавно. Это было новым и более настоящим, чем бесконечные повторения основных ударов или похожих на танец ката.
– Сколько ты насчитал, Кеншин?
Ооооо, Мастер вернулся! Кеншин выбрался из мягкой лесной подстилки, в которой прятался. Сколько было…? А, был этот один, потом три и девять, так что всего…
– Тринадцать!
Мастер кивнул.
– Верно. Ты становишься более точным. На этот раз ты даже заметил троих в восточной части лагеря.
С этими словами мужчина начал пробираться на дорогу через лес. Мастер ощущается теплым. Кеншин разинул рот. Это ощущалось как одобрение. Улыбка поднялась к губам, и он бросился вслед. Ради этого теплого ощущения и кивка он сделает все, что угодно.
Мастер, как и всегда, шел вперед большими шагами, но несмотря на сухую и жесткую землю обочины, совершенно бесшумно. Так он ходил независимо от того, где ступал. Это было необычно, и Кеншин пытался копировать его, потому что это умение было на самом деле крутым. Может, однажды ему удастся удивить Мастера, не всегда же ему удивляться.
Милю спустя они достигли дороги и направились на восток. Мастер сказал, что сейчас они двигались в сторону провинции Бидзен. Он не объяснил почему, но он почти никогда не объяснял свои мотивы Кеншину, так что это не ново. Сказать по правде, Кеншин был абсолютно уверен, что мечник и сам не знает, просто идет куда глаза глядят. Такой способ путешествий не казался полезным, но благодаря ему Кеншин постоянно видел новые места. Они останавливались в деревнях, чтобы пополнить запасы, а если деньги заканчивались, Мастер находил себе работу.
Как и обычно, они разбили лагерь на закате. Мастер развел огонь, предоставив Кеншину право зарыться в запасы в поисках котелка и риса. С некоторых пор Кеншин пытался готовить для них. Разумеется, он постоянно ошибался, рис подгорал и были другие досадные ошибки, но Мастер почти не комментировал это. Надо думать, не из доброты или чувства такта, а потому, что сам в действительности был не лучше в этом деле.
С другой стороны, благодаря урокам Осуми-сан Кеншин имел некоторые представления о том, как стать лучше. Тем не менее, несмотря на то, что готовка ему нравилась все больше и получалась все лучше, он не мог не скучать по стряпне Осуми-сан.