Наконец, она вышла, вручила мне мой ключ, и мы пошли на так называемую линейку. По дороге она внушала мне, как важно уважать старших, соблюдать распорядок лагеря и быть образцовым пионером. Приставания прекратились на простом вопросе:
— Я очень хотел бы стать образцовым пионером в этом лагере. Вот только захочет ли образцовый пионер быть мной?
Так мы и дошли до площади, где стояли строем уже известные мне пионеры и пионерки. Одэвочка начала зачитывать распорядок дня и план на неделю, из которого я понял только про трёхразовое питание, ночной сон, свободное время и немного общественных работ. После линейки она подозвала меня к себе и вручила какую-то бумажку:
— Это обходной лист. Тут четыре позиции. За сегодня тебе нужно везде отметиться. Во-первых, записаться в клуб, они у нас в здании кружков и отдельно – музыкальный. Во-вторых, в медпункт зайти. Ну, и в-третьих – в библиотеку. Всё понял? — Так точно! — и тут я вспомнил, что скоро обед. — Есть обойти всех после обеда! — Какой после? Обходной лист важнее! — А… — Я тебе опять бутербродов возьму. Куда идти-то, знаешь?
Я кивнул и пошёл. Как только я скрылся с её поля зрения, желание пойти на обед стало гораздо сильнее. Может, сначала сходить туда, а потом…
“Стоп! — мгновенно возникла мысль. — Это же ситуация выбора!”
Жизнь — череда выборов. Выберешь одно — откажешься от другого. Но можно усидеть и на двух стульях. Чем больше вариантов есть для выбора, тем сложнее выбрать все сразу. Но тем изящнее решение.
Нужно обойти 4 места и собрать там подписи в произвольном порядке. Это означает, что у меня есть 24 варианта обхода. Плюс можно выбрать пойти и не пойти в столовую обедать — но она скоро закроется, так что туда или идти в первую очередь, или не идти вообще. Значит, мне нужно обойти все места, но ни одним из 24 вариантов, плюс одновременно пойти и не пойти в столовую обедать.
Со столовой всё просто: нужно пойти туда, но не чтобы обедать. По аналогии, в любую другую локацию нужно пойти, но не чтобы получить подпись. И тем не менее нужно всё обойти и собрать подписи.
Например, надо записаться в клуб. Нужно записываться в клуб, но в клуб не записаться. Нужно идти туда не за подписью, но подпись в итоге получить.
Так я и дошёл до здания клубов. Внутри, что интересно, оказался только один клуб, притом со знакомым лицом:
— Привет, Элеежкин. — О, привет, Семён! А мы тебя ждали. — Что, серьёзно? — Ну как же, ты пришёл в наш клуб кибернетиков записываться, так?
Внутри всё было похоже на заведения “Из грязи и палок в корабли и ко звёздам”. Серьёзно, провода, схемы, инструменты и парочка пионеров — собственно Элеежкин и ещё один, вроде поумнее.
— Знакомься, это Шурик, он у нас главный! — А вас в клубе этом только двое, я так полагаю? — Ну, можешь считать, что уже трое, — улыбнулся Элеежкин.
Главный подошёл ко мне и протянул руку:
— Добро пожаловать. — Ушлый Ушурик. Уважаю, — я скрепил знакомство рукопожатием. Мои глаза забегали. — Давай я тебе тут всё покажу! Ты не стесняйся, располагайся, — сказал Элеежкин. — Да, покажи, где у вас тут в клубы записывают, а то я тороплюсь — у меня обходной лист… — Не волнуйся, ты к нам запишись, а мы тебе его подпишем, — ответил Элеежкин, доставая журнал. — Спасибо, — улыбнулся я, бесцеремонным образом отобрав у него журнал и бланк заявления с ручкой и начав записываться. — Скажи, а тебе удалось тогда убежать от Двачесски? — Ну, да… А ты не боишься Алису так называть? — Мне можно.
Тут в помещение вошла красотка с непредсказуемым именем.
— А, Семён! Надеюсь, они тебя тут не достают? А то я их знаю – они могут! — Да, я тут с обходным листом хожу… — Так это не проблема, давай сюда, — она взяла у меня обходной листок и подошла к Ушурику. — Подписывай! — Ну подожди, мы ещё не закончили… — Закончили! Подписывай!
Она посмотрела на него так, что возражать он не решился и быстро поставил свою закорючку. Я быстро забрал него листок и, не давая опомниться, подсунул ему заявление и журнал, чтобы он и там поставил подписи. И только поставив их, он заметил, что вместо “Семёна” к нему записалась “Алиса Двачевская”.
С именами у меня, конечно, плохо. Но не до такой степени. Тем более я не просто так переспросил про неё у Элеежкина. Ха-ха-ха.
— Пока, Элеежкин. Приятно было познакомиться, Укуриш. Спасибо, Класснопопка! — кивнул я своей спасительнице. Стоп, я ей, кажется, какое-то другое имя придумывал?
Пока они все были под впечатлением от моей реплики, я с испуганным видом поспешил удалиться.
Прозвенел сигнал на обед. Кажется, пора. В столовой я минут 15 пытался объяснить поварихе, что мне нужен не обед, а подпись, и что раньше подпись поварихи не требовалась, а вот специально для меня вожатая попросила сделать исключение. За время уговоров я заметил шныряющую туда-сюда Улькету. Улучшив момент, когда мы оба были вне поля зрения поварихи, я таки поймал девчонку с добычей — бутербродом с большим куском жареного мяса, сладкой булочкой и конфетами. Всё это было немедленно конфисковано.
— Эй, отдай! Это моё! — Чем докажешь? — Было у меня, значит, моё! — насупилась она. — Теперь у меня. Значит, моё, — передразнил я. Улькета обиделась. — Но как же можно не поделиться с товарищем?
С этими словами я поделился с ней половинкой бутерброда и булочки. Девчонка обрадовалась и стала уплетать, а я, видя такое, не сдержался и потрепал её по голове.
— А хочешь ещё и конфет? — Конечно!.. — А давай так. Вот видишь обходной лист? Мне осталось подписать в музыкальном кружке, медпункте и библиотеке и вернуть вожатой. — Ты хочешь, чтобы я за тебя сбегала? — её тон явно не был довольным. — Зачем, можно ведь сделать всё гораздо интереснее. Отнеси его в одно из указанных мест, а я должен буду найти. Идёт? — я заговорщически подмигнул. Она быстренько сжевала свою еду, выхватила лист и, хитро улыбаясь, побежала.
Кажется, сработало. Как минимум с одним из мест. Так, куда бы дальше податься?
После недолгого раздумья выбор пал на библиотеку. Небольшой одноэтажное здание с пристройкой. Судя по всему, особым богатством коллекции не могло похвастаться. Вход внутрь подтвердил это впечатление. Библиотекарша, очередная милашка, просто мирно спала посреди своих общественных обязанностей. Беглый осмотр показал, что моего листа здесь нет, так что я решил спокойно поесть. Интересно, куда же всё-таки Улькета отнесла мой обходной лист?
— И что ты тут делаешь? — послышался недовольный голос. — Обедаю. — В библиотеке? — Пищу для ума и тела надлежит потреблять совместно, — ответил я, поворачиваясь в сторону звука. Как оказалось, это была библиотекарша. — Ты закончил? — дружелюбие в её голосе уменьшалось со значений около нуля до значений отрицательных. — Думаю, да. А ты кто? — Я Женя. — Сюда обходной лист не приносили? — Нет. Это всё? — Да. До свидания, Жуня. — Я не Жуня, — в её голосе появилась свирепость. — О да. Ты не Жуня. Ты Жуча. Кого хочешь отжучишь, — сказал я, уходя. Судя по звуку, хотя бы часть фразы она услышала, так что я поспешил ретироваться.
Следующим пунктом оказался медицинский. Проблем со здоровьем у меня пока нет, но вдруг понадобится что достать из веществ? С этими мыслями я вошёл в медпункт. Самый обычный, без изысков. Надеюсь. И что-то надежды мои стали таять…
— Ну привет… пионер, — сказала медсестра. Обтягивающий халат, красивое бельё под халатом — не то притягивали, не то отвлекали внимание от её фигуры. Правый глаз красный, левый синий, и изысканные тёмно-фиолетовые волосы. И всё это обрамлялось зычным, сочным голосом. — За контроль надо мной борются режим “она сильнее паровоза” и зашкаливающий жопометр!.. — выпалил я первое, что пришло на ум. — Эээ… Как вы думаете, это заразно? — Не так быстро… пионер. Я здесь медсестра. Меня зовут Виолетта, но ты можешь звать меня просто Виола. — Я могу, — кивнул я. — Хорошо. Садись на кушетку. Раздевайся. — Я тоже могу, — сел я. — А зачем? — Здоровье твоё будем проверять. Зрение, например, — она плавным движением достала стетоскоп. Хорошо, что не указку для таблицы проверки зрения!
Мои руки как-то сами потянулись снимать одежду, и потому лишь усилием воли я заставил себя встать и, двигаясь, медленно стал снимать с себя одежду. Притом настолько медленно, будто ещё чуть-чуть — и я просто начну на себя что-то надевать.
— А я хотел спросить… — Потом, — она начала двигаться в такт мне. — За что я вас уважаю, Виолестра, так это за профессионализм! — сказал я, со смесью уважения и восхищения глядя ей в глаза. — ? — Так у вас будет оттенок… роковой женщины!
Мы то сходились, то расходились, и неизвестно, чем бы всё кончилось, как нас прервал Элеежкин. С фингалом под глазом.
— Эээ… Я сегодня на футболе… упал, — покосился он на меня. А я то-тут причём? — Ты что-то хотел спросить? — разочарованно спросила меня медсестра, посерьёзнев. — Да, тут обходной лист никто не приносил? — Да нет. Это всё? — Да, я пошёл. До встречи, Виолестра, Элеежкин!
Тот погрозил мне кулаком. И тут до меня дошло.
— Ты что, дразнил… — Ты же сказал, что её можно называть Двачесской!.. — Да. Мне можно.
С этими словами я выбрался из медпункта.
Музыкальный кружок также представлял из себя небольшое одноэтажное здание. Откуда не доносилось никаких звуков. Немного удивившись этому обстоятельству, я вошёл внутрь. Внутри никого не было. Только полосатые труселя маячили из-под рояля… А, ну да.
Наконец, девушка — хозяйка нижнего белья — заметила меня, но при попытке встать ударилась головой о тот самый рояль. Потирая голову, она поднялась.
— Ой, ты новенький, да? Привет! Меня Мику зовут. Нет, честно-честно! Никто не верит, а меня правда так зовут. Просто у меня мама из Японии. Папа с ней познакомился, когда строил там… Ну, то есть не строил – он у меня инженер… Короче, атомную станцию! Или плотину… Или мост… Ну, неважно! — Очень приятно. У тебя красивые волосы, Микки, — сказал я, слегка оторопев от её возможности быстро разговаривать. Но две аквамариновые… косы? пучка? пряди? кучи волос смотрелись внушительно. — Спасибо! Не хочешь к нам в клуб вступить? Правда, я тут пока одна, но с тобой нас будет двое! Ты на чём-нибудь играть умеешь? — Ну… — Да ладно тебе, я тебя научу играть! Хочешь, на трубе, например? Или на скрипке? Я на всём умею, честно-честно. — Погоди… Ты читала несравненное пособие по игре на человеческих инструментах? — Эээ… нет. Ну то есть я много пособий читала, и для духовых, и для ударных, и не только. Но человеческих — не видела. Стой! Их же все придумали люди! Значит, читала! — И это замечательно, Мишка, — я сделал вид, будто глажу её. — Мишка? В смысле медведь? Нет, вряд ли, я не такая большая и косолапая… Или ты меня дразнишь? Нет, ты вроде не такой плохой… И почему мужское имя? Хотя если плюшевый, то можно… — Дело твоё, Машка. Мне пора. Приятно познакомиться. Бывай! — Да-да-да, конечно, давай! Ты заходи, не стесняйся! Я ещё и пою хорошо! Послушаешь, как я пою японские народные песни. Ну, или, если не нравится, может, что-нибудь из современных шлягеров?
Обходного внутри я не заметил, а конфетки для выключения потока слов мне было жалко. Так что делать там было больше нечего.
— Обязательно… А сейчас мне пора, извини. — Конечно, приходи непременно…
На выходе из музыкального кружка я встретил — внезапно — Двачесску.
— Зачем пришёл?— спросила она в своей нахальной манере. — Эээ… О! Тебя увидеть! — Увидел? — Да... — Свободен! — с этими словами она вошла в клуб.
Помахав ей на прощание, я ушёл дальше.
А что дальше-то? Обходного листа я нигде не обнаружил. С этими мыслями я стал искать Улькету и спустя время вышел к своему домику, рядом с которым сидела в шезлонге Одэвочка и что-то читала.
— Здравы будьте! Тут Улькета не пробегала? — Пробегала, она твой обходной как раз принесла, — улыбнулась она. — Ты хорошо на неё воздействуешь. — Стараюсь, — улыбнулся я. — Ну как, познакомился с нашей медсестрой? — А, так с ней надо было знакомиться?
Она не ответила, просто немного удивлённо на меня посмотрела. И продолжила:
— В какой кружок записался? — В кружок искателей невидимого горизонта. И сонь. — А у нас такой есть? — Теперь есть. Там Стэнд за главного. Потом покажу его. — Ладно, пора уже и на ужин идти.
Так мы и пошли вместе.
Имена играют странную роль. Дай имя явлению — и ты обретёшь над ним определённую власть. Чем точнее имя отражает сущность, тем сильнее эта власть. Замени имена явлений, о которых говорят люди, на свои — и ты определить способ мыслить об этих явлениях.
Среди людей имена даёт старший младшему. Если уже имеющему имя человеку дать новое и оно приживётся даже в его окружении, то оно отражает суть человека сильнее его собственного. В исключительных случаях оно способно даже её переопределить.
Так вот, к чему я: как Одэвочка поняла, о ком я спрашивал речь? Обычно все узнают прозвища друг друга и смиряются сильно позже… И, естественно, сами так друг друга не называют. Хотя, судя по Элеежкину, случается всякое…
Возле входа в столовую пионеры выясняли отношения: Двачесска наезжала на Элеежкина (у которого от фингала не осталось и следа — ну и Виолестра!), Улькета их подначивала, а пионера с хвалёными прелестями пыталась разнять. Пока к ней присоединялась Одэвочка, я выцепил девочку-ракету:
— Ты меня неплохо подколола. Уважаю, — я потрепал ей волосы.
Казалось, она сейчас треснет от довольства. Ну, почти:
— А конфеты? — Держи. — Одну?.. — Я же не сказал, сколько их будет. — Эй! Я же за тебя его заполнила! — А за это я тебе ничего не обещал, ты это сделала сама. — Так не честно!.. — Есть такое. Тогда дай в качестве благодарности тебя помацать!..
Улькеты и след простыл. Чудно.
Так уж получилось, что свободные места были только у столика с Машкой. Я стал морально готовиться к очереди из словесного пулемёта.
— Не возражаешь, если я здесь присяду? — Ой, да, конечно! То есть нет, не возражаю! То есть да, садись конечно!
Ответить ей, что ли…
— Сегодня, смотри, гречка. Ты любишь гречку? И варёная курица! Я вообще курицу не люблю. Ну, то есть не то что не люблю… Но если бы меня спросили, что бы мне больше всего хотелось, то бефстроганов или рагу… Нет, может быть, просто котлета! Или ромштекс! Ты любишь ромштексы? — Не знаю. Тут многие очень милые. Так бы и съел, — подмигнул я ей.
Она потаращилась на меня и продолжила:
— Но вот десерты, знаешь, мне здесь не очень нравятся. Я мороженое люблю! Ты любишь мороженое? Особенно пломбир «48 копеек», но и «Ленинградское» тоже. Ой, прости, я всё о себе! Может, ты больше эскимо любишь?
Я стал сочинять ответ. Но в нужное состояние войти не сумел. Глаза забегали. Доедать я стал значительно быстрее.
— Знаешь, я однажды купила вафельный рожок, начала есть, а там внутри шуруп! Представляешь? Настоящий такой шуруп! Или болт… Я, честно говоря, в них не разбираюсь! Шурупы – это которыми закручивают гайки, а болты – это такие, которые отвёрткой, да? — Может быть. А ты знаешь, как заинтриговать? — Да? А как? Мне вообще много-много всего интересно. В мире всегда столько всего происходит, не знаешь, чем закончится. Вот вчера, например… Ой, ты же спрашивал… Ну так как? — Завтра расскажу. А тебе приятного аппетита! — я сделал вид, что её глажу, и ушёл, не слушая её попыток уговорить меня рассказать сегодня.
Вечерело. Лагерь потихоньку преображался.
Нет ничего столь же различного, как память и воображение. Она обращена в прошлое, оно — в будущее. Она хранит, оно создаёт. В ней всё действительное, в нём лишь возможное. Но противоположности притягиваются, как две крайности одной и той же сущности.
Припомнить — значит собрать заново из имеющихся форм и опорных моментов. Поэтому можно вспомнить то, чего никогда не знал (дежавю) или забыть то, что знал всегда (жамевю). Но механизм даёт сбои: можно вспомнить что-то одно, но без другого оно не соберётся ни в воспоминание, ни в фантазию — и тогда слово (а то и целый текст) будут будто проситься слететь с языка, но не смогут его покинуть. Это прескевю.
Сюда же относится синдром “не смог ничего сказать, а как отошёл — целый монолог сочинил”. И вот хоть возвращайся к Машке и говори!