Сопротивление пропало, и Вселенная, в соответствии с магией Ньютона, отшвырнула меня назад, спиной на фонарный столб.
Грузовик прогрохотал в сантиметре от моей ноги, обдав бензиновой вонью и пылью. Водитель ничего не заметил. Тень, лужей растянувшаяся на трассе, судорожно дернулась, реагируя на контакт с покрышками.
Хватаясь за столб, я медленно поднялся. Долгий миг не решался глянуть в сторону Давида: успел ли я убрать его с дороги? Или увижу черную кровь на снегу, раздавленные кости?
Давида не было. Только следы шин там, где он лежал и лезвийно тонкие, мерцающие голубым и серым нити, как поспешные швеи, стягивающие разрыв в ткани города.
Я не отбросил Давида прочь с дороги. Я разорвал Каррау и протолкнул его внутрь.
От иллюзии, которой маг пытался меня сожрать, остался лишь холм снега. Но сам враг был невредим. Ждал. И сейчас, поигрывая посохом, двинулся ко мне.
До дома Веры – десяток шагов. Занавеска на ее кухне дернулась: ведьма подглядывала. Не отпуская опору, я выпрямился.
Встряхнул правой рукой, пытаясь вернуть контроль хотя бы над этой конечностью. Потянулся на сторону возможного, нащупывая рукоять меча, и медленно вынул. Вспоминая чувствами и холодным ознобом под черепом, как это, когда тонкое тело предплечья – не предплечье, а рукоять, и гарда и равнодушное лезвие.
Я стоял возле света, так что Тень обретала длину и глубину. С мечом и Тенью, на своей территории я гарантированно сильнее. Враг потерял фактор неожиданности, и должен бежать… но вместо этого маг шел ко мне и улыбался маской, скрывающей лицо.
Маг иллюзий был грузным мужчиной лет сорока – по крайней мере, выглядел так, что значило, что это еще одна неправда.
Тень набросилась на него прежде приказа – он взмахнул посохом, отражая ее змееобразное движение.
Фонарь мигнул, рассыпал искры… и погас. Тень моя тут же отпрянула – слабая и рассеянная. Противник оказался рядом в два прыжка. Ткнул посохом – я отвел дерево мечом. … Без сопротивления лезвие прошло насквозь.
Настоящий удар обрушился сзади и чуть сбоку. Бедро пронзила боль. Я вскрикнул и упал. Вскинул оружие, прикрывая голову, но он больше не бил.
Он растворился в воздухе.
Скрипящие шаги по снегу. Враг приближался, кружил, выбирая лучшую позицию, выжидал… отступал.
В груди сжался ком, а сердце, и без того пляшущее воробьем, забилось еще сильнее, предупреждая – их здесь много. Двое? Трое?
Прежде на меня нападали только одиночки. Раз со мной был Давид, дважды – вампиры Терции, и город помогал дважды. Везло, недооценивали.
Но сейчас их двое. Или трое. И с Каррау что-то не так – иначе откуда грузовик?
Мне конец.
Себя не жаль. И даже не страшно. Я представил, как Вера кривит ярко-накрашенные губы, пересказывая подругам по ковену смерть "очередного колдуна-мужчины": едко и безжалостно, в красках. И не побрезгует срезать пару прядей с трупа – для зелий и похвастаться. Хорошо, если только волосы возьмет.
Я глянул на окно ее кухни, ожидая увидеть старую ведьму.
Но там, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, застыла ее внучка. Кулак девочки сжимал сдвинутую штору. Одна косичка расплетена, а лицо побелело до снежного цвета.
Если я умру на глазах шестилетнего ребенка, Вера меня с того света достанет.
И права будет.
Шаги кружили ближе и ближе. Можно различить присвист и нездоровый запах дыхания.
Я вновь хотел призвать Землю – но та откликнулась так легко, что я отпрянул от предложенной силы.
Враги затягивали с единственной целью: запугать. Убить в нашей дуэли не главное, главное – сломать. Это знание досталось мне высокой ценой. Вот только – кто из них получит мою силу? … Тот, кто прикончит? Они что, потом друг с другом собираются драться? Как бессмертные горцы? … Или это учитель с учеником? Логичнее.
Вот только я не боялся больше. Наоборот, чем сильнее они оттягивали, запугивая невидимым присутствием, тем увереннее себя чувствовал. И иллюзионист это понял.
– Приведи! – Гаркнул приказ слева.
Тенью, как огромной ладонью, я подбросил верхний слой снега. Снежинки закружились, лохматыми лаптями оседая в безветренном воздухе. Обрисовывая кряжистую фигуру одного нападающего и тонкую – другую.
И этот второй трусцой бежал к дому Веры.
Они видели, как я оглядывался на ребенка.
Я прыгнул на мага. Он принял удар меча на посох. Дернулся в сторону, пытаясь освободить оружие. Я повернул кисть, соскальзывая лезвием по дереву ему на кулак. Маг держал посох правильно, так что оставить его без пальцев не вышло. Но оружия силы, столкнувшись, выбили веер цветных слепящих искр. Иллюзионист отшатнулся от них – а я обрушил стопу ему на коленную чашечку.
Маг упал безмолвно.
Рука на посохе ослабла, я выдернул его у противника. Чужое оружие жглось, как кислота.
Быстрое движение руки-лезвия – отсечь врагу, явившемуся в мой город, преклонившему передо мной колени, голову. Он хотел убить меня! В Каррау, где я правлю! И смерть его должна быть медленной, нежной, долгой – чтобы смакуя сожрать его силу, как он хотел мою. Всю магию его линии, от беспечно брошенных обязательств первопредка и до клятвы ученика. Высосу его, как перебродивший плод.
Предчувствуя дармовую силу, Тень металась по улице, огромным голодным черным зайчиком перескакивая от здания к зданию. В сердцевине тела заныло предвкушающе, как от голода болят зубы. Сила – это сила. Она всегда себя стоит.
Маг иллюзий дрожал передо мной на коленях. Я вселил в него ужас, и ужас вскрывал его, как устрицу. Нет силы там, где есть страх.
Меч, просвистев голодно в воздухе, замер у шеи мужчины. Я остановил лезвие, крепко прижав и отпаивая тонкой струйкой выступившей крови. Предплечье дрожало от усталости и нетерпения. Снег кружил вокруг нас, медленный как пыль.
– Стоять! – Крик получился тихим и хриплым.
Ученик мага – уже взрослый мужчина, хотя и очень худой – замер на второй ступени, ведущей к двери Веры. Обернулся, разом бледнея.
– Пошел назад. – Приказал я еще тише.
Я следил за ним краем зрения, не отводя взгляд от более опасного противника. Иллюзионист потел, истекая силой, и проявился плотнее, хотя все еще походил на свой первый образ: большой мужчина в белой деревянной маске. Слабея, маг потянулся к сосуду – в воздухе проявилась желтовато-серая, скрученная трижды нить, идущая от мага к его ученику.
– Где… тот, что со мной был? – Спросил я. – Где мой…?
– Твой подмастерье? Не знаю. – Невнятно из-под маски.
Давид не мой ученик. И никогда не будет. Зря он так сказал. За это я его убью. Без запугивания, не пытаясь сломать. За то, что он посмел явиться в мой город. Праведный гнев накатывал волнами. Каждая следующая сильнее. Выше. Горячий напор злости сдавливал дыхание. Морозный воздух дрожал вокруг меня.
Я замахнулся коротко. Иллюзионист икнул под маской.
Штора в окне дома дернулась. Внучка Веры все еще смотрела.
Сейчас она увидит первое в своей жизни убийство.
И это правильно. Дети должны знать, насколько жесток этот мир. Особенно одаренные дети. Она будет расти, и я заточу ее как нож из годной стали. Воспитаю под свою руку. Это правильно, что она так мала – талантливых чем раньше возьмешь…
… что за дрянь я думаю?
Жар сменился ознобом – бросило в холодный пот. Я так близко был… я все еще близко.
Я ударил мечом по воздуху, не тронув плоть, но рассекая связь иллюзиониста и его источника. Нить лопнула и погасла. Ученик мага закричал, схватившись за сердце. Затем развернулся и, согнувшись, побежал. Прочь, прочь, прочь.
– Вон из моего города. – Выдохнул я.
Каррау подхватил голос, усилил, и ударной волной швырнул вслед убегающему врагу. Я говорил тихо и устало, но разбежавшееся эхо звенело торжеством.
Иллюзиониста уже здесь не было. Пропал – ушел. Слишком опасно являться в плотном теле. Конечно, легче отправить подмастерье, транслируя себя через сосуд в город. Убей я образ мага, вполне вероятно, он бы смог выжить.
Проклятые трусы.
Все они – трусы.
Я сплюнул скопившуюся во рту горечь, но это не помогло.
Земля качнулась навстречу и, раскинув руки сугроба, обняла меня, нежно и крепко.
Глава 2
Я съежился от теплого осторожного прикосновения к шее.
– Голову ниже. – Проворчала Вера. – Неженка.
К затылку прижалась губка, и теплые ручейки воды потекли по спине и плечам, пропитывая майку и капая на пол. В ране сзади на шее мерзко кольнуло, мышцы конвульсивно дернулись.
После столкновения с иллюзионистом Вера помогла мне войти в дом – дотянула, точнее. Помогла раздеться и сейчас, в меру своего искусства, обрабатывала порез. Фиолетовый вихрь тонкого тела ведьмы, пульсируя, смешивался с моим – в том же ритме накатывала тошнота. Для Веры близость к "правильной" энергии еще противнее, но ничто лучше не продезинфицирует.
– Что там? – Волосы мешали, так что приходилось держать их правой рукой, левой сжимая спинку кресла.
Ведьма не ответила. Я скосил взгляд на отражение Веры в оконном стекле. Сегодня она старше обычного: лет на семьдесят. Длинные иссиня-черные, гладкие до лакового блеска, пряди убраны в конский хвост, темные глаза с ресницами, тяжелыми от килограммов туши, спрятаны за прямоугольными очками. Силы диоптриев не хватало: Вера щурилась, и от ее глаз, словно трещины, разбегались морщины. Многослойная косметика подчеркивала, а не скрывала дряблость кожи. Она не успела переодеться с работы, только пиджак сняла, и пышный белый воротник блузки поднимался по горлу до подбородка, словно корсетом охватывая длинную шею.
Дожить до ее возраста… каково это? Время, знания, опыт. Люди, которые любили и которые все еще любят. Будучи учеником Аннаута я спокойно воспринимал то, что мне сильно повезет, если я проживу лет сорок. Не потому, что век магов короток – наоборот. Короток век тех, кто их подпитывает. Я вошел в Каррау, надеясь на защиту и передышку. И, конечно, не получил ни того, ни другого. Зато я здесь не служу никому, а значит, тоже могу однажды взглянуть в зеркало и увидеть, что поседел. Как бы это было? – Дом не для того, чтобы в нем прятаться, а чтобы стареть. Спокойно. С достоинством. В хорошей компании.
– Ну… ты не пугайся. – Легкие интонации Веры контрастировали с напряженным выражением лица.
– Что? – Хотел обернуться, но она прижала мою голову рукой.
Я сглотнул. Задержал дыхание. Что-нибудь плохое. Что-нибудь обязательно плохое. Спинка кресла скрипнула под моей ладонью.
– Кажется, – Вера напряженно кашлянула, – я вижу твой позвоночник…
И, не выдержав паузы, расхохоталась. Бросила губку в миску и отступила, продолжая хихикать. До блеска слезинок в углах глаз, до хриплых выдохов.
– Ничуть не остроумно. – Стер я воду с шеи.
Ведьма рассмеялась громче. За ее спиной хихикнула девочка. Все это время она подсматривала, прячась за дверной косяк и щекоча любопытным взглядом затылок.
В комнате, которую я снимаю у ведьмы, тесно и очень тепло. Кровать узкая и коротковата для меня. Приходится спать, подгибая ноги, а по утрам растирать колени. Маленький поцарапанный стол прижат к окну, глядящему на стену соседнего пустого здания. В другом углу – комод и вешалка для одежды, над комодом – вырезанная из календаря фотография иконы Богородицы. Такие есть в каждой комнате. Для Веры это не Дева Мария, а Богиня.
Не сильно она ее защитила, когда в дом прорвались демоны.
И я тоже не защитил.
Вера отсмеялась, и ее вихрь изменился: стал еще более едким. Ничто так не изгоняет застой и грязь, как хохот. Ведьма отжала губы и вернулась к осмотру моей шеи.
– Мы договаривались, – светски произнесла она. – Помнишь?
И вдруг – сунула в рану на моей шее пальцы, расковыривая мясо. Я задохнулся от боли. Ногти ведьмы щелкали, как будто она ловила блоху.
– Аренда на одну луну. – Сквозь зубы прошептал я. – В комнатах не есть и не курить. Не водить… никого.
– Что, это всё, что ты помнишь? – Насмешливо. Ногтями Вера потянула то, что зацепила. И тянула, тянула… Я старался не дергаться, не двигаться вообще. Мышцы от усилия дрожали, поясница взмокла.
– Не заходить на кухню. – Принялся я перечислять ее условия. – Никогда. Не спрашивать… о вашей внучке. Не разговаривать с ней.
– Не смотреть в ее сторону. – Вежливо напомнила Вера. С внезапной яростью: – Я разве зря это говорила? Я разве хоть что-то зря говорю?
Девочка подсматривала в окно и я на нее оглянулся. Привлек к ней внимание, показал, что мне не все равно.
Тень заметалась по комнате, вместо меня корчась от боли.
Тянущая омерзительная боль сошла на нет. Я прерывисто выдохнул. По спине, кажется, сбегали капли не только пота, но и крови.
Комнату заполнил густой трупный запах. Вера швырнула в миску тонкую извивающуюся черную нить.
Лучше бы она правда видела мой позвоночник.
Затем ведьма вновь сунула ногти в рану, цепляя второго паразита. Я задохнулся от боли ударившей, словно молния, вверх – в голову, и вниз – до копчика.
– Главное требование, – жестоко произнесла ведьма, – не гадить, где живешь. Никаких поединков на моей улице. Никаких кишок на моем крыльце. Это было недостаточно ясно?
Под пальцами Веры бился чужеродный, но уже начавший вростать в меня, нерв. Она потянула его, наматывая словно пряжу на фаланги пальцев. Стараясь, кажется, сильнее помучить – и паразита, и меня.
Она еще что-то ворчала о правилах, но я уже не слышал. Это было далеко. Намного дальше, чем острое чувство длинного тонкого тельца, которое протягивают сквозь мясо, и которое цепляется за него крючками.
Вторая нить, которую ведьма швырнула в подготовленную тарелку с молоком, была зеленой и расползлась гнилостными волокнами. Облегчение накатило вместе с головокружением – так остро, что показалось, я сижу вверх ногами.
Вера положила обе ладони на мою шею. Надавила. Выдержала несколько долгих секунд и отстранилась резко.
– Перекисью сам зальешь, – Бросила она, разом отходя на три шага.
Я прислонился лбом к спинке кресла. Сидел так секунд пять , прежде чем просканировать себя: больше паразитов нет, рана гораздо меньше, чем казалось.
Когда я обернулся, ведьма брезгливо встряхивала кистями.
– Я должен принести извинения. Но вы знаете, что не буду.
– Мне от твоей вежливости – что?
– Как знали, – перебил я ее, – что однажды кто-то пойдет за мной и найдет у вас. Завтра утром меня здесь не будет.
Ведьма сняла с плеча идеально-белое вафельное полотенце и тщательно вытерла им руки. Ее внучка опять выглядывала опасливо из-за двери.
– Моя прабабка умерла в сто двадцать шесть лет. – Процедила она, – Грибами отравилась. Гусыня старая.
Вера сложила полотенце квадратом, угол к углу. И еще раз. И еще. Жестом велела девочке скрыться.
– Дом мне достался от нее. – Поймав мой взгляд: – Единственное, в чем я уверенна: пока маг города живет под этой крышей – она не грохнется на землю. Поэтому я на тебя злюсь. Но не гоню. И я уже взяла кредит на кофемашину. Буду твоими деньгами платить.
И Вера вышла, плотно закрыв за собой дверь. Не желая слышать растерянное и запоздалое "спасибо".
Следующие полчаса я наводил порядок и, неудобно вертясь перед зеркалом, трижды обрабатывал рану перекисью. "Рану" – громко сказано. Порез длиной с ноготь, а жжет ужасно.
Затем перебрался на кровать и лег лицом в подушку. Через стену доносилось пение: ведьма усыпляла девочку.
Мышцы ног подрагивали, но реакции на нападение все еще не было. Неправильно, что нервной "отдачи" нет. Как будто я привык.
Закутался в одеяло. Хорошо бы выключить свет, но это ослабит Тень. С лампой безопаснее. Стоило смежить веки – перед глазами мелькали сцены то боя, то рушащегося дома, то обнаженная спина Терции. Лучше смотреть на подушку.
Вера меня не гонит. Чудеса случаются, и проблема с жильем временно решена.