— Ты уезжаешь? — уточняет она, а в мыслях «Не надо! Только не сейчас!».
— Да. Так надо. Понимаю, это большой срок, но иначе я не могу.
— Неужели ты не можешь отказаться?
— Нет, это поможет мне продвинуться дальше. Я, как ты знаешь, не очень люблю сидеть на месте… Почему ты не рада?
— Я рада такой выпавшей возможности, но прошу тебя, давай обсудим это. Тебе ведь необязательно в этом году ехать? Ты можешь…
— Не могу! — резко прерываешь её (откуда эта внезапная злость?!). — Я слишком долго к этому шёл, и сейчас ты хочешь все мои труды, моё потраченное время пустить в никуда? Второй возможности у меня уже не будет!
— Ошибаешься, у тебя будет много ещё возможностей…
Ты вырываешь руку — да что она понимает? Эта её уверенность, откуда она?
— Что ты знаешь? Ничего! — Не намереваясь продолжать разговор, поднимаешься по ступеням.
— Ты прав, я ничего не знаю о том, как бывает тебе сложно… Подожди! — отчаянно произносит она, но ты, не дослушав, хлопаешь дверью. Обида внутри тебя перекрывает любовь.
Всего один инцидент, а сколько проблем…
На следующий день, пресекая попытки Ланы поговорить с тобой, игнорируешь, убегаешь, закрываешься. Делаешь всё возможное, дабы не видеть её — было неприятно, но не о такой ли реакции предупреждали коллеги по работе: «Ты говоришь, что твоя жена-лапушка обрадуется? Я посмеюсь тебе в лицо: она начнёт упрекать и пытаться тебя отговорить» — всё так, как они и сказали. Оттого и раздражение. Оттого и приходится так себя по-дурацки вести.
Рано утром, взяв собранные вещи, намереваешься, не попрощавшись, отбыть на шесть месяцев — Лана останавливает тебя у выхода. Эта встреча. Последняя. Судьбоносная. Если бы только знал ты, что будет дальше…
— Не уходи, — с мольбой, произносит она. — Не уходи…
Игнорируя, проходишь вперёд.
— Мне страшно! О стольком надо тебе рассказать… — Хватает тебя отчаянно за руку, но ты ни в какую. — Почему не пытаешься меня выслушать?
Непроглядный туман лёг на город — не видно соседних домов, зловещая атмосфера. Достав ключи из брюк, сняв сигнализацию, кладёшь вещи в багажник машины.
— Как приеду, позвоню, — по-холодному бросаешь ты.
— Не оставляй меня тут одну… — Ты поворачиваешься к ней спиной, берясь за наружную дверную ручку автомобиля. — Меня кто-то преследует. Этот человек, он… он хочет меня убить! — со слезами на глазах, падая на колени, бредит, как тебе кажется, она.
«Они, эти женщины, сделают всё возможное, чтобы нас удержать», — как назло вспоминаются тебе слова, позволяющие с грузом на сердце выписать жене смертный приговор; садишься в машину и, прежде чем уехать, опускаешь стекло, по-прежнему не изменяя морозным ноткам:
— Уж коли так считаешь, что есть некто, способный на подобное, заяви об этом в полицию.
Какое-то время Лана продолжает сидеть на земле, не веря в совершённое тобой действие — отъезд. Неужели ты не видел, как она честна, сколько о многом нужно было ей ещё поведать тебе (о твоём новом статусе, к слову, и её, она забыла упомянуть, по-глупости)? Но, выбрав работу, послушавшись друзей, ты вырвал «цветок любви» и кинул его под ноги безжалостно растоптавшего неприятеля.
Так любил её? Красивые слова.
Так хотел быть всегда рядом? Медовая правда.
Белая (как её можно назвать) счастья линия окрасилась в красный цвет: впереди ожидает самое удручающее, выбивающее из колеи и заставляющее тебя ещё больше сожалеть, содрогаясь и навзрыд крича, — шесть с половиной месяцев спустя происшествие.
Вернувшись в опустелый дом, не застав ничего, кроме покинутости, в твои руки попадает в аккуратном белом конверте письмо, а в нём — приглашение на свидание…
Вжих-вжих-крамс.
========== Шаг 4. К правде ==========
Шесть месяцев. В чужой стране. Далёкой и холодной. Жизнь, пусть даже с доброжелательными ительменами, не способствовала спасению от невыносимых сожалеющих мыслей, обуревавших каждый день в одиночные часы. Отвратительный поступок, оправдать который, после «открытия глаз», не помогло ни желание получить повышение путём собирания нужной информации, фотографических материалов для художественного фильма, ни советы коллег, думающих, что раз «они так живут, то и у других творится то же самое». Это тогда хотелось «яблоко» сорвать, да что в итоге? Искусил соблазн, на душе — несмолкающая раскаяния буря, утихомирить которую помогали недолгие телефонные разговоры с родственниками, к которым Лана перебралась. На вопросы вроде «Передать ей трубку?» и «Не хочешь с ней поговорить?» ты, не находя сил в себе, отнекивался, придумывая причины, позволяющие завершить разговор, удаляясь в раскаяние. Что двигало тобой в те минуты, сложно понять: хватило бы простого «Извини меня», но, мечась, пропускал через пальцы безмерно уходящее время.
После окончания поездки, вернувшись обратно в свой небольшой, но дорогой сердцу город, первым делом поехал домой, зная, что её не будет там. Объяснить это можно было так: в вещах, в предметах, во всём — был ваш «дух», та самая «атмосфера», и, погрузившись в неё, можно было без страха сказать громко: «Я вернулся, всё хорошо», становясь прежним, полетев окрылённым к единственной и незаменимой.
Но пристань — это дом — была не гостеприимной. Мебель прикрыта тканью, жалюзи закрыты, нет света, электричества. Из-за темноты дверь осталась открытой. Всё это вызывало удивление, но ещё большее — это письмо, аккуратно лежащее на кухонном столе. Чтобы ознакомиться с ним, пришлось возвратиться ко входу, останавливаясь у окна, убирая в стороны плотные шторы (зачем их вообще сюда повесили?).
Письмо. Улика. Леденящий ужас. Дрожание палец. И твои последующие ошибки.
«Здравствуй. Перейду не только на «ты», но и сразу к делу. Если ты читаешь это письмо, значит, твоя командировка закончилась двадцать шестого августа. Могу ошибаться, но к тому моменту, как письмо будет прочитано, день возвращения не будет играть существенной роли.
Что всё это значит? Простыми словами, эксперимент, проводимый в целях нахождения ответов. Каких именно? Не бери в голову. Не этим будут заняты твои мысли следующие часы.
А чем? Может, спасением жены, Ланы, и ещё двенадцати женщин?
Не стоит рвать бумагу, посчитав это шуткой. Всё по-настоящему.
Если листок ещё цел, перейду к задаче. Суть проста: успеть предотвратить убийство тринадцати человек за отведённые часы.
Условие: на поиск и спасение выдаётся ровно три часа, последующие задержки будут караться одной женщиной в час. Другими словами, на всё у тебя есть пятнадцать часов, без учёта Ланы. Её смерть будет последней. Или не будет, если, конечно, словишь успех.
Ограничения:
1. Об этом письме полицейские не должны узнать из твоих рук, иначе судьбы тринадцати, к моменту их приезда, будут печальны.
2. На указанное место ты должен явиться один, без сопровождения друзей, родственников. Животных.
В остальном можешь делать всё, что угодно, даже сжечь письмо.
Но пока ты этого не сделал, наше свидание состоится в Палмер Авеню, в той части, где разместились заброшенные дома, посреди заросших полей, — времени достаточно, чтобы добраться и прийти к положительному исходу, и это с учётом того, что использована будет машина, а пробки не станут препятствием.
Наконец, я подошёл к заключению. Всё начинается — сейчас…»
Письмо оборвалось; и как только ты оторвал от него свой взгляд, не успевая обдумать содержание, но ощущая тревогу, — громыхнул выстрел, упали стёкла на пол, в стене образовалась небольшая дыра от пули, пролетевшей настолько близко, что отклонись ты чуть в сторону, она всенепременно попала бы в тебя, но видно — это был предупреждающий сигнал. Началось!
Упав вниз, прикрывая голову, какое-то время оставался в таком положении, ожидая нового выстрела, которого в итоге не последовало.
Быстро покинув дом и садясь в машину, едешь, нет, не на указанную улицу, а на противоположную ей — Даунтаун, покидая оживший в две тысячи девятнадцатом году реконструированный Ново-Даунтаун, ставший не только пригодным для проживания, но и вобравший в себя примечательные виллы, магазины, постройки…
Нужно было тогда понять — правда это или розыгрыш (почему-то пролетевшая пуля не убедила тебя), потому дальнейшие минуты, перешедшие в полчаса, потратил на то, чтобы добраться до родительского пристанища.
Выбегая впопыхах из машины, что мочи было, стал в звонок звонить, но никто не открывал, всё будто и там остановилось. Не сдаваясь, продолжал ломиться, пока силы не оставили и, присев на ступеньки, решил отдышаться. Что-то надо было уже (!) сделать, но так не хотелось верить в весь этот бред: хотите сказать, что в городе объявился маньяк, решивший поиграть? Часы, заброшенное здание, Лана и двенадцать женщин — в такое нормальному человеку было достаточно сложно поверить, реалистичность подобного бралось под сомнение, но и разбивалось из-за одного лишь имени, перечёркивающего всю скептику.
Встав, видно решившись, ты поплёлся обратно, но углядел в тридцати шагах выпорхнувшую из-за угла женщину, нёсшую по бокам тяжёлые сумки. Метнувшись к матери, ты готов был расцеловать её лицо, но прежде — решил помочь.
— Какое это счастье видеть тебя, — начала она лепетать. От её радостных ноток в голосе отлегло от сердца. Неужели всё-таки письмо — фальшивка? Не терпелось об этом узнать.
— Мам, где Лана? — заходя внутрь дома, ставя сумки на пол, интересуешься ты, снимая куртку и вешая её на напольную вешалку, рассматривая при этом доступную часть дома, не наблюдая каких-либо изменений — чисто, убрано и пахнет пирожками.
— Ах, она…! — помедлив, та опускает вниз глаза, потом покачивает головой в разные стороны, и даёт уклончивый ответ: — Лана, её сейчас нет здесь. Но не о чем беспокоиться, скоро приедет… Ну, будем, будем мы об этом говорить? Ты ведь совсем недавно вернулся из поездки. Устал. Отдохни. Сейчас что-нибудь приготовлю… а потом ты мне обо всём расскажешь, и о произошедшем скандале, после которого ты с ней и словом не обмолвился за шесть месяцев, тоже… — И было развернулась, чтобы уйти на кухню, но ты с отчаянием сжимаешь, поймав, её запястье, запугивая.
— Ч-что значит «уехала»?.. Одна?
— Что такое?
— Куда она уехала? Зачем? Ответь мне! Я должен знать.
— Сынок, да не волнуйся ты так, всё будет хорошо. Тебе не о чем бес…
— Да ничего не будет хорошо! — В мыслях сцена — это то, как некий злоумышленник хватает её, накинув мешок на голову, тащит за собой, чтобы совершить… О нет, в глазах начинает двоиться, голова так вообще закружилась. Это не может быть правдой!.. — Мам, ответь сейчас же, куда Лана уехала!
Женщина не на шутку испугалась и предприняла попытку вырваться, но, пресекая, ты прижал её, не заботясь, сильно к стене.
— Где…
— Отпусти меня! Что с тобой происходит? Ты не в своём уме!
— В своём, а вот ты не можешь сказать двух слов!
Ещё раз женщина попыталась оттолкнуть тебя, что закончилось падением на пол — да, собственный сын, сильно сжав плечо, толкнул её, смотря сверху таким ненавистным взглядом, будто все для него враги. Не на шутку пугало. Что могло случиться с её милым мальчиком? Нет-нет, не стоит плакать! Ох, эти слёзы…
Пелена упала, и вот ты смотришь на плоды своей работы… с ужасом. Ты не хотел применять силу, и тем более — ранить мать. Это вышло произвольно. Нужны были знания, а она… это она во всём виновата!
— Я не хотел…
— Убирайся прочь, изувер!
— Мам, я…
— Нет, не подходи! — Женщина выставляет руки вперёд, дрожит и плачет.
Смятение полное, но нет смысла тут больше находиться. Тяжело вздохнув, не глядя берёшь куртку, решаясь-таки съездить на ту самую улицу.
***
Машина несётся быстро. Полное игнорирование светофоров может привести к ДТП. Это не заботит: все мысли связаны с безопасностью Ланы. Это оправдывает, на твой взгляд, не одно нарушенное правило. До Палмер Авеню остаётся не так много расстояния, но, видно, у судьбы другие планы. Решившись наказать, она бросает (когда зелёный свет начинает предупреждающе помигивать) пешехода, приросшего к дороге из-за надвигающейся опасности. Сбить этого малого ты не мог, но и остановиться тоже. Круто вывернув руль, теряешь управление — да и сознание тоже! — врезавшись в дерево. Благо, подушки безопасности сработали…
***
Пробуждение даётся головной болью и недовольным стоном. На незначительные секунды позабыта была задача. Перед глазами темнеющее небо; по какой-то причине ты находился не в салоне, а лежал в горизонтальном положении на земле, в шаге валялись осколки от автостекла, а сама дверь машины была открыта. Видать кто-то вытащил тебя из неё, оставив.
— Лана! — всколыхнувшись, произносишь ты, резко вставая, чуть не падая обратно из-за потемнения в глазах. И когда получается сделать твёрдый шаг, бежишь в ведомом только тебе направлении, — обожди ты пару минут, приехала бы скорая помощь.
Сколько сейчас времени? Ты не ведал, но очень надеялся, что с ней всё хорошо. Как бы хотелось, чтобы это был розыгрыш. Пускай так Лана проучит непутёвого мужа, но он сможет найти в себе силы простить её, чем всё это…
Начинает дуть холодный ветер. Тонкие деревья клонятся вниз. Летает листва. Лают собаки, где-то вдалеке разносится вой от пожарной сирены. Много часов было потеряно зазря, в том числе и на поиск нужного дома, который единственный из встреченных и не досконально изученных, был обведён деревянным забором, где вместо калитки (вырванной и брошенной невдалеке) висел платок. Эта улика не подала бы нужного звоночка, если бы не женские духи, знакомые тебе, не раз вдыхаемые с наслаждением.
Уверенность в нахождении возлюбленной тут была велика. Не раздумывая, метнулся к дому, моментально сокращая расстояние, хватаясь за дверную ручку; отсчитав десять секунд, воздав слова о помощи к Всевышнему, потянул её на себя, встречая спёртый воздух.
Перешагнув порог и оказавшись внутри, начинаешь знакомиться с обстановкой, поворачивая голову сначала вправо — гостиная, потом налево — кухня; впереди лестница на второй этаж.
Сделав пару шагов, вздрагиваешь — дверь с хлопком закрывается. Не очень хороший знак. Обернувшись — падаешь назад от представившегося ужаса. Приходит тошнота. (Эти бедные жертвы были удалены из проходимого раз за разом «сектора» тобой. Лишь тут, в полноценном отражении того злополучного дня, они заняли свои места.) Подавляется крик прикусом нижней губы. Что за бесцеремонная жестокость?! Молодая девушка, жизни ещё, поди, не повидавшая, четырьмя острыми пиками прибита к стене, через ладони и раздробленные коленки. Под пятками на полу нарисована искажённая кровью цифра «11».
Будто примёрзнув ты тогда смотрел на убитую: поселившийся страх не позволял идти дальше. Настолько был напуган, что следующей мыслью стал побег.
Но мог ли так поступить, когда письмо стало… реальностью, а Лана могла (нет, она должна!) быть жива, но… находилась в этом чёртовом месте, с не отдающим отчёт своим деяниям… (не)человеком.
Взяв себя в руки, рождаешь непосильные телодвижения, изучая всё. Не раз встречаются по-разному неживые, истерзанные девушки, внимание на которых ты старался не заострять, молвив: «Я должен найти её! Всё хорошо. Нечего бояться!»
В комнате, находящейся на втором этаже, в том самом кресле-качалке сидела так похожая на Лану женщина (в первые минуты эта схожесть настолько поразила, что, осев на пол, схватившись за голову, завыл, забывая о месте нахождения; ты ведь не один тут сейчас — этот «некто» вполне вероятно может и услышать), не раз встречающаяся в твоих походах за грань. Вот её кровью обляпанная ночнушка, выколотые глаза и зашитый рот. На спинке кресла нарисована цифра «5».
Режущий по ушам чужой крик, разнёсшийся так громко, доходит до тебя. Немедля, ты бежишь к нему, минуя одну-другую дверь, останавливаясь перед тёмной спускающейся вниз винтовой лестницей в узком прямоугольном пространстве. Хватаясь за холодную стену, аккуратно следуя вниз, — над головой меркнет свет, пока и вовсе тьма не наступает. Продолжая путь, стараешься как можно тише дышать, но проклятое сердце будто задевает рёбра, стуча громко, отдавая в уши.