Антэрмония. Путь к Лагунье - Юрстэрки Кихохимэ/Yulanomia Rotvigrein 5 стр.


Зловещий зелёный свет выходит из-под арки, куда метнулся и ты, сосредоточенно смотря по сторонам, ища ненормального, осознавая, как нервы начинают сдавать от тяжёлой атмосферы, когда вот-вот да убийца выпрыгнет из угла, нанося роковой удар. Но ей-богу, сдаться ты не мог, давая опасениям накрыть с головой. Именно «Лана», как надежда — она жива и ждёт спасения, придавала сил. Ты должен быть ради неё отважным (но ты ведь не герой!).

Полный надежд женский крик эхом разносится по помещению:

— Помогите! Кто-нибудь! Прошу!

Будто то самое ожидаемое чудо, ты появляешься перед клеткой.

— Вы… как хорошо! Сделайте что-нибудь, пока он не пришёл!

— Где Лана? — даже не смотря в её сторону, интересуешься ты, не внемля страданиям.

— Помогите мне! Помогите! — А она — твоим, продолжая гнать свою линию, ведь инстинкт самосохранения очень громко вопит. Она хочет жить, она цепляется за последнюю соломинку.

— Ответь мне, ты знаешь, где Лана? Моя жена?

— Я… не знаю, кто такая Лана, но…

— Жаль, — констатируешь ты, намереваясь идти дальше. Только она перед глазами, только её спасение тебе важно. Ах, ты походу начинаешь сходить с ума, но жалости к брюнетке, запросто которую можно было вытащить, не обрекая на гибель, не испытываешь.

— Не уходите! Пожалуйста, вы ведь можете меня спасти?! Нет! Не-е…

Что с ней стало, а точнее, какой была её кончина, не заботило.

Дальше — удлинённый прямой коридор с какими-то склянками, книгами, зажжёнными свечами-лампами, барахлом. Холод чувствуется. Где же она? Ты столько прошёл. Увидел. Пережил. Но не можешь всё равно прикоснуться к ней.

Надежда была: если верить письму, то только через пятнадцать часов жертвой станет… Факт того, что они ещё не прошли, ты понял после сцены: держа за волосы, некто волочил безвольное живое тело по полу. Полноватая женщина улыбалась, страх ей, кажется, был неведом. Затаившись меж шкафов, куда не падал свет, с равнодушием полным смотрел, как убийца проходит тот же путь, что и ты ныне, идя по направлению к лестнице.

Быстро выпорхнув из укрытия, пройдя буквально пару шагов вглубь, — понимаешь, что есть в этом мире Бог. Пристёгнутой толстыми ремнями к кушетке лежала без каких-либо повреждений она. Глаза закрыты, дыхание ровное.

— Очнись, Лана, это я, — на негнущихся ногах, обретя вновь чувства, человечность, говоришь негромко, но с волнением ты, похлопав по плечу.

Она недовольно стонет и открывает глаза.

— Не волнуйся, я сейчас что-нибудь придумаю. — Смотришь по сторонам, ища острый предмет для освобождения от пут.

— Уходи…

— Чего?

— Тебе. — Кашляет. — Опасно тут находиться. Со мной.

— И бросить тебя. Тут. Одну на погибель?!

— Он не тронет тебя. Ты сможешь спастись, сможешь позаботиться о…

— Я не брошу тебя! — в резкой форме пресекаешь её последующие слова, не найдя ничего полезного. — Не оставлю. — Хватаясь за ремни и пытаясь их растянуть. — Спасу от этого двинутого. И даже, — отыскав сбоку скрывающуюся в темноте пряжку, избавляешься от двух из четырёх перетягивающих ремней, — отдам жизнь за тебя, но гада этого вместе с собой заберу.

Решимость твоя трогает Лану: она верит, что весь этот ужас в скором времени закончится. Вы вместе вернётесь в свой уютный дом, вычеркнув из памяти это несчастье.

Два оставшихся ремня не поддавались никаким действиям.

— Бесполезно…

— Ещё не всё потеряно!

— Он может вернуться с минуты на минуту…

— Да. Верно. Но знает ли он, что я — здесь…?

— Я думаю… Подожди, что ты делаешь?

Ты возвращаешь ремни в прежнее положение.

— Я спрячусь за ней, — указываешь пальцем на фиолетового цвета штору, висящую на гвозде по правую сторону, — и как только он встанет ко мне спиной, я его вырублю, а потом мы вместе сбежим.

План хороший, правда, в нём слишком много «но».

— А что, если не…

— Мы обязательно выберемся!

Неизвестно, как долго ты простоял в ожидании, теряя терпение, но в итоге, когда появилось зудящее желание вновь попытать счастье избавиться от неподдающихся усилиям ремней, послышались эхом разносящиеся шаги. Вот и монстр пожаловал, останавливаясь у панельной стойки, не подходя к лежащей женщине.

— Час от часу не легче, — гнусаво берёт виновник трагедии слово. — Твой муж не пришёл тебя спасать, попав в аварию. Самый настоящий глупец.

Охнув, Лана начинает естественно трястись: ей надо было его убедить, переманить всё внимание на себя. И тогда…

— Врёшь! С ним всё хорошо! Слышишь? — Женщина поворачивает в его сторону голову, с ненавистью смотря, чуть ли не выплёвывая слова с ядом, но и с чрезмерной уверенностью. — Он жив. И в безопасности. Далеко отсюда…

— И что с того, что он жив? Ты-то разве будешь к тому времени?

— …

— Я разочарован. — Делает шаг, останавливаясь у деревянных столов сбоку. — Он походил на человека, готового всем ради тебя рискнуть. Но в итоге из-за неверия — потерял время. Это привело к таким последствиям.

— В этом была и моя ошибка. Я поздно упомянула ему о тебе…

— Думаешь, скажи ты раньше, что-то бы изменилось?

— Многое! В его силах было защитить меня, других девушек, но… — На глаза Ланы наворачиваются слёзы, сдерживая их, голос отдаёт хрипотцой и слабостью. — Таковы обстоятельства: я здесь, ты скоро совершишь задуманное. К чему все эти разговоры? Сделай своё дело…

— Так хочешь умереть?

— Умереть? — усмехается она. — Смирилась с неизбежным.

— Оу, что ж… и мне, поверь, не доставляет радости ждать чуда. Часики пробили. Будет ли последнее слово? — Убийца близко оказывается к лежащей, смотря на неё сквозь скрывающую всё лицо снайперскую маску.

— Будет — сдохни сам!

Видно, данное «пожелание» не шибко понравилось затеявшему всю эту игру, впрочем, чего ещё ожидать от человека, знающего, что спасения не будет, а задеть словом — надо бы. Убийца сдавливает женское горло, с наслаждением любуясь, как постепенно воздух заканчивается… любуясь, не замечая изменившуюся обстановку. Не предполагая даже, что через секунду настигнет головы тяжёлый удар, из-за чего он потеряет сознание, а ситуация изменится в другую сторону.

Что и происходит: одно тело падает на пол, другое обретает возможность дышать.

— Мразь! Сволочь! Ненавижу! — словив ярость, озвучиваешь засевшие мысли, пиная его в бок. — Это ты будешь убит! Подонок!

Более-менее успокоившись, начинаешь с брезгливостью исследовать карманы плотной куртки, находя ножик. Было желание проткнуть им сердце дерзнувшего, однако ты не такой и здесь, чтобы спасти любимую, а дальше… дело полиции.

— Готово.

Не сказав более ни слова, вы крепко-накрепко друг друга обнимаете, не веря даже в благополучный исход.

— Спасибо, что пришёл…

— Прости меня! Я ведь тогда не поверил… оставил, бросил…

— Ничего, ты не мог знать, что так будет. — Зарывается пальцами в твои волосы.

— Я не звонил тебе, боялся, что ты сердишься на меня, ведь я… я…

— Не надо себя обвинять! — Она упирается ладонями в твою грудь, поднимая голову, с минуты смотрит в твои глаза, и берёт вновь слово: — Нам пора уходить.

— Ты права, — согласившись, отпускаешь её с толикой сожаления: держать в объятиях сие диво было неповторимо. Как же ты соскучился по ней.

— Надо бы его связать. Но чем? Было бы неплохо положить его на эту кушетку, используя ремни, но смысл в них теперь?

Отходишь к укрытию и срываешь штору, делая небольшую дыру в ней.

— Держи. Она крепкая, удержит эту скотину.

Подняв тело убийцы (вы настолько торопились, что даже не попытались узнать личность напавшего, будто это — уже в прошлом), накидываете на него штору, обматывая, крепко-накрепко завязывая оставшиеся края. Теперь ему нет возможности выбраться. Победа!

Нежно взяв за ладонь жену, вы спокойно идёте к выходу, быстро-быстро минуя ужасы подвала, поднимаясь по лестнице, и…

— Да как же так? Она была открыта! Была!

— Надо попытаться ещё раз.

Но дверь ни в какую не поддавалась. Закрыта, продолжая стойко оставаться препятствием.

— Не выходит!

— Отсюда больше нет путей…

— Лана, я знаю!

— Стоит ли нам вернуться?..

— Что это даст? — нервно выдыхаешь, в темноте разворачиваясь на голос.

— Возможность отыскать ключ. У него он должен быть.

— Я так не хочу идти туда… но придётся это сделать. — Обходишь её, ощущая мимолётное прикосновение к плечу. — Жди тут.

Выход, казалось, был совсем рядом, только протяни руку — и конец трагедии, громкие овации, но, видно, ожидаемому не было суждено исполниться. Но ничего. Ножик, благо, с собой. Быть может, гипотетически возможно вернуться к тому намерению, поскольку этот, чтоб его, человек, посягнул на чужое бесценное и незаменимое сокровище…

Однако за время вашего отсутствия убийца смог выкарабкаться, ожидая подходящий момент, коим и стал твой приход. Его черёд нападать исподтишка.

Не успевая пройти арку, содрогаешься от боли, — маньяк, не давая сориентироваться, жёстко ударяет кулаком в живот; ботинком заезжает по голове, оставляя царапину.

Заваливаешься на правый бок; нет сил встать, боль сковывает тело.

— Ну и ну. Кто тут у нас пожаловал? Я думал, ты в реанимации.

— Не дождёшься. — Вытягиваешь левую руку вперёд; упираешься в пол, собираясь вернуться в вертикальное положение, — не выходит. — Как ты освободился? Тебя ведь связали.

— Неумело, я скажу, связали. Надо было руки, ноги тоже, а не обматывать вокруг, сцепляя концы. Хватило простых, назовём это так, — дрыганий для избавления.

— Чёрт… надо было тебя…

— Да ты сам, как посмотрю, не священник. Неужто ради неё готов продать мораль и совесть?

— Всё, что угодно.

— Что ж… я не ошибся в своём выборе. Ты прекрасен.

Обуяла злость. Ты возжелал придушить поехавшего, как жаль, что человеческое тело настолько хрупкое.

— И как нечто совершенному в моих глазах. Созданному благодаря эксперименту. Будешь убит, но не моими руками, отнюдь нет, а пламенем сожжённым, — спокойно выдаёт маньяк, идя к дающим свет масляным лампам, поочерёдно разбивая их. — Твоя борьба подошла к концу. Не волнуйся насчёт Ланы, её смерть будет поистине адской, с кучей мучительных и, признаюсь, аморальных вещей.

— Только посмей к ней подойти… — Ты не успел договорить, как тот вытаскивает из-за пазухи пистолет и стреляет в бедро (ты вскрикиваешь, хватаясь за ногу, переворачиваясь на спину). Глушитель позволяет скрыть звук.

— Как видишь, в моих руках твоя жизнь — я бы мог запросто положить всему конец. — Постепенно комната окрашивается в яркие, пожирающие пламенные цвета. — Но огонь сам вынесет тебе приговор. — И, более ничего не сказав, убийца поспешно уходит — сейчас его ждёт последняя жертва. Слишком затянулась игра, пора кончать с ней.

— Падла… нет… я не могу здесь умереть… — В противовес этому ничего сделать не получается. Боль по-прежнему всё пресекает. Ударяет мощным ледяным шаром мысль: простреленная нога не способна более реагировать, став балластом. Впрочем, усилием воли и немалым желанием в самопожертвовании ради Ланы, появляются те самые остатки сил, унимающие страдания.

Ударяясь об стены, огонь нещадно начинает всё уничтожать, благо нетронутая им оставшаяся узкая дорожка позволяет в доступном темпе, шатаясь, кривясь и сглатывая кровь от прокушенной губы, направляться к выходу.

Подниматься по лестнице было тяжело. То и время клонило назад, а один раз и вовсе пришлось взяться за перила, удерживая равновесие. Как же ныла нога…

Грохот. Шум. Крики. Беготня. Вот, что происходило на втором этаже.

Не терпя отлагательств, движешься стоически на спасение; голова раскалывается; во рту пересохло; вдыхать воздух нелегко; ноет в боку.

А вот и она — дверь, за которой разместились две фигуры. Через небольшую щель ты видишь лежащую, но борющуюся Лану с восседавшим на ней неприятелем.

Просто выбежать ты не мог, а в доме, к несчастью, не было даже статуэтки. Сняв куртку (примечая, что она принадлежит отцу, а своя, вероятно, осталась у матери), делаешь мощный рывок, забегая в комнату (ту самую, где на кресле-качалке сидела обезображенная женщина около окна), накидывая её на голову мужчине, оттаскивая на себя.

На коленях, ползая, Лана начинает что-то искать.

В свою очередь, ты, тяжело дыша, пытаешься удержать убийцу — он вырывается, локтем успешно проводя мощный удар по грудной клетке. Это позволяет ему моментально избавиться от тебя: скорчившись, падаешь на спину; куртка отброшена в сторону.

— Я предполагал другой исход. И всё-таки ты выжил.

— Твоим планам… кха-кха… не суждено исполниться…

— Что ты говоришь? Ты уже покойник.

— Нет, здесь только тебе суждено занять эту роль, — привлекая внимание, с истерическими нотками выкрикивает женщина, направляя дуло пистолета на убийцу; он поворачивает к ней голову, по-прежнему в маске. Лица не видно — страшно ли ему? Понимает, что это — конец?

— Да разве? — усмехается он, бесстрашно побежав на Лану. Она нажимает на курок — пуля предупреждающее вырывается, ни по кому не попадая.

— Если сделаешь ещё хоть шаг, следующая будет в тебе.

Не сконфузившись, убийца продолжает идти, но уже спокойно и ровно, предвкушая, кажись, корону.

— Я же сказала: стой, где стоишь, а иначе…

— Там было две пули. Одну я потратил на твоего мужа, а вторую сейчас использовала ты. Хотя, по-факту, они обе предназначались тебе. — Драматично разводит руки в стороны. — Увы, ничего нельзя предугадать. Тем и интереснее. Хочешь расскажу, что будет дальше?

Вот и всё. Спасение перечёркнуто. Борьба не увенчалась успехом. Ещё одна попытка нажать на курок не даёт абсолютно ничего. Руки опускаются. В пистолете не оказалось больше пуль.

— Ты будешь страдать. Долго и мучительно. На глазах у своего мужа, если он, конечно, раньше не покинет этот свет.

— Этому не суждено быть. Мы вместе с ним уйдём отсюда, а ты сядешь в тюрьму.

Тем не менее, пока в отдалённой комнате была борьба на жизнь, весь дом начинал охватывать огонь, он стал ещё одним решателем судеб. Не спеша подползает к той самой двери, сжирая и пробираясь вовнутрь. Трое человек, осмыслив надвигающуюся опасность, решаются побыстрее закончить начатое дело.

Открывшееся второе дыхание помогает тебе прийти на помощь к любимой, ввязываясь в бой. Никто не стоит на месте — летят удары. Пространство в комнате постепенно уменьшается. Вы трое оказались в ловушке. Огонь заслонил все пути отступления.

Всё как в тумане. Один падает, другой уворачивается, а третий отлетает к стене, разбивая окно. Ворвавшийся ветер подгоняет ещё быстрее огонь. Лана одна из первых понимает, что такими темпами всем вам суждено умереть, потому решается на героический подвиг. Пока убийца корчится (женская нога точно попала в цель меж ног), она разбегается, выставляет руки вперёд и ты, уже не понимая, что происходит, летишь сквозь окно вниз. Пожертвовав собой, она не позволяет убийце покинуть дом, навалившись на него всем телом; так заживо они и сгорают.

***

Гул сирен полицейских машин. Доносящиеся встревоженные вопли. Ты, кажется, ещё в сознании — холодная земля, воздух, не пропитанный гарью, — но уже не способен ни на что.

Тут нет огня. Он где-то далеко…

Там, где осталась она.

Там, где уже не барахтается он.

Там, где нет тебя…

Комментарий к Шаг 4. К правде

1. Ительмены — народ Камчатки.

2. В отличие от Даунтауна и Палмер Авеню, Ново-Даунтаун является вымышленной улицей в Детройте.

========== Шаг 5. Судьбу решающий выбор ==========

Наконец всё встало на свои места. Некогда мрак тёмной улицы, освещённый лишь тусклым фонарным столбом, смог искоренить тьму, как неизвестность равносильную нежеланию смотреть правде в глаза. Сняв повязку — отрицаемый день занял свою нишу. Вернулись знания, может, не самые вожделенные, но те, которые поставят точку в этой нескончаемой беготне от самого себя.

Верно — не смог её спасти.

Назад Дальше