Нет. Всё на самом деле было совсем не так. Он сам отдал её этому полотну, этим краскам… Это была целиком его вина. Сейчас, смотря на своё искажённое отражение, он понимал с пугающей отчётливостью, что в споре был прав именно Тор. Душу не вернуть. Как бы сильно он этого не желал: век романтизма закончился, и наступило время холодного реализма. Ему осталось лишь решить, кто будет чьим рабом — он для портрета или же портрет для него. Выбор казался очевидным. А вот его воплощение…
Локи задумчиво провёл кончиком ножа по ладони и вдруг вздрогнул от боли, растерянно смотря на чуть заметный белый след. Он быстро глянул на портрет и раскрыл губы в немом изумлении: на пальцах, которыми он на картине стискивал рукоять трости, показалось красное пятнышко. Это было новым открытием: сын Лафея мог чувствовать свою боль, но раны получить был не способен. Локи вдруг встал с табурета, вдев клинок в ножны, и спрятал их кармане. Накинув ткань на портрет, юноша устремился вниз, к своей спальне, и спрятал нож под подушку.
Просто на всякий случай. Просто чтобы чувствовать себя в безопасности.
Приодевшись к ужину, он взял с крючка зонт — дворецкий сказал, что сегодня будет дождь, а в этом он никогда не ошибался — и направился к леди Сиф.
***
Фандрала на ужине не было, а вот сэр Тор Одинсон появился там к большой неожиданности хозяйки: Локи услышал краем уха, что тот накануне сказал, что не придёт, но пару часов назад передумал. Отчего-то это заставило Лафейсона горделиво ухмыльнуться.
Они сидели напротив друг друга и при желании могли коснуться коленями, но не делали этого — по крайней мере специально, по крайней мере Локи — из веры в приличия. Тор продолжал смотреть на него тем же взглядом, которым одаривал его днём у Фандрала, но теперь Лафейсон ощущал себя более уверенно и не терялся, не чувствовал себя обнажённым. Он был перед ним в полном обмундировании, сотканном из нитей лжи и пластов стали. По крайней мере, всё было именно так до того момента, пока Тор не уколол его в нужное место, в ахиллесову пяту, пока не показал, что не попался в паутину лжи и не поверил ни единому слову юноши сегодня утром. Когда Локи разрезал кусочек мяса, Тор произнёс совершенно обыденным тоном:
— Как продвигается ваш роман?
Локи замер, подняв взгляд на Тора, и поджал губы. Они смотрели друг другу в глаза, не произнося ни единого слова. Это могло продолжаться бесконечно, но один из слуг подошёл к Одинсону, чтобы долить в бокал ещё вина. Воспользовавшись моментом, Локи прощебетал сидевшей рядом леди Сиф про то, что ему — какая жалость — нужно идти, поскольку он не спал всю ночь из-за бессонницы, а сейчас наконец ощутил желание поспать и не может упустить такое счастье.
Когда он вышел за дверь, дождь уже начинался, и тем не менее он решил пройтись до дома пешком — ещё с детства в нём была какая-то необоснованная любовь к подобной погоде, к свинцовым облакам, покрывающим небо, как какая-то ужасная сыпь, к лужам, покрывающим дорогу пятнами чистой воды. Несмотря на чувство прохлады, что заставляло сжаться и пожалеть о том, что он взял не слишком толстые перчатки, Локи мог сказать, что доволен вечерней прогулкой. С каждой минутой дождь всё усиливался, и бедный зонт спасало от гибели лишь отсутствие ветра — в противном случае он был бы уже весь напрочь сломан и его хозяин промок бы до нитки.
Вдруг Локи увидел неподалёку чью-то женскую фигуру, прячущуюся от дождя под козырьком местного ресторана, закрытого в столь поздние часы. На секунду юноша даже остановился, перестал идти и лишь вглядывался в нежные черты. Высокая светловолосая девушка дула на свои ладони, пытаясь согреть их от холода тёплым воздухом, и смотрела в землю, покусывая губы, словно раздумывая, что ей теперь делать в таком неприятном положении.
— Миледи? — окликает её Лафейсон, решившись подойти к ней. — Быть может, вам помочь?
Девушка растерянно моргает, как будто она только сейчас заметила его, и немного виновато улыбается.
Её звали Сандрой. Она оказалась в достаточно неприятной ситуации из-за отца, обозлившегося на неё и выставившего из ресторана, на втором этаже которого они живут. «И вовсе я не леди, лорд Локи. Просто Сандра,» — сказала она сыну Лафея, словно признаваясь в чём-то постыдном для неё. Тот на это лишь фыркнул и продолжал называть её «леди Сандрой», отчего девушка всякий раз очаровательно смеялась.
Смотря в её прелестные голубые глаза, его разрывало желание раскрыть ей ту же тайну, которую ему открыл Грандмастер, но он не смог. Не посмел. Она мила, чудесна и слишком красива, чтобы отравлять ей жизнь такими разговорами. Он просто не мог так с ней поступить, именно поэтому просто поднял зонт чуть повыше и, флиртующе улыбнувшись, предложил ей пойти переночевать в его поместье, пока отец не остынет и не одумается.
— Разве это не слишком непристойно? — спрашивает смущённо Сандра, всё же сделав шаг к нему навстречу и встав под зонтом.
— Жизнь коротка, а юность ещё короче, — пожимает плечами Локи, — так что мне нет до этого дела. А вам, леди Сандра?
Дворецкого не было дома, поскольку он уехал по поручению Локи, что оказалось очень удачно в сложившихся обстоятельствах. Девушка очаровательно смеялась вместе с юношей, когда тот галантно подал ей руку, чтобы проводить до спальни, и на пару мгновений Лафейсон даже подумал, что портрет, наверняка, сейчас стал немного краше, ведь он был для этой девушки в данный момент настоящим прекрасным принцем — а в этом, по его скромному мнению, нет ничего греховного. Взяв её за руки, он поднялся с ней по лестнице в спальню, где аккуратно снял с неё платье и восхитительные белоснежные чулки.
Целуя её, он вёл ладонями по её спине, поднимался ими к волосам, зарываясь в светлые кудри. Он жадно вдыхал аромат её духов, ведя кончиком носа по нежной шее, и мысленно благодарил всё на свете за то, что унёс портрет на чердак — он не мог бы ничего из этого сделать, даже коснуться мягкой кожи Сандры, если бы картина стояла где-то столь рядом.
После всего Локи нежно вёл кончиками пальцев по коже девушки, засыпающей в его постели. Смотря на неё, юноша думал, что утром им придётся расстаться, причём, что было прагматичнее всего, навсегда. Но он этого не хотел. Возможно, в нём боролся романтизм с реализмом, или мнение Фандрала с мнением Тора. Он подумал, что Одинсон мог бы ему на это сказать, но сразу тряхнул головой. Сейчас вовсе не время его вспоминать.
***
Тор считал, что с Локи что-то не так.
С первого же мгновения их встречи он почувствовал, будто в нём есть какая-то невнятная черта, что ускользает от него, располагается где-то в слепом пятне, вне зоне видимости, и в то же время она так много значила, что заставляла впасть в настоящий ступор. Отыскав эту черту, Одинсон сразу понял всё.
За годы своей работы он встречал демонов лишь однажды. То было лет шесть или восемь назад, и парень лет семнадцати следовал за ним по пятам от церкви и до самого кабака. Когда Тор указал ему, что знает о его преследовании, тот вышел к нему и, странно улыбаясь, протянул ему свою руку.
— Ты меня боишься? — спросил, как Одинсон узнал позже, уличный мальчик по имени Роджер.
Он повёл его за руку в подворотню и, прижав к стене, с искренностью смотрел в его глаза и произнёс на грани слышимости:
— Святой отец, я согрешил. Этот грех очень большой, святой отец, — паренёк вёл ладонью по груди Тора, — понимаете, святой отец, у меня нет души. И мне это очень, очень нравится! — сказал Роджер и встал на цыпочки, чтобы поцеловать «святого отца». Одинсон позволил этому продолжаться несколько очень долгих секунд, прежде чем его передёрнуло и он не нашёл в себе силы отстранить юношу, что был моложе его лишь на года три. От него не пахло алкоголем и это казалось самым странным на тот момент.
После скандала с романом принца Ричарда и его любимого лорда М. никто не желал впутываться в подобные истории, особенно священнослужители, поэтому Тор постарался как можно скорее избавиться от мальчика, несмотря на его поистине дьявольскую приставучесть и пленительную красоту. И тем не менее, он думал об этом помутнении рассудка ещё долго. Почему он пошёл за ним? Почему позволял держать себя у стены, хотя был явно сильнее? Почему не осудил его? Ответы он нашёл только через пару лет, когда немного повзрослел и разобрался в себе.
Что самое в этом удачное, так это то, что понял он всё как раз незадолго до встречи с обворожительным Локи Лафейсоном.
— Знаешь, Фандрал, — начал он после того, как юноша уже скрылся за дверью, — у меня есть теория. Что, если демоны рождаются под нашим солнцем каждый год, но не все становятся ими, когда вырастают? Или они живут столь похожими на нас, что мы их не замечаем? Мне кажется, демоны выглядят так же, как Локи Лафейсон.
— Не говори так, Тор, — возражает Фандрал, — я считаю, что Локи — ангел, посланный нам небесами.
— И тем не менее, ты называл его красоту дьявольски пленительной. А это не ангельская черта, — замечает Тор, — в его глазах есть что-то пугающее. По хорошему пугающее, впрочем. Они напоминают мне о Сикстинской капелле.
— Тебя пугает Микеланджело? — спрашивает художник.
— Он меня завораживает. Как и Локи. Я хочу, чтобы он начал меня бояться и тоже полюбил.
— Разве это не разные вещи?
— Конечно, разные. Но в нашем случае, увы, неотделимые.
***
Локи ощущал, словно он плывёт в тумане, не имея ни малейшей возможности пошевелиться, парализованный, и тёмные тени гигантских старческих рук пытались дотянуться до него, забрать к себе, а он не мог ничего сделать. В какой-то момент руки обхватили его лодыжки и резко потянули куда-то в сторону. Во сне сюрреализм казался таким донельзя реальным, что от этого отвратительно кружилась голова. Кажется, когда Локи проснулся, он пытался кричать, но из горла вырывался лишь негромкий хрип.
Смотря в потолок, он пытался отдышаться и успокоить сердцебиение. Он чувствовал, словно его примотали цепями к постели, и он не может двинуться с места. Досчитав до ста, он пришёл в относительную норму и решил перевернуться набок, чтобы обнять лежавшую рядом Сандру, как вдруг закричал.
Рядом лежала не Сандра! Это был кто-то другой, кто-то, кого испугал его крик, кто-то, кто выглядит прямо как он, но не как настоящий он, а как он — с портрета! В память врезалось воспоминание — он не закрыл дверь чердака! Сквозняк мог сдуть ширму с картины и открыть существу с портрета путь к нему! Надо было себя защитить. Надо было проткнуть клинком сердце демону, пока демон не убил его, не затащил в картину, на своё место! Локи в момент схватил рукоять ножа под подушкой и в приступе безумного инстинкта воткнул остриё глубоко под кожу монстра, прямо между рёбрами, где у нормального человека должна таиться душа.
Часто и глубоко дыша, Локи смотрел в полном шоке на бездыханное существо рядом с ним, что ещё сжимало его руку, но уже без той живой силы, что была секунды назад. Рассветные лучи неторопливо скользили по комнате и только сейчас коснулись своим теплом белой кожи лежавшего на кровати трупа.
У Лафейсона помрачнело в глазах, будто он слишком резко встал после крепкого сна. Выражение его лица очень быстро изменилось с уставшего на шокированное, потому что сейчас, при свете солнца, он видел, что ручка, сжимающая его запястье — миниатюрна и женственна, фигура тела её обладательницы была абсолютно феминная, а лицо… это было не лицо портрета. Это было лицо Сандры, изображающее абсолютный ужас, постепенно перетекающий в безразличие мертвеца.
Локи испуганно отполз на другой край кровати, оставив нож в груди девушки. В голове крутилась только одна единственная мысль: он убил человека.
Несколько минут спустя он встанет с кровати, спустится за старым ковром и перчатками, вернётся в спальню и без каких-либо эмоций вытащит свой нож из груди девушки, завернув её в ковёр и унеся на чердак, где положит её прямо возле картины и запрёт за собой дверь. Возвратившись к себе, он кинет все её вещи в камин и до самого утра будет пытаться отмыть кровь с себя и с подаренного Фандралом клинка.
========== Часть 5. ==========
Проблему с телом он окончательно решил только через неделю. Отправив дворецкого в незапланированный отдых повидаться с родителями, он остался дома один на один с жутким портретом, постепенно завладевающим его разумом всё сильнее и сильнее. Изо дня в день Локи прибывал в абсолютно бессознательном состоянии. Он не чувствовал, что существует, и в его голове часто рождались мысли о том, что он — не настоящий Локи. Он по ту сторону картины, лишь тень в лесу собственных страхов. Он постоянно моет руки, словно примеряя на себе роль леди Макбет, и постоянно думает о том, чтобы вонзить кинжал себе в сердце. Он чувствует, что стоит у самого края пропасти сумасшествия, и уже выставляет вперёд одну ногу навстречу бездне.
Он надевает потерянные кем-то в парке женские перчатки и, не выражая на лице никаких эмоций, вымывает так три раза тело девушки, заворачивает её в постиранную простыню и под покровом ночи выкидывает в ближайшую реку. Он постарался принять все меры предосторожности, хотя понимал, что его в любом случае не поймают.
Их никто не видел. Отец Сандры понятия не имел, куда могла уйти его дочь. Он не оставил улик. Единственное, что могло его выдать — он сам.
Или другой он.
За эти дни у него развилась паранойя. Он ни разу не пытался взглянуть на то, что стало с портретом. Ему было слишком страшно. У него даже появилось желание сжечь картину, даже не смотря на неё перед этим, но его пугала ещё и неизвестность: что, если он умрёт вместе с портретом? Нанесённые Локи увечья ранили портрет, а не тело. Быть может, в обратном порядке всё действует также?
Однажды вечером он спал в гостиной возле камина — упал прямо на мягком ковре от чрезмерной усталости и потерял сознание — когда вдруг раздался стук в дверь. Локи вскочил на месте, как от нашатыря, и обнял колени с таким детским страхом во взгляде, что любой сторонний человек, увидь его в этот момент, непременно сам бросился бы ему на помощь, чтобы успокоить, утешить и защитить.
В голове мгновенно возникли ужасные картины. Это полиция стучится к нему, ведь точно! Тело бедняжки Сандры нашли в реке и сразу поняли, кто её убил! Или этот стук был не со стороны двери? Может, это портрет? Локи мотнул головой. Нельзя было так глубоко нырять в сумасшествие. Это его убьёт.
Набравшись смелости, он открыл входную дверь как раз в тот момент, когда человек за ней — Тор, конечно, а не полицейский — уже собирался уйти. Услышав щелчок замка, он обернулся, сначала чуть улыбнувшись юноше, но после, увидя в полной картине весь его вид, вдруг поменял выражение лица на более обеспокоенное.
— Что с тобой случилось? — спросил он вместо приветствия. — Ты не выходил из дома уже неделю, по городу начали ползти слухи, что ты пополнил ряды отшельников, и, как я посмотрю, в этот раз шептания оказались правдивы.
В следующую секунду Локи просто захлопнул дверь, прервав его и не сказав Одинсону ни слова. Он чуть слышно всхлипнул, зажмурив уставшие глаза, и осел на пол. Обняв колени, сын Лафея сжал дрожащими пальцами ткань брюк и старался успокоиться.
Люди заметили его пропажу. Это можно будет связать со смертью Сандры. Но даже это не было единственной его проблемой: даже если никто и не подумает о близости этих событий, о нём уже поползли неприятные слухи, порочащие репутацию современного аристократа. И что за мысль промелькнула в его голове, когда он увидел Тора? Рассказать ему всё, ведь он поймёт, поможет, отпустит грехи и успокоит. Так глупо, так импульсивно! Локи мог слышать, как небольшая разумная его часть хлопает себя по лбу от такого идиотизма. Надо держать всё в тайне. Тайны натянут нити его души и сделают сильнее, он точно это знает! Надо только собраться, успокоиться и хорошенько подумать.
Одинсон всё ещё стоит за дверью, пребывая в полнейшей растерянности. С минуту подождав, он неуверенно подносит кулак к двери, уже собираясь постучать, но опускает руку.
— Быть может, вам нужен собеседник? — спрашивает он, уверенный, что Локи всё ещё стоит за дверью и прекрасно может его слышать. Навострив слух, он понял, что из дома доносятся всхлипы. — Доктор? Какой-нибудь ваш друг? Я?
В образовавшейся тишине он мог услышать тихий стук часов.
— Леди Сиф устраивает завтра вечер, вы придёте? — спрашивает всё-таки Тор перед уходом, потеряв надежду получить хоть какой-то ответ.