Глаза Тобирамы — обреченно-спокойные. «Зачем скорбеть? — будто говорили они, — ведь мы скоро снова встретимся». Красноватые глаза Учихи шикоро распахнутые, потерянные. Глядя на него, Тобирама отчего-то думает, что тот непременно сошёл с ума бы, проживи хоть на пару часов дольше.
Правая рука Изуны под толщей болота все ещё сжимала холодную ладонь нии-сана. Правая рука Тобирамы утонула в трясине вместе с аники, который так и не выпустил её. Кровные враги стояли друг напротив друга, едва ли дальше, чем на расстоянии полуметра.
Им через полгода должно было исполниться восемь.
Молчание висело над ними угрозой скорой смерти, которая, как мать, раскрыла свои нежные, такие теплые и давно забытые объятия.
— Ты всё время называешь меня «Учиха», — совершенно неожиданно подал голос тот самый Учиха, когда Тобирама уже почувствовал легкую нехватку воздуха, — Ты вообще моё имя знаешь?
— А оно мне надо? — вопросом на вопрос ответил Сенджу. На самом деле, может и знает, даже скорее всего знает, но вспоминать сейчас не хотелось. Все мысли были вокруг аники.
— Учиха Изуна, — звонко и преувеличенно бодро представился тот, снова вырывая Тобираму из мыслей. Глаза у него по прежнему широко распахнуты и лихорадочно блестящие, но он улыбается. Тобирама нахмурился: они только что похоронили, если это можно так назвать, обоих старших братьев. Как этот Учиха может оставаться веселым? Все они ненормальные, клан демонов.
Тобирама поднял взгляд. Изуна глядел прямо и улыбчиво, глаза у него чёрные, а не красные, и если бы не высохшие солёные дорожки на щеках, можно было бы сказать, что это самый милый ребенок из всех, встреченных Сенджу.
Ребенок.
Тобирама вновь задался вопросом, сколько ему лет. Нет, он знал, что они примерно ровесники, но отчего-то вдруг остро захотелось узнать, насколько точно Учиха младше него.
Может, удастся спросить?
— Тобирама, — просипел он едва слышно. По лицу били крупные капли, разбиваясь о металл хаппури, разлетаясь брызгами, стекали по щекам, будто слёзы.
Изуна опять улыбнулся. Совершенно не по-демонически, солнечно. Капли влаги повисли на его ресницах. Красиво.
— Для меня было честью сражаться с тобой, Тобирама Сенджу.
«Не удастся», — всё же понял Тобирама. По макушке с силой бил дождь, а в в уголках чужих глаз вдруг скопилась и потекла по щеке ярко-розовая, смешанная с водой, капля крови.
Легкие сжало от недостатка кислорода. Прогремел новый раскат.
========== Глава 2 ==========
Ему кажется, что вокруг нет ничего. Чувство пустоты окутывает, путает, где низ, а где верх. Более того, он даже своих конечностей не чувствует — лишь всё усиливающееся и усиливающееся давление, неясно, когда вообще возникшее и успевшее разрастись до таких масштабов. В голове звенит, стенки носа будто стремятся пробить череп, горло и легкие печёт. Хочется глотнуть воздуха… воздух, нужен воздух!
Невозможность определить, где верх, где низ оборачивается для него проклятием. Ведь где-то там есть кислород, вкусный, живительный, свежий воздух!
Он дергается всем телом, приказывая ему двигаться, вниз, вверх — не важно. Снова дергается, пытается кинуть себя в одну сторону, потом в другую. Он ведь так хорошо умел контролировать своё тело! Наконец начинают неохотно подчиняться руки и ноги. Он пытается грести, а на деле только барахтается, как перевернутая на панцирь черепаха, в этой пустоте, надеясь лишь, что движется верном направлении, а не от него. Легкие горят, разрываются. Кажется, ещё мгновение, и его голова лопнет! Он не выдерживает, раскрывает рот, пытаясь вдохнуть. В носоглотку льётся ледяная, жгучая вода, он давится ею…
Толща вдруг расступается, и что-то подхватывает его, с силой тянет наверх, буквально выбрасывая на поверхность.
Воздух!
Его вырвало водой, и он закашлялся, только сейчас способный вдохнуть. Наконец, он встряхнул головой, разбрызгивая капли с коротких волос, и рухнул на спину, открывая красные глаза.
Тобирама Сенджу пришёл в себя.
Всё было будто в тумане, но он чувствовал, что лежит на холодной траве. Легкие безжалостно горели, голова пульсировала, но все остальное мерзло. Хотелось свернуться, поджимая колени к груди, но конечности снова не слушались. Но почему, почему ему было холодно?
Он ощутил тяжесть мокрого поддоспешника, давившего на грудь сильнее самих доспехов. Холодный ветер выдувал малейшее тепло, которое могло бы скопиться между тканью и телом. Его чакра была почти на нуле и не грела.
Осознав это, Тобирама только сейчас понял — он чувствовал. Он был жив и мог чувствовать. А если он жив…
Сенджу скосил глаза в сторону и увидел на расстоянии двух локтей от себя жадно глотающего воздух Мадару Учиха.
Первая мысль: «Жаль, что он выжил».
Вторая: «Это что, он меня спас?!».
Последнее предположение совсем не вписывалось в рамки его привычного мира, и Тобирама временно отметил его как несущественное. Стало легче.
Мадара, наконец, нашёл в себе силы, глубоко вдохнул и сел. Его повело в сторону, но Учиха упрямо придвинулся к Сенджу и выхватил кунай. Тобирама дернулся, но сил на сопротивление не было совершенно. Учиха, однако, не стал его убивать: вместо этого он с силой распилил затупленным кунаем тесьмы-крепления доспехов, спихнул их с чужих плеч, оставляя валяться грудой на земле. Шатаясь, поднялся на ноги, схватил Тобираму за предплечье и потянул на себя, закидывая чужую руку на шею. Исходя из того, что получилось поднять Сенджу у Мадары не сразу (в первый раз они вообще завалились обратно на землю), враг тоже был сильно истощён и ослаблен. Только понимание этого и ощущение некоторой оторванности от мира удерживало Тобираму от попытки вырваться из хватки и бежать прочь от того, кто потенциально сильнее. Впрочем, чувство опасности, всегда преследовавшее его рядом с этим Учиха, сейчас молчало, и Тобирама, всё ещё пытаясь привести в порядок плывущий перед глазами мир, послушно переставлял ноги.
Вместе они ушли с бережка то ли озера, то ли реки. Тяжелые мокрые тряпки тянули к земле, но Сенджу упрямо брёл по равнине. Стараясь отвлечься от ощущения полного изнеможения, он оглядел Учиху, насколько позволял ракурс и иногда появляющиеся пятна перед глазами. Тот и сам был без доспеха, но Тобирама не мог припомнить, снял или изначально бился без них. На нём не было даже кланового плаща, лишь нательная майка, оббитая сеткой-кольчужкой. Лицо осунулось, мешки под глазами проступили четче. Спаситель с присвистом дышал, а когда вбирал холодный воздух, было слышно, что у него зуб на зуб не попадает.
Они пересекли широкую тропку и наконец нырнули в чащу леса. Тут оказалось намного темнее и ещё холоднее, разве что ветер не гулял, и его пронзительные порывы сменились стылым воздухом, ощутимо тяжелым. Наконец Мадара остановился и, спихнув его руку с плеча, толкнул вперед. Не удержавшись на ногах, Тобирама свалился, словно марионетка с обрезанными нитями чакры, на пожухлую траву. Сил в теле не чувствовалось совершенно, и разум будто не функционировал. Даже привычное логическое мышление отказывалось повиноваться. Всё, на что его хватило, это подтянуть ноги и голову поближе друг к другу, в надежде сохранить тепло, и провалиться в сон.
Уже на грани сознания он услышал возмущенное: «Мадара, осторожнее!», произнесённое родным голосом, но звучавшее настолько устало, что…
Тобирама заснул.
***
Сенджу отрубился в тот же миг, как рухнул на землю, и Мадара даже немного завидовал ему в этой возможности. Сам он не мог позволить себе поспать, хотя чакроистощение ощущалось в полной мере и головной болью, и слабостью, и вялостью мышц.
Он сделал ещё два шага и сел-упал на траву возле разведенного Хаширамой огня. Рядом с родной стихией стало немного легче. Сенджу утомленно вздохнул, но всё же поднялся, пошатываясь, дошел до брата и перетащил его на собранную копну сухих хрустящих листьев. Вернулся к костру, едва не спотыкаясь.
Мадара проводил его путь взглядом и снова уставился в огонь. Они пришли в себя около получаса назад (сам он, Мадара, немного раньше) и едва не задохнулись в толще озера. Обычного, к слову, озера — вода была чистой, прозрачной и ледяной. Помогли друг другу добраться до берега. Хаширама собрал распластанные конечности в кучку и с решительным видом пошёл искать безопасное место для отдыха, а Мадара остался лежать, глядя в серое с голубыми прожилками, светлое небо. Чуть придя в себя, он обнаружил, что резерв чакры пуст почти на две трети — первые признаки истощения вроде общей слабости уже ощущались, но до полного, с потерей сознания, было ещё далеко. Он чуть повернул голову и с удивлением обнаружил шагах в двадцати знакомый тяжёлый меч. Как он оказался на берегу, было загадкой, и, не желая пока думать, Учиха просто восстанавливал дыхание, глянул в другую сторону и наткнулся на большую крепость совсем близко, с башнями и пиками, довольно странной архитектуры.
Вдруг вода озера заволновалась, на поверхности стали лопаться пузырьки кислорода, и шиноби, отбрасывая все мысли, снова оказался в воде.
Мадара перевел взгляд на собственный плащ, под которым ворочался пригревшийся, но так и не проснувшийся Изуна. Хаширама обследовал его Шосеном и сказал, что тому очень повезло выжить: истощение от того болота наложилось на истощение после пробуждения второго томое, (резкие увеличения резерва прошли почти один за другим, что не позволило телу полностью восстановиться и привыкнуть к новому уровню чакры).
Мысль о том, что он мог потерять и Изуну, вызывала у старшего Учихи неконтролируемую внутреннюю дрожь.
Тобираме же тоже повезло, что вода была близкой ему стихией. Пока он сам оттаскивал в лагерь младшего брата, разыскивая метки Хаширамы и ругаясь под нос, пока брел обратно, иной мог уже и задохнуться, если учесть, что появились они в озере в одно время или с минутным разрывом.
Мадара вздохнул, переводя взгляд обратно на огонь. По-хорошему, стоило как минимум обезопасить периметр, как максимум — пойти и поискать чего-нибудь поесть. Вот только сил не было совершенно. Он потянулся было поправить плащ, чтобы он прикрывал ещё и ноги брата, но рука подломилась. Мадара уткнулся носом в ткань, да так и уснул.
***
Изуна рывком сел, холодея от ужаса. Всё закружилось перед глазами, как после серьёзного истощения, которое было у него лишь однажды. Учиха попытался проморгаться и с силой потёр зудячие почему-то глаза запястьем. Огляделся, с облегчением натыкаясь на скрюченную фигуру едва слышно сопящего брата у него в ногах, уставшего, взъерошенного. Изуна откинулся обратно, вздохнул и только сейчас почувствовал тепло, окутавшее его лодыжки и ступни. Живой. Приснится же такой бред! Чтобы брат, да погиб в какой-то вонючей яме!.. Изуна улыбнулся и снова провалился в сон, с одной лишь мыслью: главное — вертеться поменьше, чтобы ненароком не разбудить его.
Вот только отчего-то до странного сильно болели глаза.
***
Когда Мадара пришёл в себя, под головой его лежал лишь старательно скрученный ком одежды, а самого брата и след пропал. Учиха дернулся, садясь, и чувствовал, как даже от этого действия закружилась голова.
— Полегче, нии-сан, — засмеялся вдруг знакомый голос над головой. Брат улыбнулся, поймав его мутный после сна взгляд и отвернулся, продолжая развешивать бинты на зарытой в землю недалеко от огня рогатине, буквально в паре шагов от Мадары. На противоположной рогатине, расположившейся ровно через костерок, уже висели поддоспешники Сенджу, а снятые доспехи и кольчужные сетки устроились на земле под ними. У самого костра стояло две пары сандалиев. На свободном кончике одной из веток рогатины символично висела белая материя с гербом Сенджу.
Собственный плащ тоже был влажный, пусть и частично просох, и Мадара протянул его младшему. Тот без слов принял и кое-как уместил рядом со своим на рогатине, старательно разглаживая мон на спине. Старший Учиха зябко поёжился, размотал бинты с ног, снова отдавая брату, заметил, что собственная обувь уже сушится рядом с сандалиями Изуны, и глянул на небо, которое уже потемнело. На востоке за деревьями виднелся убывающий полумесяц. Было холодно, а металлическая сетка только сильнее холодила кожу сквозь тканевую прослойку. Мадара без сожаления снял её через голову и кинул к остальным, повел голыми плечами, разгоняя мурашки. Сенджу терпеливо сидели по ту сторону костра, прижавшись плечами друг к другу, в одних лишь штанах, грея ладони над огнем и упрямо дожидаясь, пока вещи полностью не просохнут, и всем своим видом выражали победу закаленного организма в борьбе с холодом. Тобирама, видимо, уже сходил за брошенным на берегу доспехом и теперь сшивал порванные тесьмы креплений между собой, щурясь в неровном свете костра. Хаширама, явно за всё время не сомкнувший глаз, в отличие от всех остальных, мирно дремал на его плече, греясь.
Шиноби враждующих кланов сидели друг напротив друга, разделенные огнем, и молчали, чувствуя, как медленно, по крупицам, восстанавливалась чакра.
Изуна закончил с обмотками и пристроился к брату под бок, весь съёжился, прижимаясь как можно сильнее и наслаждаясь родным теплом больше, чем исходящим от огня. Невозможность прогнать огненную чакру по чакроканалам заставляла пытаться найти иной, равный по силе источник тепла, и Мадара вполне годился. Изредка они пересекались взглядами, и младший брат неизменно читал в них: «Я понятия не имею, что происходит, но оставайся рядом, и всё будет хорошо».
— Так то был не сон? — тихо спросил Изуна брата.
Тот медленно покачал головой, глядя на младшего:
— Нет. Но мы выжили, и теперь мы здесь.
— Глаза болят, — едва слышно пожаловался тот.
— Верю, — хмыкнул Мадара и шепнул ему на ухо, — Второе томое, отото.
Тот недоверчиво округлил глаза, но чуть мотнул головой, оставляя эту тему напоследок.
— Так что всё-таки произошло?
Вместо Мадары, однако, ответил младший Сенджу:
— Судя по всему, — тихо пробормотал он, делая последний стежок и обрывая нитку резким рывком, — чакры в озере было настолько много, что, поглотив ещё и нашу, истончилась ткань пространства. Оглянись: это не Страна Огня. Хотя бы потому, что там никогда не было настолько холодно.
Будто в ответ на это, ветер пробежался по голым веткам деревьев и захлопал сохнущей невдалеке от огня одеждой.
— Я согласен с отото, — подал голос открывший совершенно не заспанные, хоть и уставшие глаза Хаширама, — я оглядел растения, что нашёл: травы, кустарники. Ни одного знакомого.
— Вы думаете, нас, что, в другой мир забросило? Глупости, — хмыкнул Мадара, впрочем, не слишком-то уверенно, — а вы не думали о том, что мы просто оказались в другой стране? Например, в Стране Льда или Снега?
— Я был с отцом в Стране Снега, — возразил Хаширама, — а в стране Льда, судя по названию, вообще ничего не растет.
— Не самый удачный пример, пусть. Но с чего уверенность, что это именно другой мир? — не сдавался Учиха.
— Ты шаринган активировал? — Сенджу так быстро оборвал тему, что собеседник на секунду замешкался.
— Нет ещё.
— Так используй его. И тогда ты, надеюсь, увидишь то, что я чувствую.
Изуна, с молчаливым любопытством слушавший перепалку, заметил, как Тобирама опять резко ответ взгляд от активированного шарингана. Взял себе на заметку и наконец перевёл глаза на брата.
Который буквально замер, вперившись в лес перед собой. Младшему Учиха стало немного не по себе. Он хотел присоединиться к брату, но вовремя опомнился: использование шарингана обернулось бы для его, не успевшего даже по минимуму восстановить запаса чакры, полным истощением, вплоть до невозможности пошевелиться. Давать Сенджу такое преимущество он не желал.
— Чакры… нет. Совсем, — вдруг выдохнул Мадара.
Его бывший друг слегка мотнул головой:
— Она есть, но чуть-чуть. Иная, будто измененная. И её намного меньше. Я пытался прислушаться к природной чакре деревьев, чтобы быстрее восстановиться, а наткнулся на это.
— Вот почему мы так медленно восстанавливаемся, — подал голос младший Сенджу, — нам повезло, что чакра в этом мире вообще есть.
— А если тебя и это не убедило, есть ещё одно маленькое доказательство: посмотри на землю.
Мадара опустил взгляд под ноги. У кострища пожухлая листва была расчищена. Земля как земля, уже начавшая мерзнуть… И тут до него дошло: она была сухая! Совершенно. В то время, как во время их битвы шёл такой ливень, что и за пару дней почва бы не просохла. Тем более — такая холодная. Тем более — в лесу.
Возражения закончились, и негласно было принято решение считать утверждение верным до тех пор, пока не появятся контраргументы.
Если появятся.
Наконец, старший Учиха прокашлялся и произнес:
— Я видел какую-то крепость, — Мадара указал направление рукой, махнув куда-то на верхушки деревьев, — может, там сможем что-нибудь разузнать. Любая информация сейчас необходима.
— Восстановимся и утром посмотрим, что там? — предложил Хаширама.