-Правда, это весьма приблизительная цифра,-говорил отдуваясь толстый купец из Пасаргады***,-никто его не измерял точно. Но в любом случае крупный смешанный караван, состоящий из верблюдов и лошадей в среднем за день пройдет по пустыне четыре, от силы пять лиг. То есть, двигайся он без остановок, ему понадобилось бы на этот путь не меньше 5-6 месяцев. Но надо учитывать еще и время на отдых в оазисах. Многое зависит и от предводителя каравана, один движется весь световой день, другой семь-восемь часов. Но в любом случае средняя скорость каравана не превысит шести, в самом крайнем случае, семи лиг в день. Все равно менее, чем за четыре месяца караван из Аграпура в Такшашилу не дойдет.
Конан с Рашидом переглянулись. Расчеты перса , человека сведущего в торговых дела, который, по всей видимости, сам не раз ходил с караванами этим путем, поразительно совпали с их собственными расчетами и предположениями. Перспектива болтаться без дела в Такшашиле два или три месяца мало привлекала обоих.
На вопрос Рашида о том, как, по его мнению, им лучше поступить, присоединиться к попутному каравану или следовать в одиночку, купец ответил не сразу.
Окинув обоих пристальным взглядом и, пригладив рукой выкрашенную хной бороду, он рассудительно сказал:
-По виду вы хорошие воины и сумеете за себя постоять. Только надо иметь в виду, что на караванной тропе через пустыню купцов нередко подстерегают разбойники. С бандой из двух десятков головорезов даже вам вряд ли удастся справиться. Но для вас опасность представляют не столько разбойники, сколько сами караванщики. Вряд ли кто из встретившихся вам там в пустыне купцов устоит перед соблазном заполучить таких крепких и сильных рабов, как вы, чтобы затем с большой для себя выгодой продать их на невольничьем рынке в той же Такшашиле. Ничего не поделаешь, торговля в наше время часто идет рука об руку с разбоем. Так что мой вам совет- присоединяйтесь здесь в Такшашиле к формирующемуся попутному каравану. А еще лучше, наймитесь в его охрану. Любой купец с радостью примет к себе в охранники таких сильных и могучих воинов.
-Безусловно, совет этого перса весьма толковый,- сказал Рашид киммерийцу, когда они. попрощавшись с купцом, продолжили свой путь по торговой площади.-Может быть, стоит им воспользоваться?
-Совет может и толковый,- ответил Конан, - но в охрану каравана ты, Рашид, мало пригоден. Вряд ли ты умеешь обращаться с мечом , луком или топором, а твое собственное оружие при нападении разбойников на караван не применишь. Конечно, оно уничтожит их за считанные мгновения, но как ты потом будешь объясняться с караванщиками? Прослыть колдуном означает создать себе целый ряд проблем. В здешних краях, кроме Стигии, они нигде не пользуются почтением.
Рашид не стал возражать, молчаливо признавая правоту варвара.
Обмениваясь короткими фразами и рассматривая товары, выставленные купцами и местными ремесленниками на продажу, с трудом проталкиваясь сквозь толпу, запрудившую площади города, оба не заметили, как оказались на невольничьем рынке. Не очень большая площадь, на которой он располагался, была обнесена высокой каменной стеной в два человеческих роста. Попасть внутрь можно было лишь через ворота, которые, как понял Конан, на ночь запирались, и возле них выставлялась стража. "Отсюда не убежишь",-сочувственно подумал киммериец, вспомнив свое пребывание в рабстве в детские годы. Он уже было дернул Рашида за рукав, намереваясь повернуть обратно, так как разглядывать рабов ему доставляло мало удовольствия, когда вдруг его внимание привлекла сцена, разыгравшаяся у одного из невысоких помостов, на котором стояла одинокая невольница. Женщина, а скорее девушка лет двадцати пяти на вид, была практически голой и лишь набедренная повязка, немногим шире кожаного пояса Конана, прикрывала ее точеные бедра. Желающих приобрести этот живой товар у помоста почти не было, за исключением одного только жирного тохара, который как раз намеревался просунуть руку под ее набедренную повязку, но получил от нее удар ногой в грудь, который едва не сбил его с ног. Дерзость невольницы была тут же наказана несколькими сильными ударами хлыста надсмотрщика по ее спине, но несостоявшийся покупатель, не слушая извинений стоявшего рядом с надсмотрщиком торговца живым товаром, пошел прочь, громко ругаясь на всю площадь. Торговец же, заламывая руки, стал проклинать день и час, когда он приобрел на свою голову эту строптивую рабыню. Конан,немного владевщий языками почти всей Хайбории, понял, что торговец грозится прекратить кормить ее, так как вместо прибыли она уже принесла ему сплошные убытки. Невольница же стояла молча, гордо выпрямив голову и совершенно не смущаясь тем, что выставлена на всеобщем обозрении практически голой, презрительно смотрела на своего хозяина сверху вниз.
Недолго думая, киммериец направился к помосту и, не обращая внимания, на пытавшегося удержать его Рашида, громко спросил торговца, сколько стоит строптивая рабыня.
-О, драгоценный, ниспосланный мне самим Митрой!,-воскликнул тот,- Если ты готов избавить меня от этого исчадия огненной бездны зловонных джиннов, то я уступлю тебе ее всего за один золотой.
-Странно,- киммериец даже не пытался скрыть своего удивления,- почему так дешево? Ты явно занижаешь цену, уважаемый, и с такой торговлей скоро пойдешь по миру просить подаяние.
-Скоро так и будет,-горько ответствовал купец,-я и так уже на нее потратил больше, чем прошу за нее, раза в три. Более дикой и своенравной невольницы я никогда еще не встречал. Один покупатель хотел проверить твердая ли у нее грудь, но получил такой удар в челюсть, что я едва убедил его принять мои извинения со щедрым вознаграждением в придачу, конечно. Другой хотел взглянуть на ее зубы, так она едва не откусила ему палец. Что произошло только что, ты сам тому свидетель. У нее уже вся спина исписана плетью, но она все равно никому не дает к себе прикоснуться. Но могу тебя смело заверить, что печать ее невинности еще никто не сломал, это жемчужина еще не сверлённая. Конечно, при желании ее можно взять силой, но кому нужна такая невольница, которую надо постоянно принуждать к любовным ласкам. Невольница сама должна быть ласковой со своим хозяином, подобно дуновение прохладного ветерка и слаще щербета с медом,- причмокнул он пухлыми губами.
-Откуда она родом?-поинтересовался Конан.
-Похожа на персиянку, но там на границе с Тураном и Афгулистаном столько племен и народностей, что достоверно об этом одному Митре известно. Я, будь проклят тот день, приобрел ее недели две назад у одного караванщика из Турана. Он говорил, что она попалась им по дороге, мол, местные жители сами ее продали ему. Но, где правда, а где вымысел в торговых делах порой понять трудно.
-А как ее зовут?
-Не знаю,- пожал плечами торговец,-она не говорит. Да и какая разница? .Зови ее, как тебе хочется, все равно она ни на какие имена не отзывается. Я называю ее в зависимости от настроения то Нэсрин*, то Фахда**.
-Вот тебе два золотых денария,- протянул ему деньги киммериец,- и освободи ее.
-О, пусть благословенный Митра вознаградит тебя за твою щедрость и благородство, добрый человек!- рассыпался в благодарностях торговец.- Пусть твой путь будет прям, а дорога ровной и все неприятности обойдут тебя стороной.
-Иди, женщина,- повернулся он к невольнице,- за своим новым хозяином и будь с ним послушной и ласковой. Впрочем, кому я это говорю,- добавил он и, махнув рукой, поспешил поскорее уйти, чтобы покупатель не опомнился и не потребовал назад свои деньги.
Нэсрин или Фахда в ответ на слова торговца даже не подумала сойти с помоста, лишь еще более гордо подняла голову. Но и Конан, совершив доброе дело, похоже, совершенно утратил к ней интерес и молча направился к выходу из площади.
-Погоди,- становил его Рашид, дернув за рукав,- а как же она? Что она будет делать одна, совершенно голая на этой площади, здесь в этом городе, где у нее нет ни одного знакомого? Ты подумал о том, что у нее даже нет медного сикля , чтобы купить себе что-то из одежды и прикрыть срам? А чем она будет питаться?
- А мне какое дело?- повернулся к приятелю киммериец.- Я купил ей свободу, но не обязан теперь заботиться о ней всю оставшуюся жизнь.
-Ты не прав, друг,- мягко заметил Рашид, - мы в ответе за тех, кого приручили.
-Не спорю,-резко возразил киммериец,-но я ее не приручал и приручать не собираюсь. Во-первых, она не животное, не конь и не собака. Во-вторых, я ее не знаю и особого желания знакомиться с этой Нэсрин или Фахдой, как метко назвал ее бывший владелец, не желаю. У меня своя дорога- у нее своя.
-Да разве ты не понимаешь,-разозлился Рашид,- что стоит тебе выйти за ворота, ее тут же, не сходя с помоста, схватит новый рабовладелец и опять выставит на продажу. Вон гляди, несколько из них уже посматривают в ее сторону, а один прямо направился к ней. Это ее бывший хозяин, человек мягкий и богобоязненный, не хотел применять к ней силу. А новые вряд ли будут с ней особо церемониться и уже сегодня не один из них с удовольствием займется сверлением ее жемчужины, если действительно она еще не сверленная.
-Это ее проблемы,-хладнокровно ответил киммериец,-во всяком случае второй раз, я выкупать ее не собираюсь. Нравится ей быть рабыней и ублажать своих хозяев-дело ее. Я же перед дальней дорогой, которая нам предстоит в Туран, совершил благое дело, как и положено человеку, отправляющемуся в дальний путь.
Этот разговор происходил шагах в пяти от помоста и туда отчетливо доносилось каждое слово громко разговаривавших между собой Конана и Рашида. Услышав, что ее новый хозяин намерен отправиться в Туран, невольница вдруг резво соскочила с помоста и подошла к нему.
Глава восьмая.
-Я слышала вы направляетесь в Туран?- спросила она, даже не подумав как-то прикрыть свои идеальной формы крепкие налитые груди с торчащими тёмно-красными, словно рубины, сосками.
-А тебе, какое до этого дело, женщина?-грубо спросил ее киммериец, в то время, как Рашид сдернул с плеч свой бурнус и накинул его на обнаженную девушку. На краткое мгновение в ее глазах мелькнуло, что-то похожее на благодарность, затем она надменно ответила Конану:
-Мне тоже нужно в Туран, я хочу отправиться туда с вами.
-А я хочу стать королем Аквилонии,- насмешливо произнес варвар.
-А зачем ты хочешь попасть в Туран?-мягко поинтересовался Рашид.
-Мне нужно.
-Ладно, вы продолжайте тут болтать,- Конан направился к выходу, -а я возвращаюсь на постоялый двор.
-Я отправлюсь с тобой, мой господин,- вдруг сказала девушка изменившимся тоном ,- ты же меня купил, значит, я твоя невольница, ты обязан обо мне заботиться. Не могу же я здесь торчать одна, да еще голая на этом рынке рабов.
Конан негромко выругался на киммерийском языке, а Рашид расхохотался.
-Да, брат,- отсмеявшись, сказал он, хлопнув ладонью по плечу варвара,- владение собственностью создает не только права, но и порождает обязанности. Ты, как хозяин своей невольницы, обязан теперь заботиться о ней: кормить, поить, одевать, дарить украшения, лечить, если понадобится...
- Кром! Лучше бы я купил коня, от него хоть какая-то польза была бы. И вообще, я что-то не помню, чтобы, когда был рабстве, мне дарили подарки. В день давали краюху хлеба, правда, воды было вдоволь...
-Ладно,- сказал улыбающийся Рашид,- прежде всего надо позаботиться о приличной одежде для нее, не будет же она ходить голой. Кстати, вот как раз лавка продавца одежды.
Достав из кармана два золотых денария, он протянул их девушке и сказал:
-Пойди, милая, выбери себе что-то из одежды, что тебе по нраву, да не забудь взять запасной комплект, в пустыне магазинов не будет.
Но она, взглянув на Конана, ответила, потупив взгляд:
-Я не могу взять деньги от постороннего мужчины, без согласия своего господина.
-Да бери уже, раз дают,- рявкнул тот,- чтоб тебе попасть на ужин к Нергалу!
Она поклонилась, взяла из рук Рашида монеты и упорхнула в лавку.
-Если ты помнишь, я пытался тебя удержать от необдуманного поступка,- сказал, воспользовавшись ее уходом Рашид,- но тебе захотелось ее выкупить. Видишь, что из этого получилось?
-Я только хотел купить ей свободу, -проворчал Конан.
-Свободу чего?- резко спросил Ращид.-Свободу умереть с голоду или быть изнасилованной всеми этими торговцами живым товаром и их подручными? Нет, уж теперь, коль ты взял на себя ответственность за нее, подари ей настоящую свободу. Хочет она в Туран- доставь ее туда и только тогда ты до конца исполнишь свой долг по отношению к ней, когда она получит настоящую свободу, а не ту, которую ты хотел ей дать сейчас.