Жан де Марион, прозванный поляками "старым воином", сам по образованию инженер, помогал Боплану проектировать Кодак и теперь возглавлял его гарнизон, состоявший из 200 немецких наемников-драгун. Высокий, сухопарый с пронзительным взглядом бледно-голубых глаз, полковник бегло прочитал переданное ему письмо гетмана и, отложив его к другим бумагам, лежавшим на столе, поинтересовался:
-Гетман пишет, что вы следуете на Сечь к кошевому атаману и просил оказать вам содействие. Как дальше думаете двигаться степью или водой?
-Водой проще,- ответил Кривонос,- потому и не стали брать байдару, а пошли на лодке. При такой осадке пороги нам не помеха. Если не возражаете, мы бы завтра на рассвете двинулись дальше.
-Дело ваше.- равнодушно ответил полковник. Позвонив в лежавший на столе колокольчик, он вызвал порученца и распорядился отвести прибывших казаков в одну из гостевых комнат рядом с казармой драгун.
-Ужин вам подадут прямо в комнату,- добавил он на прощание,- и хочу предупредить, что после заката у нас наступает комендантский час. Хождение внутри крепости посторонним лицам запрещено.
Оказавшись в отведенной им комнате, где стояло несколько походных коек, стол и два табурета, Иван и Максим поужинали нехитрой солдатской едой, затем улеглись, не раздеваясь на койки.
-Ну, что пока все идет, как задумано,- с удовлетворением заметил Кривонос,- теперь осталось дождаться наступления ночи.
-Да,- хмыкнул Иван,- если только Марион не вздумает перечесть письмо гетмана. Ох, и сильно же он удивится, обнаружив вместо него чистый лист бумаги.
-А как он его найдет? - хитро улыбнулся Максим. -Лист-то я у него стащил со стола , пока он в колокольчик звонил.
С этими словами он достал из кармана шаровар скомканный лист бумаги.
-Ну, ты и мастер,- восхитился Серко,- даже я не заметил, когда ты это сделал.
-То-то же, учись, пока я жив,- ответил польщенный Кривонос.
Время шло медленно, тем более, что в комнате не было окон. Но и Кривонос и Серко умели определять ход времени по своим внутренним биологическим ритмам и знали, что в их распоряжении еще не меньше шести часов.
-Можно пока и вздремнуть, - сказал Максим, поудобнее устраиваясь на узкой койке.
Когда по расчетам казаков наступила глухая полночь, они оба незаметно выскользнули из отведенной им комнаты. В крепости уже все, кроме часовых на стенах спали глубоким сном, несмотря на рев Кодацкого порога. Но оба с удивлением обнаружили, что внутри крепости он почти не слышен, и к создаваемому им шуму можно привыкнуть.
Им нужна была западная стена крепости, но, чтобы подняться на нее, необходимо было пройти мимо часовых внутри крепости. Убрать их не составило бы труда, но отсутствие часовых могло вызвать тревогу.
-Напускаем морок,- предложил Серко. Максим согласно кивнул. Сконцентрировав мысленную энергию на стерегущих выход на стену часовых и воздействуя на их сознание, оба стали, словно, невидимыми для них. Казаки прошли вплотную к двум драгунам, стоявшим с фузеями на плечах, и те ничего не заметили. Оказавшись на стене крепости, друзья разделились, двигаясь в разные стороны и убирая по ходу часовых. Не прошло и десяти минут, как западная стена крепости оказалась полностью свободной от солдат гарнизона. Сойдясь вновь, Серко и Кривонос подали факелом условленный сигнал затаившимся в степи запорожцам. Спустя несколько минут внизу у крепостного рва появилось множество едва различимых в темноте теней. Все издаваемые ими звуки заглушал рев Кодацкого порога, особенно громкий в ночной тишине. Казаки Сулимы быстро забросали ров фашинами, взобрались на вал и вот уже сотни веревок с крюками на концах взвились в воздух у крепостной стены. Спустя несколько минут сотни полуголых запорожцев с саблями в руках оказались внутри крепости, а еще через полчаса стали полными ее хозяевами...
На следующий день утром Сулима вызвал к себе Серко. Принял он его в бывшем кабинете полковника Мариона.
-Славная работа, сынок,- сказал он, обнимая Ивана за плечи.- Заслуга во взятии Кодака наполовину твоя и Максима. Но я вызвал тебя по другому поводу.
Он внимательно посмотрел Ивану в глаза и продолжил:
-Взятие Кодака- только начало. Я хочу развернуть такую войну, чтобы ни одного пана больше на Украине не осталось, чтоб забыли они сюда дорогу навсегда. Но у нас мало добрых казаков, профессиональных воинов, все больше вчерашних гречкосеев. Я слыхал, ты в Черкасском городке свой человек?
Серко пожал плечами:
-Да, я там три года прожил, хорошо знаю некоторых атаманов.
-Вот тебе мое письмо к Татаринову, он там сейчас один из влиятельных атаманов, передай его ему и на словах скажи, что я прошу подмогу прислать. Хотя бы тысячи две донцов. Они нам во как пригодятся тут в предстоящем деле!
Гетман провел ребром ладони по горлу и, перекрестив Серко на прощанье, отпустил его.
В то же утро Иван оставил Кодак. Значительно позднее он узнал, что после пыток, которым запорожцы подвергли полковника Мариона, ему набили одежду порохом, затем его привязали к дубу, стоящему на краю днепровской кручи и запалили фитиль. "Пущай полетает!"- с хохотом кричали запорожцы. Снесенное сильнейшим взрывом дерево улетело в Днепр вместе с человеком, создавшим мощнейшую крепость, захваченную с помощью казацкой хитрости и коварства. Но и Кодак недолго пережил своего создателя. Через несколько дней запорожцы заложили бочки с порохом под его стены, и крепость взлетела на воздух. Валы снесли, рвы засыпали, остатки стен сравняли с землей. Победоносный Сулима возвратился на Сечь, развернув знамя всеобщей народной войны.
Но в это время на Украину возвратился великий коронный гетман Станислав Конецпольский, находившийся вместе с королем Владиславом IV в Прибалтике, где шла война со шведами. Угрожая ликвидировать вообще все казачество, он добился того, что, как позднее ходили слухи, несколько старшин реестровиков : Иван Барабаш, Роман Пешта, Ильяш Караимович притворно присоединились к Сулиме, а затем пленили его и предали в руки Конецпольскому. Славный казак и гетман запорожский Иван Михайлович Сулима был доставлен в Варшаву, где и казнен в декабре 1635 года. Как сообщается в древних хрониках, ему отрубили голову, четвертовали и останки развесили по стенам польской столицы на поживу воронью.
Часть третья. По военным дорогам.
Глава первая. В Мурафе.
Казак и война- понятия неразделимые. Казак- это привольная бескрайняя степь, широкая гладь голубого Днепра, гром сражений, грохот пушек, свист пуль, лязг сабель, высекающих сноп искр одна из другой. Казак-это долгие походы, битвы и тяжкий ратный труд. Без войны казак- либо обыкновенный бродяга, либо лихой разбойник, грабящий купцов и торговые караваны. Но среди всех многочисленных разновидностей казаков того времени одним лишь запорожским казакам было предопределено судьбою стать родоначальниками нового этноса и нового государства. Запорожский казак был не просто профессиональным воином, но еще и членом могучего боевого товарищества единомышленников, именуемого Запорожской Сечью, этого полугосударственного образования военной демократии, которому волею и предопределением судьбы суждено было стать колыбелью Украины, как страны и государства. Еще в описываемый период первой половины 17 века понятие польско-литовской Украйны ассоциировалось именно с Запорожской Сечью и ограничивалось ее территорией, в отличие от Южной Руси, собирательного названия для киевских, брацлавских, черниговских территорий. Здесь на Запорожье создавался не только прообраз будущего украинского государства, но и формировалась общность людей, из которых позднее выкристаллизовался украинский народ.
Возникнув вначале на юге польско-литовского порубежья, как форпост против набегов крымских татар, Запорожская Сечь в 20-х годах 17 века превратилась в военно-политический фактор, с которым уже не могло не считаться правительство Речи Посполитой. Здесь на базе южнорусской народности зарождался и формировался новый молодой этнос, обещавший со временем стать грозным соперником, в первую очередь, своим "крестным отцам"- польскому и литовскому этносам. С укреплением запорожского казачества и повышением его влияния на народные массы, усиливался и новый находившийся еще в самой начальной стадии своего формирования, этнос, представлявший уже определенную социально-политическую группу близких по духу людей. Большая часть населения края продолжали считать себя русским народом, выходцами из распавшегося Древнерусского государства, но запорожцы и затем казаки вообще, уже постепенно начали осознавать себя отдельной этнической группой, которая чутко реагировала на малейшие попытки со стороны более сильных и старых этносов ограничить ее в правах и вольностях. Не случайно в документах Московского государства с периода Смутного времени они уже официально стали именоваться черкасами. Новому этносу требовалось признание, но он его не получал. Именно такие люди "длинной воли" ( по выражению Л.Н. Гумилева- прим автора) создали некогда могучую империю Чингис-хана и такой термин вполне применимо и к запорожским казакам. В исторической науке господствует мнение о том, что казацкие восстания, от Косинского до Хмельницкого, были вызваны притеснениями южнорусского народа польскими панами, но это верно лишь частично. Более точно и правильно объяснить их причины борьбой нарождающегося украинского этноса против старого польского этноса, видевшего в нем своего могильщика и инстинктивно пытавшегося его подавить. В самом деле, казацкие восстания возникали в подавляющем большинстве не потому, что казаки готовы были сложить свои головы за лучшую жизнь простого народа, а в связи с тем, что Корона предпринимала попытки ограничить казацкие вольности и привилегии. Любая, даже незначительная попытка такого рода вызывала резкое противодействие со стороны казаков и в ряде случаев положение народных масс не играло в этом существенной роли. Так, причиной Куруковской войны явилось то, что польское правительство существенно ущемило права казаков, не выплатив им жалованье за участие в Хотинском походе. Спустя пять лет восстание подняли реестровые казаки, к которым присоединился Тарас Трясило с запорожцами, из-за провокационного слуха о том, что в Киевское воеводство вводится дополнительный контингент польских войск для уничтожения православия и казачества. Наконец, восстание Ивана Сулимы вызвало серьезное ущемление свобод и вольностей запорожских казаков постройкой Кодака.
К середине 30-х годов борьба старого польского и зарождающегося украинского этносов обострилась, достигнув своего апогея, чему в значительной мере способствовало и усиливающееся своеволие польских магнатов в южнорусских землях.
Несмотря на то, что новый король Владислав 1У, в отличие от своего отца, отличался веротерпимостью и в целом неплохо относился к казачеству, именно в его правление своевольство шляхты достигло небывалого размаха. Отдавая должное его личным качествам, нельзя не признать, что, как политик и государственный деятель, он не оказался на высоте своего положения. Его претензии на московский престол еще в то время, когда он был королевичем, ввергли Польшу в тяжелую войну с Россией. Его притязания и на шведский престол привели к тому, что на протяжение десятилетий между двумя государствами не было заключено мирного договора. Поддерживая по этой же причине невыгодный для Польши мир с Австрией, он вынужден был жениться на дочери австрийского императора. Правда, Владислав приложил много усилий для того, чтобы сгладить противоречия между униатской и православной церквями. Во многом ему это удалось, во всяком случае, некоторые отнятые у православной церкви храмы были ей возвращены, однако в целом отношение поляков к православию, как к "хлопской" вере, сохранилось и усилилось. Своеволие панов при Владиславе приобрело невиданный размах. Случаи наезда одного магната на владения другого стали обычным явлением, а приговоры судов и сеймов повсеместно не выполнялись. Князья Вишневецкие, владея огромными землями на Левобережье, чувствовали себя равными королю, а то и выше. Не отставали от них князья Любомирские, Замойские, Четвертинские и другие. Чувствуя слабость королевской власти, польские паны на украинских территориях сгоняли крестьян с их земель, превращали в своих рабов, облагали налогами и поборами. Множество крестьян от нестерпимого гнета убегало на Низ, где вступали в ряды запорожцев и призывали к выступлению против панского своеволия.
Не ограничиваясь притеснением крестьян, польские паны все чаще нарушали казацкие вольности и не считали нужным признавать их права, дарованные еще Стефаном Баторием и подтвержденные Сигизмундом III. Многие из них не хотели видеть разницы между реестровыми казаками и посполитыми людьми, притесняя в равной степени и тех и других. Для разбирательства жалоб казаков на притеснения король Владислав IV даже создал особую комиссию, которую возглавил подкоморий черниговский Адам Кисель. Несмотря на то, что Кисель старался объективно и честно рассматривать поступающие жалобы, магнаты мало считались и с выводами комиссии. В свою очередь реестровые и запорожские казаки - самый передовой слой нарождающегося украинского этноса с начавшим пробуждаться национальным самосознанием, не хотели мириться с таким положением.
В августе 1636 года казаки Переяславского полка, не выдержав притеснений со стороны князя Вишневецкого, приняли решение уйти на Запорожье. Остановить их от этого шага удалось лишь Адаму Киселю, который обратился к королю и гетману Конецпольскому с письмами, в которых подтверждал факт притеснений. Но польское правительство оказалось неспособным принять по отношению к зарвавшимся магнатам каких-либо существенных мер воздействия. Весной 1637 года на раде, когда эмиссары польского правительства приехали к казакам, чтобы выплатить жалованье и взять от них новую присягу, реестровики объявили, что не желают служить полякам и уйдут на Запорожье. В конце концов, их удалось уговорить, был избран новый гетман Василий Томиленко, выражающий интересы казацкой черни, однако затишье оказалось временным.