Пат кончил с криком-вздохом, я размазал сперму по его животу. Белесые, в жемчуг, капли — это очень красиво. Почему мы забываем, что секс может быть настолько красивым и выстилаем его c подложкой алчности, жестокости и отчаяния. По идее, секс — простая штука. Два человека хотят друг друга, и могут получить сладостные мгновения.
Наслаждайся мгновением, брат.
Они так тяжелы, мгновения. Я не могу ими больше наслаждаться.
Я облизал пальцы, до последней капли. Мне очень нравится Пат на вкус.
— Ты не кончил, — сказал Пат, глядя как я застегивал брюки.
— Не имеет значения, — глухо сказал я, — Помнишь Клару?
Пат ничего не ответил, лишь помрачнел.
— Даже секс с тобой — сплошное отчаяние, — лишь сказал он, быстро одеваясь и также быстро ретировавшись.
Он оставил меня одного с кучей вопросов, на которые я не найду ответы.
И у него ко мне тоже есть вопросы. И я бы ответил, если бы смог. Если бы мне было чуть легче, чем сейчас.
========== Глава 16 Запись ==========
Первая запись
Голос за голозавесой.
Вопрос:
— Вы убивали вместе?
Ответ:
— Вместе.
Вопрос:
— Вам это нравилось.
Ответ:
— Нравилось в первый год. Позднее, сейчас — уже наскучило.
Вопрос:
— Что вас связывает с Мареком Виленски?
Ответ:
— Он мой старый друг.
Вопрос:
— Вы специально возобновили дружбу, чтобы быть в курсе следствия?
Ответ:
— Да.
Вопрос:
— Вы были под влиянием Дерека Виленски?
Ответ:
— Сначала. Потом уже нет. Но его я тоже использовал. Он совсем слетел с катушек, и я мог обернуть это себе на пользу. Он был, по настоящему, безумным, а я мог таким притвориться. Я знал, что он вернется через четыре года, и правда о двух убийствах в последний год может всплыть. Он мог проболтаться. Я сначала хотел его убить, но передумал. Мне пришлось пойти у него на поводу.
Вопрос:
— Вы были под его влиянием, или всё-таки принимали решения самостоятельно?
Ответ: молчание.
Вопрос: Отвечайте!
Ответ:
— Я не знаю! Я боялся, что правда вскроется! Я встретился с ним, и он предложил развлечься… или как он это называл. Он стал еще хуже, чем был. Он стал совсем одержимым. На этот раз он не убивал женщин, а убивал мальчиков, похожих на меня в детстве!
Другой голос за голозавесой:
— Поэтому мы и не смогли связать эти убийства с прошлыми. Два женских трупа, вываренных в кислоте до неузнаваемости. Это не походило на серийные убийства.
Еще один голос, срывающийся:
— Наручники, дурак! Ты прокололся на наручниках!
Первый голос:
— Марек, сядь на место и замолчи, а то выгоню.
Ответ подследственного: хихиканье.
Срывающийся голос:
— Какая же ты сволочь.
Первый голос:
— МАРЕК!!!
Конец записи.
Вторая запись
Голос за голозавесой.
Вопрос:
— Почему вы использовали наручники?
Ответ:
— Не я использовал. Дерек. Мы так развлекались. Сексуальные игры. Ему нравилось так играть со мной. Он поднимал меня, беспомощного, на наручниках. Потом он использовал наручники с детьми.
Вопрос:
— Вам было важно убивать?
Ответ:
— Какой странный вопрос.
Вопрос:
— Вычеркиваем.
Вопрос:
— Что вы чувствовали, когда убивали?
Молчание длилось минуту.
Ответ:
— Это немного похоже на секс. С той разницей лишь, что секс можно разнообразить. Убийство — всегда убийство.
Вопрос:
— Почему вы пришли к Мареку Виленски и сказали, что вас подставили? Что у вас лунатизм?
Ответ:
— Это было просто. Он мог мне поверить. Летиция могла и поверила и приказала, чтоб меня не трогали до поимки убийцы. Дерека бы поймали, и я заткнул бы ему рот. Я бы остался вне подозрений, идя по краю.
Голос за завесой:
— Ты и ходил по краю. Ты меня использовал. Ты связал всех: Летицию, меня, всю полицию. Дерек убивал только в Красном секторе.
Молчание.
Ответ:
— Красный сектор — территория детства Дерека. Поэтому только в нем он и убивал.
Голос за завесой:
— Ты меня любишь?
— ВИЛЕНСКИ!!!
Конец записи.
========== Глава 17 Письмо ==========
Настал день «икс», и Пат отдал мне письмо. Не знаю, как оно оказалось у него. Может, Летиция отдала. Не суть важно. Важно то, что они все всё знали, а я ничего не знал.
Пат привез меня к себе домой и плюхнул на свой черный матрас, снятый с канатов, в руки всучив бутылку виски и письмо.
Заботливый-то какой. Знал, что мне понадобится.
Все-то они всё знают, я один ничего не знаю. Как мне всё это надоело.
Я открыл бутылку, отпил несколько глотков. Поставил бутылку на пол. Пат шебуршал где-то на кухне, переговариваясь с кошкой в пол голоса.
Я вздохнул и открыл письмо — сколько можно откладывать.
«Привет, Марек
Это я. Твой брат, который испортил тебе жизнь. И себе, впрочем, тоже.
Я знаю, ты меня не простишь. Никто меня не простит. Даже я сам себя не могу простить. Я в себе копаюсь, как ты это называешь, но выкапываю одну гниль и черную жижу. Иногда я не знаю, зачем я делаю какие-то вещи. Просто делаю.
Я больше не чувствую боли, Марек. Я больше не чувствую радости. Я даже не чувствую отчаяния. Я пытаюсь найти отголоски чувств, но не могу.
Мне так хочется хоть что-то почувствовать, но во мне чувств не осталось. Всё — ровно.
Это так страшно, когда всё — ровно.
Мне кажется, меня уже не осталось. Я высыпался весь, как песок, ушел сквозь пальцы Бога. Меня больше не осталось.
Я знаю, что ты меня не простишь, но я всё равно заранее прошу прощения.
Сбежать и умереть — иногда одно и то же. Умереть я не могу, но сбежать у меня получится. Эрик сделал мне проходку и поделился деньгами. Я заработаю и верну ему. И вернусь сам. Если вернусь. Надеюсь — вернусь.
Помни меня, брат.
Нас всегда было четверо, помнишь?..
Дерек.»
Странное письмо, да?
Как впоследствии будет ясно: таким образом, он, Дерек, меня оберегал. Он знал, что сходит с ума, но умереть не мог. Он надеялся, что иная жизнь его вылечит. Но он не вылечился. Всё стало только хуже.
Пат пришел, когда я лежал, глядя в багровый потолок с прожилочками. Тупо глядя и тупо задыхаясь.
Он подбежал ко мне и помог приподняться.
— Дыши, твою мать!
Я засмеялся. И долго, неостановимо, хохотал.
— Марек? — вид у Пата был на редкость испуганный.
Я отмахнулся:
— Со мной всё нормально. Не суетись.
Я замолчал. И почувствовал, что полились слезы — я начал плакать, впервые за десять лет. Я скулил и подвывал, а Пат залез с ногами на матрас и прижимал меня к себе. Я не делал попыток обнять его в ответ.
— Почему четыре года? — проговорил я сквозь слезы, глотая слова, — Почему через четыре года — отдать?..
— Там есть строчка. Что нас всегда было четверо.
Я замолк.
— Да.
Пат натянул рукав рубашки на руку и вытер мое лицо. Я засмеялся.
— Какие вы затейники, однако. Вы все такие затейники… Поубивать бы вас, к черту.
Пат ничего не сказал.
— Вы все всё знали. Вы знали, что он жив.
Я опять стал плакать. Эти слезы, которые десять лет во мне копились, наконец нашли выход и решили меня смыть волной цунами.
— Нас сейчас смоет, — я засмеялся. И резко замолк.
Мне не хватало дыхания и не хватало слов. И времени теперь не хватало. Я не успел оплакать потерю, как потеря вздумала ко мне явиться.
— Пат, — позвал я.
— Да? — тихо откликнулся он.
— Почему ты стал со мной опять общаться?
Пат медлил несколько секунд:
— Я следил за тобой, но ты был недоступен. Мне было удивительно, как тебе легко удалось перечеркнуть наши года.
— Нелегко. Это не было легким.
— Тогда почему.
— Мне хотелось другой жизни, и Джон мне ее дал. Без Дерека.
— Ему тоже хотелось другой жизни. Поэтому он и сбежал.
Опять молчание. С Патом можно было молчать, я понял. Только с Айви можно было так молчать. Наше молчание не держало в себе напряжение. Я такой глупый, я столько лет потратил впустую.
— Я такой глупый, — сказал я вслух.
— Я знаю, — согласился Пат.
Как мне теперь принять всё это… Как. Кто мне ответит на вопросы, которыми я себя мучаю?
— Что мне делать, если он вернется?
— Жить, — просто ответил Пат.
Я вывернулся у него из рук и улегся на подушку, глядя на сидящего Пата напротив меня.
— Каким он был — для тебя?
Пат вздохнул, и в его вздохе, я чувствовал, присутствовала здоровая доля раздражения:
— Слепящим.
— А я?
Пат ничего не ответил.
— А я? — повторил я.
— Иногда мне хочется тебя ударить, — медленно сказал он, — но я сдерживаюсь. Хочешь знать всё? Да, мы с ним трахались. Да, я любил его. Но ты, ты!
Он опрокинул меня на спину и залез на меня сверху. Любит он такие игры. Теперь, наверное, у меня было испуганное выражение.
— Но ты, ты, — продолжил он севшим голосом, — Ты — был личностью. Ты был цельным. Он ослеплял, он не был живым. А ты всегда был живым.Со всеми своими слабостями и страхами. С тем, что ты слабее него. С тем, что ты можешь бояться. Можешь чувствовать. Он, в конце концов, потерял все чувства. И перестал быть человеком.
Если бы я знал. Если бы я знал, сколько истины в его словах, и что мне нужно было бы внимательнее слушать.
Но я был человеком, слишком — человеком. А потому, пропускал некоторую информацию мимо ушей.
========== Глава 18 “Колодец” ==========
Я пошел в наш тир, что находился в подвале. Нужно было что-то сказать деду и бабке. Или же не говорить… Сказать им, что Дерек жив, и он просто «запутался»? И выбрал очень оригинальный способ для изменения своей жизни: сделав всё, чтоб близкие его похоронили?
Затейливая вязь получается. Рисуй — не хочу.
Мне внезапно захотелось, чтоб на улице была морозная зима, и тогда я смог бы оправдать свою беспомощность тем, что замерз.
В подвале тоже было прохладно. Навстречу мне вышел довольный Стив, вытирающий свои светлые волосы полотенцем.
— Привет, Марек!
Я кивнул в ответ.
— Выглядишь ты не очень.
Какой проницательный.
— Выпить не хочешь вечером?
От мысли об алкоголе мне уже становилось не по себе. Я подумал-подумал… Подумал. И подумал.
— Пойдем в «Колодец»? — предложил Стив, — Там сегодня будет Пойзон Айви.
— Прости? — мне показалось, я ослышался.
Стив набросил полотенце на шею.
— Пойзон Айви. Сегодня, — повторил он, — впервые за много лет.
— Кхм, — всё интереснее и интереснее, — Окей, я буду.
Стив хлопнул меня по плечу и стал подниматься на верх, в главный зал участка.
Айви, значит. Что могло заставить Айви выйти на ринг? И против кого, интересно.
Мир — такая удивительная штука. Мой мир похож на пирог, который с одной стороны плохо пропечен, а с другой — подгорел. А еще он разваливается. Прямо у меня в руках.
Я зашел в раздевалку, сбросил куртку, выбрал очки и наушники. Затем пошел в оружейную и выбрал пистолет — модификацию Макарова. Можно было, конечно, выбрать и плазму, но мне хотелось чувствовать упругие и безжалостные пули, ощущать, как их маленькие, смертоносные тельца пробивают мишени насквозь.
Я забил магазин под завязку и направился на стрельбище. Кстати, пистолет Макарова — первый из оружия побывавший в космосе. А я тот, кто в космосе никогда не был. Мы — неплохая пара, настолько отличаемся друг от друга, что можем и сойтись. Противоположности притягиваются, так, что ли, говорится.
У меня было восемь патронов и полтора кило смертоносного веса в руке. И бесконечность времени в тишине, пока выстрел не разорвет пространство.
Я медлил, не решаясь выстрелить. Яблочко маячило впереди красным боком, но я не хотел его съесть. Смять и растерзать — возможно. Подойти к мишени и выгрызть ей сердцевину. Пистолет вообще тогда ни к чему.
О чем думал Дерек, когда придумывал свой план побега. О том, что в противном случае, я его не отпущу. Вполне возможно.
Я прицелился и выстрелил. Отдача была несильной, но была.
Думал ли Дерек, что его смерть будет переживаться семьей болезненнее, чем его побег. Вряд ли.
Я снова прицелился и выстрелил.
Гул от выстрела отдавался в ушах, и наушники не спасали.
Какой у него, однако, хитровыдуманный план получился. А хитровыдуманный Пат что-то еще знает, я чую.
Снова выстрел. Легкий запах пороха поднимался вверх.
Запах смерти. Если напополам с кровью, то коктейль готов. Коктейль под названием «Ты умрешь». Сегодня и навсегда.
Умри, моя память. Умри, моя боль. Умри то, что я уже похоронил. Теперь нужно выкопать мертвеца и привести его в порядок.
Выстрел.
Умыть, расчесать.
Выстрел.
Надеть на него парадный костюм.
Выстрел.
И представить гостям.
Выстрел. Выстрел.
Я продырявил мишень насквозь, она отъехала в сторону, другая услужливо вползла на ее место. Но я снял наушники и привалился спиной к стене, затем сполз на пол.
Мне надо поговорить с дедом и бабкой, но для этого нужно открыть алфавит и начать складывать из буковок с гвоздиками слова. Как в старой игре «скрэббл». Сначала я соберу одно имя на букву «Д». Затем выберу букву «Ж». Сразу хочется рядом поставить букву «О», но тогда это будет совсем нелепая комедия, а я — четырехлетка в ней, играющий в буковки, сидя под столом у ног родителей. Маленький «я» уже выучил все буквы, но некоторые слова еще страшусь собирать. Слова как угловатые фигурки в моих руках: я исколол себе все руки острыми уголками.
Дерек жив, дед. Представляешь.
Наш мудак — жив.
***
Наверху, в зале, Джон угощал незнакомого парнишку мармеладками. Парнишка был ладно скроенным, даже угловатые пока части локтей и коленок не мешали взгляду. Темные волосы, такие же глаза. Приятное, неглупое лицо. Одежда с чужого плеча: я пригляделся и понял, что длинноватые брюки и рубашку видел на Томми. Парнишка, активно жестикулируя, о чем-то беседовал с Джоном. Они оба то посмеивались, то обрывали смех внезапно и серьезно вглядывались друг в друга.
Я подошел к ним, встал рядом. Джон повернулся ко мне, показал:
— Знакомься, это Арнольд. Он теперь с нами работает.
Я поднял брови. Ухмыльнулся.
— Скоро из яслей начнешь набирать?
Арнольд засмеялся:
— Я ненадолго. Не волнуйся, — и сразу панибратски и на «ты». Но он был настолько располагающим к себе, что не вызывал и капли раздражения.
Я подал ему руку:
— Меня Марек зовут. Марек Виленски.
— Арнольд Райдер-Смит.
Я уставился на Джона. Тот сразу засмущался:
— Племянник, — буркнул он.
— Ну ладно, — я улыбнулся, — племянник так племянник.
Я взял стул и поставил его рядом, чтобы присесть:
— А что ты будешь у нас делать?
— Быть приманкой, — жестко сказал Джон.
— Прям так сразу? А на кого охотимся-то?
— На вашего маньяка, — отрапортовал Арнольд.
Я оглядел его, прищурившись.
— Да, типаж вроде подходит.
— Обсуждаем места, где мы можем зацепить маньяка.
— У детей уже спрашивали?
— Если б ты не прохлаждался, занимаясь непонятно чем, то тоже был бы в курсе, — попенял мне Джон.
Я развел руками:
— Прости.
— Не засчитано.
— Я обещаю исправиться.
Арнольд захохотал.
— У вас такие милые отношения.
— Цыц! — рявкнул Джон.
Арнольд опять пустился в смех. Интересный парень.
Арнольд повернулся ко мне, двинувшись чуть ближе:
— Я уже познакомился с одной группкой детей. Точнее, давно познакомился. Джон и раньше иногда давал мне задания.
— Будешь работать с ними?
— Ага.
— Не страшно?
Арнольд радостно улыбнулся, словно показал блеснувший клинок. Кого-то он мне немного напоминал.
— Неа, — весело сказал он.
— Рисковый ты парень, — я посмотрел на него с восхищением.
— Пойду по стопам… Джона, — произнес Арнольд с секундной запинкой.
Я в ответ взглянул на молчащего Джона, наблюдая. Хе-хе.
Хе-хе-хе. Джон-проказник, что ж ты молчал. Молчал, что у тебя есть сын.