Дитмар был так безумно зол на Руперта, что дал согласие на поединок. Он уселся на высоком стуле, где обычно восседал его тренер — с высоты лучше были видны движения и ошибки сражающихся.
Начальник охраны замка и он же личный телохранитель герцога сам выбрал рыцаря для поединка с оруженосцем молодого лорда. Ему самому безумно хотелось взглянуть, как накажут «зазнайку». Он ненавидел Руперта всей душой, считая, что тот занимает место, недостойное его положения в обществе. А уж как того баловали при этом непонятно за какие-такие заслуги, совсем ни в какие ворота не лезло. Он столько лет служил его милости, но такими привилегиями не наделен и ночевать должен уходить вместе со всеми в казармы. А у молодого льстеца имелись в замке личные апартаменты с камином.
Точно таких же, несправедливо обделенных, набралось достаточно много, и скоро небольшой тренировочный зал не смог вместить всех желающих взглянуть на поединок. Слухи быстро распространяются по замкам! Пришлось всей огромной толпой покинуть тесное помещение и организовать ристалище прямо за казармами, где обычно обучались ратному делу новобранцы, с утра до вечера размахивая мечами.
Под радостные крики и улюлюканье на посыпанной мелким речным песком площадке появился один из рыцарей герцога. На последних прошедших турнирах он всегда оказывался среди победителей, если не в поединках, то уж в массовых боях совершенно точно. Опыт подобных «драк», по крайней мере, у него имелся.
Рыцарь скинул нательную рубаху, обнажившись до пояса и продемонстрировав собравшимся красоту тренированного тела, пройдясь кругом, поигрывая мышцами и потрясая руками. Толпа взвыла от восторга. Сейчас он покажет этому щенку…
В центр импровизированного ристалища вытолкнули перепуганного насмерть Руперта. По пути чьи-то руки стащили и с него одежду, тоже обнажив до пояса.
Решено было, что поединок будет продолжаться до «первой крови» или до того момента, пока его не остановит молодой лорд.
Самые предприимчивые тут же стали принимать ставки — сколько времени сможет продержаться оруженосец против рыцаря. Смелые дали Руперту не более трех минут, пессимисты же решили, что победу рыцарь себе обеспечит секунд за тридцать, не более того.
Поединщикам выдали тренировочные утяжеленные мечи (чтобы не размахивали ими без дела), прозвучал гонг. Откуда-то появились песочные часы — ставки есть, значит, кто-то должен следить и за временем поединка.
Толпа взревела, когда рыцарь пошел на Руперта — все ждали, что тот, поджав хвост, начнет отступать к краю площадки. Но, на удивление, оруженосец молодого лорда приподнял тяжелый меч и приготовился обороняться. Он легко отразил первый удар, нанесенный ему, и даже сам попытался напасть на рыцаря, вот только меч оказался для него несколько тяжеловат, и атака не состоялась.
Теперь ставки стали делать в пользу Руперта — было очевидно, что тот, хоть и молод, и еще плохо владеет мечом, но просто так не сдастся.
Поединок продолжился… Руперт выстоял пять, десять минут. Толпа ревела, подбадривая рыцаря, а он все отражал и отражал удары. Только с каждым замахом Руперту приходилось все труднее и труднее. Пот стекал по его лицу, обнаженному телу, ноги подкашивались от усталости, а руки дрожали, когда он поднимал меч, чтобы отразить очередной удар.
Тридцать минут «танца» на ристалище не прошли даром и для рыцаря — заметна была и его усталость, хотя он выглядел гораздо бодрее Руперта, пот точно так же стекал струйками по его загорелому торсу. В какой-то момент ему все же удалось выбить меч из рук своего менее опытного соперника и сбить его с ног.
Толпа взревела — она жаждала крови.
— Убей его, — закричал кто-то пронзительно.
Все расступились и теперь взирали на молодого лорда, который должен был принять решение, что сделать с оруженосцем.
Рыцарь поднял меч двумя руками, стоя над поверженным: тренировочным тупым оружием надо еще умудриться нанести рану, а уж тем более убить — это надо было сильно постараться, но переломать ребра можно было, если со всей мочи ударить в грудь.
Руперт не пытался просить пощады или встать на колени — он лежал на площадке и смотрел мимо рыцаря на проплывающие по небу облака. Все, что мог, он сделал, и дальнейшая судьба от него не зависела.
— Все, хватит, достаточно, — раздался властный голос.
И мгновенно стало тихо.
К лежащему на спине Руперту подошел герцог Сиджи.
Это он своей властью остановил поединок.
— Мальчик сражался достойно. Он примет участие в ближайшем турнире, где будет посвящен в рыцари. Из него получится прекрасный воин.
И далее он обратился с усмешкой к сыну, который допустил такое унижение своего преданного слуги: — И если ты до сих пор не понял, что он никогда не поднимет на тебя руку, то мне весьма жаль.
Дитмар недовольно поджал губы — он не нашелся, что ответить отцу. Прекрасно понимал, что виноват, но как исправить ситуацию, когда она вышла из-под контроля, и все ринулись посмотреть, как будут избивать его оруженосца, не знал. Молился о чуде, и чудо в лице его отца появилось. Он задобрит Руперта, ведь тот и раньше его прощал, простит и сейчас, на то он и преданный слуга…
— Эй, парень!
Руперт повернулся на голос, принадлежавший немолодому мужчине, но еще не старику.
— Помоги разгрузить подводу с мукой. Тяжеловато мне самому таскать кули, а сын занят в пекарне с тестом. Упустишь, хлеб получится не такой, как надо.
Руперт не стал отказываться. Почему бы не помочь, когда делать все равно нечего? Точнее есть что, но то дело ему совершенно не нравилось — украсть буханку из пекарни.
Он молча перетаскал огромные мешки с телеги в амбар, аккуратно сложил их вдоль одной стены. Мужчина только поправлял кули на его спине, мокрой от пота, чтобы те не съезжали.
— Спасибо, — поблагодарил он Руперта, когда подвода была полностью освобождена от мешков.
— Спасибо сыт не будешь, — хмыкнул тот, вытирая струившийся из-под шляпы пот. Руперт не рискнул скинуть ее с головы, чтобы не быть узнанным.
— И то верно, — рассмеялся мужчина и махнул ему рукой, чтобы Руперт следовал за ним.
Прихрамывая, он быстрым шагом пересек широкий двор и вошел в низкие двери. Руперт старался не отставать. Из распахнутой двери в лицо пахнуло жаром, а в ноздри ударил сладкий запах свежеиспеченного хлеба.
Мужчина надел на руки плотные рукавицы и, взяв с лотка две горячие буханки, любовно положил их в холщовую сумку.
— Муку раз в неделю привозят, и примерно в это же время. Буду рад, если зайдешь в следующий раз мне помочь, — он с улыбкой протянул Руперту честно заработанное.
— Спасибо, — теперь он поблагодарил пекаря. — Зайду…
========== Глава 2 ==========
—Ах, какой изумительный хлеб!
Болдер разломил буханку, которую удалось добыть новому члену, можно сказать, их шайки, половинки поднес к носу и вдохнул аромат, наслаждаясь запахом настоящего пшеничного хлеба, изготовленного на хмелевой закваске. Это был не тот хлеб, пресные сухие лепешки, которые ему удавалось спереть из дешевых пекарен, а хлеб, достойный стола самого герцога. Он знал это. Хотя… Вряд ли этот хлеб выпекали для замка, у герцога были свои пекари — он, когда сам был одним из них, стряпал булочки с кунжутом с хрустящей корочкой. Его прогнали… Хорошо еще, что не обвинили в краже, когда он попытался вынести за ворота замка несколько таких булочек для своей умирающей от чахотки сестры. Повезло. Тогда ему хватило ума надкусить каждую из булочек, якобы это гости герцога Сиджи не доели их, а выбрасывать, пусть и объедки со стола, жалко. Ему, конечно, никто не поверил, но почему-то оруженосец молодого лорда, случайно въезжавший в ворота в эту минуту, приказал стражникам отпустить его. Мол, он сам доложит герцогу о том, что булочек выпекается слишком много, раз их гости не доедают, а только надкусывают.
Назад в замок Болдера уже не впустили, сказав, что в его услугах больше не нуждаются — булочки с кунжутом больше на герцогской кухне выпекаться не будут… С тех пор Болдеру никак не удавалось найти достойную работу. С одной стороны, он был сердит на оруженосца лорда Дитмара, ведь это из-за его доклада герцогу он лишился работы. Неизвестно, что тот наплел, может, сказал, что булочки абсолютно невкусные и поэтому их решили больше не стряпать. Но, с другой стороны, благодаря тому же оруженосцу он не попал в казематы замка за кражу. Можно сказать, повезло.
Болдер не знал и даже не догадывался, что оруженосец не мог спокойно взирать на то, как недоеденный хлеб отдавался свиньям — бережно относился к каждому куску, сказывалось голодное детство. Об этом, то есть, с каких низов поднялся оруженосец лорда Дитмара, любили посудачить все, кому не лень, даже повара на кухне, но до ушей пекаря булочек с кунжутом эти сплетни как-то не дошли.
Разломив половинки буханки еще пополам, Болдер подал хлеб Клосу, Лукасу и их новому знакомому, назвавшемуся Грэгори. Тот явно лгал, называя себя другим именем. Но Болдера не проведешь, пусть он всего лишь единожды увидел оруженосца лорда Дитмара, но запомнил его на всю жизнь, особенно его необычайного цвета волосы. Впрочем, этот парень мог оказаться и родственником лорда Руперта. Как знать. Да в сущности, какая ему разница, с кем приходится делить хлеб, трапезу и место у костра. Теперь все они всего лишь бродяжки, без рода и племени.
После смерти горячо любимой сестры Болдеру и жить-то не хотелось — не для кого и незачем. Решив покончить с жизнью, он покинул город, выбрал сук покрепче и уже прикидывал, как лучше привязать к нему веревку, которую держал в руках, когда ровный спокойный голос вернул его с небес на грешную землю.
— Смотрю, веревочке, вервию простому, что в твоих руках, пытаешься найти недостойное применение.
Болдер обернулся на голос — недалеко от него стоял мужчина, его ровесник. А по тихому проникновенному голосу, он решил, что обратившийся к нему — дряхлый старик. Он внимательно рассматривал его, Болдера, и ухмылялся.
— Ну, а ты хочешь найти моей веревке достойное применение? — фыркнул Болдер, и как-то само собой пропало желание лишать себя жизни.
— Конечно, — отозвался мужчина, — я из нее силки сделаю, чтобы поймать нам с тобой ужин.
— Ужин? — переспросил Болдер, и сразу после напоминания об еде его желудок предательски заурчал. Тот оказался согласен с незнакомцем, что пора и о хлебе насущном подумать, раз его хозяин передумал отправлять свое бренное тело к праотцам. — И кого ты думаешь словить в силки?
— Клос, — мужчина протянул руку Болдеру, представляясь и одновременно забирая веревку в опасении, как бы тот не передумал. — Кролика, милый друг, кролика. Их в этой роще расплодилось видимо-невидимо. Глупые, сами в силки так и прут. Я предупреждал и молодого лорда, и его отца, герцога Сиджи, что нельзя уничтожать всех хищников в округе, что питаются кроликами. Я не беру в расчет нас, людей. Только где там — меня не просто не послушали, но и лишили должности егеря, мол, лисы и волки угрожают домашним животным. И что мы имеем…
Он не договорил, так как прямо из-под его ног вышмыгнул тот самый кролик, на которого он собирался поставить силки, сплетенные из веревки Болдера.
— И что мы имеем? — рассмеялся тот в ответ.
Настроение у него заметно улучшилось: он не один — есть с кем скоротать длинный вечер.
— Их можно ловить руками, только гоняться по лесу не интересно, да и здоровье не позволяет, силы уже не те, — рассмеялся Клос вслед за Болдером, — да и силками надежнее. Но все это не смешно, — он мгновенно посерьезнел. — Кролики стали прямой угрозой всему живому не только в этой роще, но и во всех герцогских угодьях. Они скоро сожрут всю траву, и скот нечем станет кормить. Вслед за скотом начнут пухнуть с голоду и люди, так как кролики, поверь моему опыту и знаниям, переключится с травы на поля с пшеницей, овсом и просом и на огороды с морковью, свеклой и репой. Им все равно, что жрать. Вслед за голодом придут и болезни…
— Знаешь, — перебил Болдер Клоса, — все это, конечно, весьма познавательно, и я, хоть и не очень люблю герцога и его сына, но позволю себе вместе с тобой поймать парочку-тройку самых жирных и крупных кроликов, чтобы соблюсти равновесие в природе и в будущем не подохнуть от болезней.
— Именно это я хотел от тебя услышать, — улыбнулся Клос. — Приходится опасаться прихвостней лорда Дитриха.
За неспешной беседой он мастерски изготовил силки, расставил их между двумя березами и потянул своего нового друга в сторону. Клос прекрасно знал, что не пройдет и часа, как кролик уже запутается в хитро сплетенной снасти…
Уже потом к ним присоединился Лукас, бывший некогда врачевателем. Именно поэтому его неудержимо тянуло на рынок к торговцам овощами и травами, и только благодаря ему болезни обходили друзей стороной.
А сейчас к ним прибился некто Грэгори, который ничего не рассказывал о себе. Но и без его рассказов Болдер догадался, кто он такой. Пока решил умолчать об этом — не время его друзьям знать об их новом знакомом правду.
— Я не крал этот хлеб, ешьте смело, — понуро сказал Руперт.
— И мы не крадем, — не очень уверенно ответил за всех обычно молчаливый Лукас. — А красть хлеб, согласен, — последнее дело. Честнее просить подаяние.
— И подаяние я не просил, — добавил Руперт. — Честно заработал эти буханки, разгрузив подводу с мукой. Хозяин приглашал помочь ему и в следующий раз, когда придет телега.
Все замолчали, задумавшись каждый о своем. Они, действительно, не крали, продолжая оставаться честными людьми, если не считать воровством отлов расплодившихся в хозяйских владениях кроликов. Даже Болдер, который все время хорохорился, изображая опытного ворюгу, никогда не взял чужого, опять же если не брать в расчет те булочки, которые он вынес когда-то из замка для сестры. Булочки не могли ей помочь и избавить от болезни, но настроение заметно улучшили и у нее, и у него. Что последовало за этим, больная так и не узнала, просто не от кого было, а сам Болдер никогда бы ей не признался, что лишился работы. Он продолжал каждое утро уходить из дома, а по вечерам возвращаться к сестре с неизменной улыбкой на лице и приносить ей что-нибудь вкусненькое.
— На север двигать надо, — сказал Лукас после того, как похлебка была съедена, и последние ее капли вымаканы хлебом.
Они сидели не под мостом, как обычно, сегодня им не удалось занять сухое и достаточно чистое местечко, а прямо в пыли на обочине дороги, недалеко от рощи, где был отловлен кролик, разложили костер. С этого места прекрасно были видны городские ворота, и если вдруг появится стража верхом на конях, то придется разбегаться и прятаться, иначе скрутят и отправят в каталажку. Герцог на дух не переносил бродяг и нищих.
Нет, на север он не пойдет, решил Руперт. Если не удастся отговорить своих новых знакомых, то отправится странствовать в одиночку. Он прекрасно владел мечом, кинжалами, арбалетом. Кроме ратного дела, правда, ничему больше не обучен, если не считать грамоту и науки. Но кому могут понадобиться его знания?
Руперт вздохнул и оглядел мужчин, сидевших возле почти погасшего костра и, казалось, задремавших.
— Болдер, — позвал он его негромко и несильно ткнул локтем в бок, — скажи Клосу и Лукасу, что не надо ходить на север. Там недавно мор прошел.
— Они знают, — отозвался Болдер, не открывая глаз, — именно поэтому и хотят туда податься в надежде, что их знания и умения кому-то могут сгодиться. Лукас врачевателем был, а Клос, хоть и егерем, но в травах разбирается не хуже его.
— А ты кем был до того, как бродяжничать начал? — спросил Руперт.
— Пекарем, поваром… Кстати, тоже в травках разбираюсь неплохо… А ты?
— Воин… Стражник… Мне бы оружием разжиться…
— И на большую дорогу? — распахнул глаза Болдер, а потом испуганно закатил их.
— Да ну тебя… — улыбнулся Руперт. — Охранять бы кого-нибудь нанялся, если повезет. За подобную работу неплохо торговцы платят, им сопровождающие караванов постоянно требуются. Пошел бы со мной?
— Пошел бы, — согласно кивнул Болдер. — Только я ничего не умею, кроме как похлебку сварить.
— А больше ничего и не надо…
Они не договорили… Лукас присвистнул, заметив выехавший из ворот города довольно большой отряд стражников. Маловероятно, что это их костерок привлек внимание воинов, скорее всего, они отправились встречать или провожали какое-то знатное лицо. Но рисковать не стоило — проезжая мимо, те непременно взмахнули бы мечами, лишая бродяжек их никчемных жизней.