***
Ночь застала меня на пепельных пустошах. Больше идти я не мог, пришлось останавливаться на ночлег. Звериных троп рядом не было, бандитских лагерей — тоже. Не знаю, как я ухитрился повалить сухостой и дотащить его до своего лагеря.
Знаешь, Мастер, хороший костёр и плотный ужин могут спасти жизнь. Нет, это не поэтическая метафора, я давно не использую их в своей речи. Хороший костёр отгонит зверьё и защитит от холода, пока ты будешь отсыпаться. А плотный ужин… когда ты долго идёшь по холодной гористой местности, ты чувствуешь себя не лучшим образом, хуже только, если тебе приходится весь день то и дело вздрагивать от малейшего шороха. Такая дорога выматывает ещё сильнее, особенно если тебе не на кого положиться. Скаалы знают, как надо ночевать вдали от своей деревни — и, сами того не зная, они научили меня этому. Ты спрашиваешь, почему я не использовал магию — и я отвечу, что не желал так расточительно относиться к собственным силам. Днём они мне будут нужны больше.
Тепло костра разморило, и я провалился в сон. В голове снова зазвучал этот голос, и я увидел перед собой лицо в золотой маске. Я не первый раз видел этого человека во сне — да, я был уверен, что передо мной стоит человек, норд, если быть точным. Я сидел перед ним на коленях, будто бы связанный, мои силы — магические и физические, были словно выпиты досуха, а он просто смотрел на меня. Я не видел его глаз, не знал, какая гримаса застыла на его лице, но отчего-то меня насквозь прошибал холодный пот, затем бросило в жар. Норд продолжал сверлить меня взглядом, а я ничего не мог поделать, не мог вымолвить ни слова, а он лишь грустно покачал головой и исчез.
Что-то начало душить меня, и в холодном поту я подскочил со своей лежанки. Мой костёр всё так же тлел, вокруг не было ни единой души, лишь где-то вдалеке завыли волки. Усталось была сильнее меня, и я снова погрузился в сон, надеясь, что от раздавшегося в опасной от меня близости шороха я всё-таки проснусь. Я хотел лишь одного: выспаться, не видя никаких сновидений.
Сновидения. Когда-нибудь они добьют меня, сведут с ума. С самых первых дней, как мы прибыли на Солстхейм, мне снился голос этого норда. Затем мне стал сниться берег моря. Но вместо песка или камней я стоял на металлических решётках, вода была тёмной и вязкой, при попытке прикоснуться она обжигала хуже огня; небо надо мной висело зелёное — но не того приятного оттенка, что ободряет и вселяет надежду, а ядовитого, давящего на разум. Воды поглощали меня, что-то выжигало меня изнутри, я хотел всплыть на поверхность, но силы покинули меня, я захлёбывался, хотел проснуться — но что-то не отпускало меня. Я думал, что всё это из-за вечного недосыпа и наступающих холодов, но теперь я сомневаюсь в этом. Впрочем, сомневаюсь я теперь во всём, и единственное, чего я хочу — это ответы на рождающиеся вновь и вновь вопросы. Даст ли мне их этот сумасбродный Телванни? Возможно, и нет — но он должен хотя бы направить меня, иначе он не достоин будет кичиться своим почти всемогуществом и опытом, обретённым за века жизни.
***
Старик решил прервать мой рассказ — возможно, он просто устал слушать. Я не буду на него обижаться за это — я и сам устал говорить.
— Как мне называть тебя, Мастер?
— Зови меня Арнгейр. И ты, эльф, назови своё имя в ответ.
— Анкарион.
========== Сила ==========
Кровать, которую Седобородые мне выделили, нельзя было назвать удобной — но после моих странствий я рад и такой. Сегодня меня хорошо накормили, дали мне крышу над головой, этой ночью я могу не беспокоиться, что меня ограбят и перережут мне горло, или что мною решат поужинать дикие звери. И я был счастлив уже поэтому.
Старики разбудили меня рано утром — и за завтраком рассказали мне о моих обязанностях. В обмен на то, что я буду жить и обучаться на Высоком Хротгаре, придётся помогать этим четверым по хозяйству. Год назад я бы возмущался, не позволил ни одному человеку заставлять меня выполнять какую-либо работу, но сейчас я знаю, что не должен роптать, да и обмен, в общем-то, справедлив. После еды началось и моё обучение. Арнгейр подозвал меня к себе и велел сесть рядом, на расстеленный по полу коврик.
— Ты уже понял, что можешь поглощать знания и силу убитых тобой драконов, и можешь превращать свой голос в ту’ум.
— Расскажи мне о ту’уме.
— Ту’ум, или Крик — это древняя драконья магия, которую мы, смертные, смогли постигнуть по милости матери нашей Кин. Возможно, ты знаешь её как Кинарет. Чтобы постичь Крик, ты должен услышать Слово внутри себя, понять и почувствовать его — и тогда, возможно, тебе не понадобится постоянно убивать драконов для изучения новых Криков. Давай начнём с простого, со слова FUS. В переводе с драконьего оно значит «Сила». Ты же знаешь, что это такое — Сила?
Вопрос старика на первый взгляд казался мне глупым, но когда я попытался ответить хотя бы для себя, то обнаружил, что не мог объяснить значения этого слова.
— Я не могу объяснить, — признался я.
Арнгейр усмехнулся — но так, словно мой ответ не удивил его.
— Закрой глаза.
Я подчинился.
— Теперь скажи FUS в своей голове. Слушай его. Слушай внимательно.
FUS. Короткое, режущее, словно кинжал. Могучее, словно дыхание ветра, сбивающее с ног. Слово разливалось в моем сознании синими потоками, будто я стоял посреди горной реки, борясь с её бурными водами. Я чувствовал эту силу, знание исходило из самых глубин моего сознания, но я не знал, как дать ей выход.
— FUS — это лишь «сила» на нашем языке. Но в тоже время это — ветер, который может сбить с ног или приятно обдувать. Подумай об этом, Анкарион. Сможешь ли ты применить силу так, что ураган не причинит вреда, а легкий бриз собьёт с ног?
Синие потоки Слова бурлили, разрывали изнутри, я больше не мог терпеть или сдерживаться, хотелось закричать в надежде, что это принесёт облегчение…
— FUS!
Крик всколыхнул воздух, чуть не погасил огонь в каменной чаше и разбросал горшки, стоящие возле стены. Горло невероятно разболелось, словно я до этого провёл много времени на морозе в слишком лёгкой одежде или произносил долгую речь перед толпой.
— Хорошо. Очень хорошо, — похвалил Арнгейр. — Твоё горло скоро привыкнет к Крикам, и тебе будет не так больно. Продолжай размышлять над FUS, подчини его себе.
Я хотел задать вопросы — но сильная боль остановила меня.
— Пойдем.
Старик проводил меня в столовую, принялся хлопотать над котелком, и через некоторое время поставил передо мной кружку с чем-то дымящимся и ароматным.
— Пей. Станет легче. На Солстхейме ты, наверное, не так часто пользовался Криками?
После нескольких мелких глотков мне действительно стало легче — я не чувствовал прежней боли и снова мог говорить.
— Да. Всю зиму они не были мне нужны. Но почему когда я показал вам свою силу, мне не было так больно?
— Возможно, из-за того, что ты не использовал драконью душу для изучения этого слова. Или ты применил слишком большое усердие, когда Кричал.
Я попытался изобразить жалостливый взгляд, пытался посмотреть на этого старика, как смотрят дети на своих родителей.
— Арнгейр, почему именно я?
Седобородый по-доброму улыбнулся — скорее всего, у меня получилось.
— Возможно, Акатош посчитал тебя достойным своего дара.
— Но моя партия не питает любви к человеческим расам, все считают, что мы хотим поработить тех, кто не мер, а несогласных и полукровок — уничтожить, и нельзя сказать, что они так уж заблуждаются. Когда-то Ауриэль одарил человеческую женщину своей кровью, и она возглавила восстание против айлейдов. Да, большинство айлейдов не признавало Восьмерых, а к своему падению они погрязли в разврате и ослабли. Но почти все остальные, кого касалось благословение Ауриэля, не имели в своей родословной ни капли крови меров. Я никогда не был религиозен, моя семья тоже не отличалась праведностью. Я — юстициар, но не настолько высокопоставленный, не настолько амбициозный и не настолько уважаемый, чтобы получить хоть немного больше власти, чем у меня есть сейчас. Мои алинорские коллеги уничтожат меня, если почувствуют, что я как-то начну угрожать их благополучию, по сравнению с ними я — ребёнок, я никогда не плел интриг и не шёл по головам, а если попытаюсь — то сам же и пострадаю.
Моя собственная речь вызвала отвращение к себе же, я чувствовал себя побитой собакой, что идёт искать ласки у добрых детей, но отчего-то на душе мне стало немного легче, когда я выговорился старику.
— Мне почему-то кажется, что ты перестал быть талморским юстициаром. По крайней мере, в чём-то ты лучше и чище большинства своих коллег. Акатош, думаю, это видит.
Я хотел возразить ему, сказать, что не бывает бывших юстициаров. Те, кто выбирает этот путь, должен разделять все идеи Талмора, делать всё для возвышения нашей расы. Учебка завершает дело, превращает обычного чистокровного альтмера в часть элиты общества, в деталь одного огромного механизма. Но я и сам чувствовал, что прежний Анкарион умер где-то там, в заснеженных горах Солстхейма, а в Скайрим прибыл кто-то другой.
— Возможно, ты прав.
Но захочешь ли ты узнать, как я становился «лучше и чище» большинства моих коллег?
***
Скажи, Мастер, ты много слышал о Доме Телванни? Нет-нет, не подумай, что я решил пустословить или просто похвастаться перед тобой. Поверь, сейчас это важная деталь. Знаешь, до Кризиса Обливиона Дом были воистину Великим, их, а лорды являлись самыми могущественными волшебниками. Для меня, к сожалению, это тоже лишь слухи и рассказы стариков, заставших те времена — всё же по меркам моей расы я достаточно молод. Говорят, из спор особых грибов с помощью магии они могли выращивать целые города — но Тель-Митрин был лишь тенью прежнего величия. Но даже несмотря на это, он всё же прекрасен и так же внушает какой-то трепет и почти детский восторг. Представь только: посреди пепельной пустоши, по соседству с умирающими деревьями раскинулся грибной лес, а почти возле кромки воды на базальтовых скалах стоит замок, выращенный из грибов. Это место поражает и днём, но ночью, когда вокруг летают лунные мотыльки и светлячки, оно воистину прекрасно.
Управительница бормотала нечто невнятное о том, что её господин может быть занят и просто не в духе принимать посетителей, но я пропустил её речи мимо ушей и просто шёл к главной башне. Не для того я тащился сюда через весь остров, чтобы выслушивать лепет какой-то прислуги.
— О, высшая раса, — с неприкрытой насмешкой в голосе заметил Нелот. — Ты за милостыней, или как?
Под «милостыней» этот сумасбродный старик наверняка подразумевал какое-нибудь поручение, за выполнение которого он был готов заплатить. В первый раз, когда я связался с этим данмером, он потребовал принести ему прах порождения пепла, этих мерзких тварей, непонятно откуда взявшихся, и лишь когда я принёс ему кучку золотистого пепла, он снизошёл до того, чтобы ответить на пару моих вопросов. Кого-нибудь другого за такую наглость я бы уже давно собственноручно убил — медленно и мучительно, заставил бы умолять о пощаде и прощении перед смертью, но волшебник Телванни слишком могущественен, и первое же моё движение, которое можно будет счесть как атаку, станет смертельным для меня.
— У меня есть вопросы, и мне нужны на них ответы.
Нелот всё так же презрительно усмехнулся.
— Вопросы есть и у меня. Очень много вопросов. Например, почему моя управительница никогда ничего не успевает вовремя, почему в ученики мне достался такой болван. Хотя, нет, сейчас я хочу знать, почему ты беспокоишь меня всякими глупостями и не проявляешь ко мне никакого почтения. Хотя бы из уважения к моему возрасту.
Пусть этот данмер кичится своим возрастом сколько угодно. Я не опущусь до того, чтобы заискивать перед ним и чуть ли не на коленях ползать, не получит он такого удовольствия.
— Вчера утром я убил дракона.
Старик фыркнул.
— И что дальше? Велишь памятник себе поставить, или сразу в боги возвести? Если хочешь похвастаться своими воинскими подвигами — иди в Воронью Скалу, такие рассказы там по вкусу придутся. Может, тебя даже запишут в редоранскую братию, если попросишь.
Издевается, хочет вывести меня из себя, чтобы затем испытать на мне какое-нибудь своё заклинание. Но нет. Я не допущу той неосмотрительности, как в прошлый раз. Пусть ехидничает, пусть издевается — я буду оставаться спокойным и хладнокровным.
— Когда это произошло, ко мне от него перешла какая-то сила, и в моей голове зазвучало слово на незнакомом мне языке.
Презрительная усмешка, перечёркивавшая лицо старого колдуна, усилилась.
— Это уже интереснее. И почему такой могущественный бог, как этот ваш Ауриэль наделил своим даром такого н’ваха, как ты?
Я не мог сдержать недоумения. Что хотел сказать этот старый богохульник?
— Я не совсем понимаю вас… мастер Нелот, — я сделал вид, что не обратил внимание на последние слова данмера.
— Скажи, ты же ещё помнишь, кто такой Тайбер Септим и чем он был знаменит? Конечно, ты помнишь. Вам, альтмерам, только упомяни это имя — сразу в какой-то нездоровый экстаз впадаете. Кстати, никогда не понимал всей этой возни с запретом поклонения Талосу. Не нравится он вам — не поклоняйтесь, нет же, вы взяли, да капризничать, как дети малые начали. Знаешь, по мне это как-то… нездорово смотрится, вон, даже эти идиоты из Храма с мертвыми АльмСиВи оказались помягче.
Всё же старик знает, на что нужно надавить, как вывести из себя. Он провоцирует меня ради собственной же забавы, хочет посмотреть, когда я всё же сдамся и сорвусь. Нет, не дождёшься. Я не доставлю тебе такого удовольствия.
Решаю перевести тему.
— Хорошо, как со всем этим может быть связан человек в золотой маске, и почему он мне снится. И кто он такой.
Нелот недовольно вздохнул.
— И почему все, кто решает надоедать честным и не очень людям и мерам через сны, так любят маски из золота? — недовольно поинтересовался он. О чём говорил этот старик, я понятия не имел, но уточнять — значило лишний раз провоцировать его на очередную глупую остроту. — Боюсь, больше ничем я тебе помочь не могу. Скаальский шаман в этом наверняка разбирается лучше.
Скаалы. Дикари, у которых я зачем-то должен выведать секрет обработки сталгрима. Наполовину животные, отрицающие блага цивилизации и живущие в каком-то своём мирке. Язычники, не знающие света Ауриэля. Не готов я просить у них помощи. Может, пока что стоит попробовать разобраться со всем самому? Только что ещё спросить у этого данмера? Кажется, те двое, кого я убил сегодня, перед смертью упоминали некоего Мирака. Что старик может знать о нём?
— Вам не знаком некто по имени Мирак?
Данмер с многозначительным видом задумался.
— Дай-ка подумать… Кажется, он мёртв уже пару тысяч лет. И с его именем как-то связаны нордские руины в центре острова. Может, тебе стоит сходить туда?
Я видел то уродливое древнее строение в центре острова, возле которого копошились местные бандиты. Оно никогда не интересовало меня, но если оно хоть как-то поможет мне прояснить то, что происходит со мной, я готов пойти туда — лишь бы не просить о помощи дикарей. А этот бандитский сброд не должен стать для меня помехой. Из вежливости я поблагодарил старика Телванни и предпочёл скорее покинуть Тель-Митрин. Нелот, кажется, этому был только рад, наверняка в своём закостенелом от старости уме он сейчас упражнялся в остроумии или просто обдумывал, как ещё можно было меня унизить. Когда-нибудь ты поплатишься за свою гордыню, старик. Я найду способ уничтожить тебя — и морально, и физически.
И мне снова предстояло пересечь половину острова ради знания. Ауриэль, возможно, хочет испытать меня, научить чему-то — но только чему? Чем я оказался достоин такой чести, либо наоборот, чем провинился перед ним? И в чём будет состоять мой урок? Я покорно шёл по побережью, затем поднимался к горам, где и располагались эти руины. Шёл и возносил молитву, чтобы мне не встретились ещё не впавшие в спячку медведи, саблезубы или большая стая волков — твари, выстоять против которых в одиночку у меня нет ни единого шанса. Пищей мне служили пойманные пепельные прыгуны и снежные ягоды, а моей постелью вновь стали еловые ветви.
Всю ночь меня снова преследовал тот же голос, и я вновь очнулся возле одного из менгиров — но на сей раз громада уродливого храма была совсем рядом, стоило лишь подняться по склону. Справиться с охранявшей строительство культисткой-данмеркой мне не составило никакого труда.