Всё вокруг с нетерпением дожидалось лишь моего прихода. Я сразу подметил, что на меня поглядывали. Не на нас - отец шёл так, будто никогда не покидал этого места, он был там своим. А на меня кидали равнодушные с виду, оценивающие взгляды даже блаженно млеющие на карнизах коты. Они вроде бы и надеялись, что вот он я - пришёл наконец-то, и боялись расстроиться, что ничего путного снова не выйдет, и не получится даже толкового скандала с беготнёй и криками, а на пожар и вовсе надеяться нечего. Почему я тогда подумал о пожаре? Наверное, в сознании отложились давешние крики мальчишек о двух десятках голых шлюх, выпрыгивающих с третьего этажа, и общая атмосфера этого места. Кстати, дома там были, в основном, трёхэтажные.
Под этим впечатлением я забыл и думать, что, вообще-то, прибыл в столицу для того, чтобы учиться в колледже. Но отец вскоре напомнил мне об этом. Он, не выпуская моей руки, остановился у входа в один из домов.
- Запомни хорошенько это место, - сказал папа торжественно.
- Я буду здесь учиться? - ответил с плохо скрываемым восторгом.
- Э..., - отец замялся, - возможно, что будешь, хотя этого я тебе совсем не желаю. Запомнил?
- Ну, двери и крылечко, вон лестница, а там с самого верху зачем-то дырявая труба...
- Вход называется парадной, лестница пожарная, чтоб по ней можно было спуститься в случае пожара...
- Шлюхам с третьего этажа?
Папа поперхнулся. - Откуда... с чего ты взял?
- Мальчишки кричали, когда мы ехали...
- А! Ха-ха-ха! - отец ненатурально развеселился, - они кричали о других... э... о другом квартале! О Кусковке, а это Соплюха!
- А почему? - задал я свой любимый вопрос.
- Потому что здесь повсюду кормят дешёвой рыбой, её и называют соплюшкой.
- А...
- А труба водосточная, чтоб в дождь вода с крыши бежала по ней, а не по стенам. Итак, ты запомнил этот дом?
Я пожал плечами, - да, папа.
- Поскорей его забудь. - Я счёл этакое начало вступлением и не ошибся. - И постарайся не вспоминать как можно дольше. Надеюсь, что ты здесь побываешь лишь один раз, сейчас, со мной. Мой старый друг, здешний хозяин, может помочь тебе во всём, но очень по-своему. Так, что и не рад будешь. Потому вспомни этот дом, только когда тебе действительно некуда больше будет идти в этом городе.
- Хорошо, папа, - я серьёзно кивнул.
- Моего друга зовут Бени. Он очень серьёзный человек, постарайся при нём не открывать рта. Мы пробудем у него недолго, потерпи, - сказал он, ведя меня к парадной. Внутри мы оказались в полумраке, я не сразу разглядел за окошком в стене справа чей-то силуэт. Отец спросил, - где Бени?
- Бени в зале, - услышал я ответ и обернулся на голос. А папа по-хозяйски прошёл по коридору далее. Мы миновали площадку с лестницей, ведущей наверх и вниз в полуподвал. Отец толкнул двери и вошёл в светлую большую комнату. Светлой она мне показалась после тёмного коридора, вообще-то, потолочные балки давно почернели, а на досках слоилась копоть. Но окна пропускали достаточно света, чтобы можно было хорошенько разглядеть зев камина, ровные ряды столов со скамьями и прилавок, какие я видел в дорожных трактирах. В помещении не сразу обнаружился одинокий человек, он в кресле в уголке сам себе наигрывал на лютне.
- Бени, привет, - вполголоса сказал папа.
Человек в кресле поднял от струн лицо. Не верить отцу у меня не было никаких оснований, но сам его серьёзным я ни за что бы не назвал. Большой мясистый нос и не менее мясистые губы были вполне серьёзными, если рассматривать их по отдельности, но вместе с румяными пухлыми щеками и лукавыми глазками просто купили бы меня весёлостью и добродушием на корню. Однако, повторюсь, я тогда уже чётко понимал, что папе лучше поверить на слово - это действительно очень серьёзный человек. Он воскликнул. - Серж, бродяга! Как я рад!
- Недавно ж виделись, - ухмыльнулся папа, присаживаясь на скамью. Я устроился чуть сбоку от него.
- Так то по делу, как всегда. - Заметил Бени, вставая с кресла. Повесил инструмент на стену, обернулся. - А сейчас тебя здесь быть просто не должно, герцогу бы в почки твою занятость! Значит, соскучился!
- Ага, и мы проголодались, - папа принял его тон, - знакомься, Олакс, мой сынок.
- Да ты что! Ни в жизнь бы не поверил! - Всплеснул руками Бени. - Ну, прямо вылитый я в молодости. Как здоровье матушки, малыш?
- Спасибо, хорошо, - отвечаю скромно.
- Не за что пока. Познакомишь с мамой?
- Бени, ты оглох? Мы проголодались! - отец возвысил голос.
- Да ладно, не ори, - ответил Бени, уходя к прилавку. Вскоре принёс большой поднос с сыром, хлебом, колбасой на тарелках и с яблочным квасом в кувшине. - Пожалуйста, не подавитесь.
- Не волнуйся так за нас - не дождёшься, - они с отцом будто играли в привычную игру.
Бени наполнил кружки, я по примеру папы потянулся к еде. Меня и сейчас никакие волнения не могут лишить аппетита, а уж тогда новизна его лишь усиливала. За ушами затрещало, что совсем не мешало держать их на макушке.
- Мне б не хотелось о тебе так думать, - вдруг действительно серьёзно заговорил Бени, - пожалуйста, скажи, что я ошибся. Ты ж не привёз сынишку этим изуверам на ученье?
- Ты не ошибся, - отец сказал угрюмо. - Мне самому не по душе эта затея. Но парень подаёт надежды и может вырасти наследником.
- Не знаю, кем он вырастет, - тон Бени стал печальным, - но юности лишится очень быстро! Ты убиваешь её, Серж.
- Знаю. - Отрезал папа. Они недолго помолчали. Отец заговорил с теплотой. - Да, друг мой, знаю. И сам бы выбрал любую другую участь, пусть даже нашу с тобой молодость у старого пройдохи Фрачо. Гори он в аду пожарче!
- Я пройдоха не хуже Фрачо, - напомнил ему Бени, - и если у тебя нет для сына времени...
- Оставим это про запас, согласен?
Бени кивнул. - Хорошо. Обещаю не вмешиваться без спросу.
- Но в помощи не откажешь? - улыбнулся папа.
- Конечно, нет! - воскликнул Бени. - Вы сейчас поешьте и отдыхайте. А я устрою вам сегодня собеседование в Образивариуме.
- Сегодня? - удивился папа. - Я слышал, что там по записи, и ждать потом почти неделю!
- Обычно так и есть. - Бени улыбнулся. - Но ведь случается, что записавшиеся люди просто не приходят, а магурам без разницы, на кого тратить время герцога. Есть ещё и живая очередь, не волнуйся - у меня всё схвачено. Главное, чтоб у тебя свитки истинности были в порядке.
- Да-да, вот свиток на рожденье Олакса, вот заверение от мамы, вот ходатайство деда, а это моё признание отцовства и присяга..., - отец достал из-за пазухи пакет, разложил свитки на столе.
- Папирус обычный? Или заговоренный? - уточнил Бени.
- Третей степенью! - горделиво заверил его отец, - мама Олакса постаралась.
- Упс! - Бени обернулся ко мне. - Олакс, малыш, пожалуйста, ни за что не знакомь меня с мамой!
- А вы научите меня играть на лютне? - задал я больше всего волновавший тогда вопрос.
- Га-га-га! - заржали папа с Бени к моему искреннему недоумению.
Бени провёл нас на второй этаж, показал комнату и пожелал приятного отдыха. Что ж, кровати там стояли, а остальное меня на тот момент совершенно не интересовало. Через пару часов за нами зашёл Бени, и мы с папой в сопровождении одного из многочисленных приятелей Бени направились в Образивариум. Приятель так и остался в моей памяти просто приятелем Бени, нам он не представлялся. Бени указал на него пальцем, сказав, - идите за ним, он всё устроит.
Мы снова вышли из Соплюхи на деловую улицу, прошли до остановки воздушного транспорта. Эту махину я заприметил сразу, её невозможно было не заметить. Казалось, что небо подавилось рыбьей костью, вершину башни скрывала серая пелена. Когда подошли, я увидел, как по её стенам вверх и вниз шустро ползут сверкающие коробочки. При ближайшем рассмотрении они оказались застекленными кабинами. Одна из них как раз опустилась, из открывшихся дверей вышли человек двадцать. Служители в лиловых костюмчиках откатили её в сторону, и пустую кабинку некая волшебная сила потащила вверх. Мы вошли внутрь, для начала преодолели чёртову уйму неприятно пружинящих ступенек. Где-то на середине лестницы заняли очередь и вторую половину поднимались примерно с четверть часа. Быстрее потом доехали! Наконец, мы вышли на огороженную площадку, где служители в форме стражей дорог брали плату и отсчитывали из очереди партии пассажиров. Меня смутило, что каждый раз отсчитывали разное число. Когда настал наш черёд, мы прошли на платформу, у края которой уже дожидался вагончик с открытыми дверями, подвешенный на гибком рельсе. Казалось, что рельс уходит в бесконечность - он терялся в сером мареве. Внутри мы стали у окна, но разглядеть мне не удалось почти ничего, лишь иногда, как в прорехах ветхого одеяла, в разрывах плотных облаков мелькали какие-то игрушечные домики. По пути вагончик два раза останавливался, люди выходили, кондуктор говорил в трубу "девять" или "одиннадцать", и с платформы входили первый раз девять, а второй одиннадцать человек. Вот так всё оказалось просто. На третьей остановке мы сошли, приятель Бени повёл нас к чудесным кабинкам. Мы спустились ниже облаков, я задохнулся от открывшегося вида! Город показался бесконечным - расчерченные проспектами кварталы, сливались с горизонтом, узор из улиц и домов пронзали башни, будто в бескрайнем гобелене мастерицы забыли булавки. Я подумал. - Вот ничего себе нас унесло! И так быстро!
- Кхе-кхе, - наш провожатый закашлялся. - Будь проклят чёртов смог! Так я впервые услышал это слово. Меня кольнула смутная догадка, что смог - это пелена серых облаков над городом. Ну, а удивившие меня виды описывать незачем. Мне шёл тогда всего десятой год и на первый раз мой восторг простителен. Читателям моим, уже видавшим города со спин драконов, лишь скажу, что Гружанхолл наш гораздо краше. А тем, кто ещё не видел, осталось лишь немного подрасти и подучиться.
Прода 11. 04. 2018.
Из кабинки мы вышли в совершенно другой город, ничего общего, кроме названия, не имеющий с только что покинутыми районами. Таково было моё первое впечатление, и оно в дальнейшем с накоплением знаний и опыта лишь укреплялось. Этот город владел миром и всячески это подчёркивал помпезностью зданий, скульптур, какой-то дикой беспардонностью, с которой он захватил обширнейшие площади под зелёные насаждения у мира тесных переулков и хмурых стен. У меня, рождённого свободным в свободном мире наших таинственных дебрей и жутких легенд, сам вид прирученной, униженной, приневоленной природы вызвал отчётливую неприязнь. Ту самую, что явственно читал я и на ваших юных лицах в зале тактики во время просмотра слайдов по теме "Примеры стационарных городских целей статусного и психологического значения". Для общей картины добавлю лишь, что изнутри столичный административный район вполне соответствовал своей наружности. В коридорах присутственного места широкой поступью хозяев жизни шествовали одинаково вычурно одетые человечки в париках, а просители жались у стен. Благо, что провожатый наш во всём хорошо разбирался - вряд ли кто-нибудь нам подсказал, да и спрашивать не возникало ни малейшего желания. Здесь всё указывало на мою ничтожность, никчёмность, несвоевременность. Магуры образивариума умудрялись выразить всё это одними лишь взглядами, совершенно на меня не глядя! И я увидел на их рожах тем только вызванную мерзостную радость, что мой папа, каменея скулами, был вынужден спокойно отвечать на десятки их дурацких вопросов, заданных с оскорбительной скучающей небрежностью.
Я снова отвлекусь, прошу юнцов меня понять. Легко же вам, владетелям, вершителям, едва учуяв запах спеси, способным одним оскалом вернуть в чувства любого управленца. На вашу долю не досталось чиновничьего чванства, их визга и предсмертных хрипов в клыках господских. Увы, утешьтесь тем, что наши люди не знают засилья бюрократизма - мы выгрызли его до вас. Но я тогда стоял за ручку с папой, мне было десять лет, душа моя в бессильной ярости лишь ляскала тогда ещё воображаемыми клыками. Не знаю, только ль мне так посчастливилось, иль все мы в юности с судьбой своей ещё настолько неразрывны, что чувствуем её дыхание. Тогда я осознал вдруг ясно, что предстоит мне с магурами увидеться не раз. А глупенькие клерки тем временем смотрели мимо. Читатели мои, пусть и непросто вам понять тех моих чувств, я заклинаю вас - как повзрослеете, за важными делами страшитесь не заметить угрюмых, исподлобья брошенных ребячьих взглядов.
Но прочь отринем застарелые обиды. Мы с отцом были в своём праве, что для клерков досаднее всего, один из них, превозмогая неприязнь к бесплатному труду, по долгу службы заполнил свитки, другой оттиснул штампы. Третий сбегал к четвёртому на подпись и вернулся с жетоном-номерком пригласить нас для получения готового направления "в зал свершения к портальной нише под знаком ежа". Мы спустились в учрежденческий холл, где, потолкавшись среди просителей, наш провожатый без улыбки провёл к простому оконцу под литерой "Ж". Проторчав в очереди полчаса, папа отдал жетон и получил, наконец, моё направление в колледж и свидетельство для себя.
***
У выхода из здания Образиваурима провожатый со странной усмешкой махнул рукой в сторону. - Вам туда теперь. Просто идите прямо, потом через парк до административного корпуса. Не в лесу, не заблудитесь.
И к моему облегчению покинул нас, наконец. Он начал уже раздражать загадочными ухмылками, просто своим присутствием мешал побыть с отцом последние минуты. Я отчего-то был тогда уверен, что это последние наши минуты вместе. Запомнил грусть, но плакать не хотелось, я чувствовал, что с ним необходимо говорить, и не хватало слов. Я и не знал тогда, что мне так нужно было ему сказать, да и сейчас, боюсь, что не найду тех верных слов. Мы молча шли, но я уверен, что он тоже думал обо мне. Душу переполнило, я решился поднять глаза от мостовой, обернулся к папе, наши взгляды встретились. Он сказал заботливо. - Малыш, ты в туалет не хочешь? Тут в кустики нельзя, гуляем уже долго. Вот, кстати, публичная уборная, давай заглянем.
Прислушавшись к себе, я смог уверенно кивнуть, в его предложении и впрямь был резон. После уборной я почувствовал облегчение... вот только не надо мне так ухмыляться! Коль вам всё ясно, что мне тогда просто приспичило, кто ж вам доктор? А нормальным людям и объяснять не нужно, как чувствовал и понимал меня отец, как нам обоим было нужно запомнить те мгновения. Как мудро он не позволил мне сказать ни слова, избавил от неизбежной неловкости после. Так просто отец сказал, что понял мои чувства, разделяет их со мною, благодарен... и всё на этом! А может, ничего и не было, я всё это придумал себе потом - плевать! Мне нравится так думать, значит, так оно и было - извольте верить. Насмешек в сочиненьях не прощу, не доводите папу до удара.
Мы подошли к ограде парка. К прутьям сбоку от ворот была прикреплена табличка со странной надписью: "Человекам и собакам без поводков вход строго воспрещён".
- Пап, а как же мы пройдём, - я не мог не спросить, - если человекам...
Отец вынул из кармана красный лоскут, - так, это тебе...
И повязал мне на шею!
- А это мне, - пробормотал он, завязывая себе чёрную ленту.
- Что это? Зачем? - я смог едва проговорить, уже догадываясь...
- Поводки, - угрюмо подтвердил отец мою догадку, пытаясь снова взять меня за руку.
- Но зачем!? - я вырвал ладошку, всем своим видом давая понять, что с места не сдвинусь с этой тряпкой на шее. - И кто это придумал?!
- Эльфы, - ответил папа ровным тоном, а я, понятно, открыл от удивленья рот. Он протянул мне руку, я вложил в неё ладонь. В наступившем молчании мы прошли в ворота под придирчивыми взглядами стражей. На аллее ко мне вернулась способность спрашивать. - Какие эльфы?
- Обычные, - он пожал плечами, - совсем не сказочные.
- А такие разве бывают? - я испытал лёгкое разочарование.
- Конечно. Ты видел их сегодня достаточно, странно, что не обратил внимания, - папа выразительно скосил глаза на парочку молодых людей чуть впереди и справа от нас. Вроде бы, нормальные парень и девушка, гуляют в парке, никого не замечая. Наверное, именно поэтому папа покосился на них, чтоб я мог спокойно к ним присмотреться. Ну, стройные, движения немного необычные, для обыденной обстановки - они словно танцуют. Может, такие влюблённые на всю голову или в задницах играет. Лица симпатичные, кожа гладкая, белая, да румяная. Лишь слегка белей и румяней привычного, но это ж столица, вдруг тут и парни красятся?
- Уши, - шепнул отец. Молодой человек как раз чуть склонил голову, обернувшись к спутнице, его длинные вьющиеся волосы до плеч качнулись, мелькнуло немного заострённое аккуратное ухо.
- Что уши? - уточнил я деловым тоном.
- Ничего, - рассеянно ухмыльнулся папа. - У них не принято носить серьги. Ну, сам-то ладно, но почему-то мне кажется, что он и своей девушке никогда не подарит серёжки.
Точно! Остренькое ухо просто торчало вверх, мочки не было. Я резонно предположил, - может, уроды?
Отец кивнул, - конечно, как все эльфы. Осторожно присмотрись к окружающим, только очень осторожно.
У меня уже тогда были свои представления об осторожности. Нужно просто вести себя так, как от тебя ждут. Я сразу заметил насмешливые, высокомерные, разглядывающие взгляды гуляющей публики. В нас верно угадали деревенщину. Я сделал самое удивлённое лицо, вытаращил глаза, выставил далеко вперёд палец и заверещал. - Ой, папа, какое дерево! А у нас таких нету! А почему?