Дин улыбнулся. Когда Бретт входил в раж, нос у него краснел, а глаза становились круглыми от возбуждения. Это стоило гораздо больше любых слов, и его участие на самом деле ощущалось так, будто брат сидел с ним в одной комнате, но беда была в том, что Дин вряд ли мог объяснить, что именно должен делать. Наразрешенные вопросы теснились в его голове, порождая сотни предположений. Не может быть, чтобы Эйдан просто так пропал, наверняка есть какая-то серьезная причина, но ее не видно.
Вечерами Дин пытался читать ту самую книгу с легендами о море – но шла она тяжело, язык в ней был старый и витиеватый (хорошо еще, что английский, а не гэлик). Теперь он, конечно, разобрался в отличиях морских существ, но поделиться этим было не с кем: Адаму вряд ли интересно, Ричард уехал; оставался только попугай.
Кстати, леди Мариан оказалась весьма капризной особой с резким, громким голосом. Она больно клевалась и разбрасывала корм, когда была не в духе. Дин заходил к ней с утра и после обеда, рассказывал, что удалось узнать, стараясь при этом не замечать, что в доме дядюшки появились новые вещи, легко превратившие его идеальный порядок в уютный дом. Клетчатый шарф, статуэтка медведя, вторая зубная щетка в ванной и вторая подушка в кровати – это были мелочи, которые сами по себе ничего не значили, а все вместе создавали ощущение счастья в комнатах. Дин с горечью думал, что до недавнего времени у него тоже было так, но он не замечал этого. Так и подмывало расспросить Ричарда, узнать подробности, но заранее понятно было, что тот смутится и постарается уйти от разговора.
– Это не наше дело, а, Мариан? Ты согласна? Хотя ты-то, наверное, все знаешь.
Птичка не отвечала, но смотрела внимательно, будто понимая слова. Дин смотрел на нее и думал, что однажды непременно заведет собаку, чтобы у него рядом всегда был теплый и искренний друг, с которым можно поделиться наболевшим. Да, обязательно будет – только чуть позже, когда жизнь немного наладится.
Простуда не возвращалась. Дин уверял себя, что это потому, что наступило лето – ведь если бы он поверил, что причина в Эйдане, его уход смотрелся совсем грустно. Адам приходил каждый день: приносил домашнюю еду, старательно развлекал, составлял компанию для поездок в город. Иногда Дин был этому рад, иногда – не очень. К счастью, Адам быстро понимал намеки, и оставлял его одного по первой просьбе.
Вроде бы жизнь текла своим чередом, вроде бы Дин нормально работал, общался и жил – но он вряд ли мог кому-нибудь объяснить, что с ним происходит при виде огней маяка, и как он сидит ночами и бесконечно смотрит на далекое оконце жилого домика. Казалось, что никто больше этого не видит, но Дин-то знал, что от всех остальных его отделяет толстый слой морской воды, через который он едва видит и слышит.
Лошади не оставляли его в покое. Однажды он снимал на берегу, когда услышал далекое ржание. Дин едва не выронил камеру и побежал по холмам, рискуя свернуть себе шею. Вряд ли у его поступка было логическое объяснение, но внутри него просто что-то щелкнуло, заставляя барахтаться и плыть в бездонном море. Это оказался фермерский конь в долине. Дин почувствовал себя обманутым и очень уставшим.
По вечерам в некоторые дни мимо проходил Карл в компании собаки. Он всегда здоровался, но ближе общаться не пытался, а Дин не настаивал. Ири же считала своим долгом хотя бы повилять хвостом, чем немного поднимала настроение. Глядя на нее, Дин думал, что его собака будет лохматой и веселой, чтобы можно было расчесывать ей шерсть, на которой застыла морская соль.
Июнь превратил холмы в зеленое море с волнами, ласковыми приливами и пеной овец на поверхности. Дин не считал дни, они просто текли мимо, едва трогая его сознание. Понедельник был похож на четверг как брат-близнец, среда – на субботу, как родная сестра. Он просыпался каждый раз, что-то ел, ездил в город за покупками, фотографировал – и ничего не чувствовал, кроме давления ледяной глубины. Если бы его спросили, что он делал позавчера, Дин не смог ответить точно. Из человека он превратился в робота, систематически выполняющего определенные функции, и понятия не имел, как выключить программу.
Подошло июньское полнолуние – и Дин не спал всю ночь, пялясь на яркую плашку луны над морем. Что-то в его груди, прямо между ребер, давило и ныло, как воспалившаяся заноза.
– Давно я не делал ночных съемок, – вздохнул Дин.
В последнее время он заимел привычку говорить вслух, чтобы что-то кроме тиканья часов разгоняло тишину.
Светочувствительные объективы лежали в отдельном кофре, Дин едва его нашел. Взял штатив, камеру, накинул куртку, потому что ночами свежий ветер с моря превращался в ледяной. Цель имелась, оборудование тоже, а вот желания – никакого.
– Надо работать. Дин, соберись, нельзя расслабляться.
Ночь была чудо как хороша. Полная луна уже поднялась достаточно высоко, дорожка серебряного света на мягких волнах напоминала кусочки металлической фольги, наклеенные на темное стекло.
Дин некоторое время бродил по берегу, выбирая ракурс таким образом, чтобы в объектив попадал край скал. Несколько пейзажей, пара кадров луны крупным планом – фото получались хорошие, но Дин знал, что может лучше. Раньше мог.
Маяк возвышался над побережьем как светлый палец, указывающий на небо; сегодня прожектор не работал, мигал только габаритный фонарь на вершине. Окна в домике тоже не светились: должно быть, Карла не было дома. Дин развернул штатив, чтобы сделать несколько снимков маяка вместе с луной и морем. Угла объектива немного не хватало, Дину пришлось пятиться, и закрепиться он смог только у самого обрыва. Мелкие камешки посыпались вниз, и он вдруг вспомнил, как Эйдан поймал его в прошлый раз. Казалось, это произошло вообще в другой жизни, с каким-то другим Дином. Сейчас никто не узнает, если он упадет туда, в каменную черноту, а утренний прилив унесет тело в море…
Дин увидел какое-то движение в скалах за маяком, и замер, приглядываясь. Ему показалось что-то светлое, коротко блеснувшее в лунном свете, похожее на… лоснящуюся лошадиную спину.
Сердце забилось так сильно, что слышно было, наверное, даже в домике Адама. Дин не двигался, боясь шелохнуться и спугнуть видение. Светлое пятно перемещалось по скале очень медленно, не попадая на освещенные участки, и разглядеть его хорошо не получалось. Может, это вовсе не лошадь, а крупная собака, или одичавшая и обросшая овца? Непослушными пальцами Дин перещелкивал настройки на камере, но ее светочувствительности не хватало. Он немного отступил назад и снова услышал, как катятся в пропасть камни из-под его ног. Существо на склоне сменило направление и вышло вперед, сразу оказавшись освещено луной, и Дин едва не заорал от восторга: это действительно была лошадь, светлая и тонконогая, похожая на Уилс или Люка.
– Подожди, – выдохнул Дин, бросая камеру, – подожди меня!
Он видел, что лошадь отступает обратно, поэтому побежал, не глядя себе под ноги. Дин спотыкался и едва не падал, ветки какой-то плетистой травы цеплялись за кроссовки, роса оседала на обуви и штанинах, проникая до тела мокрым холодом – но кровь, стучавшая в ушах, позволяла ему не обращать внимание ни на что.
Лошадь быстро взбиралась по скалам позади маяка, и Дин понимал, что не успеет догнать ее.
– Подожди, пожалуйста! – крикнул он, задыхаясь.
На мгновение лошадь замерла, Дину даже показалось, что повернула к нему голову, но тут же продолжила свой путь вдвое быстрее и скрылась за нагромождением скал.
– Нет, нет, я прошу, – всхлипнул Дин.
Он добрался до края камней и начал карабкаться наверх, рискуя в темноте соскользнуть и разбиться.
– Уилс… Люк, Крэйг… Эйдан! Ну где же вы? Не оставляйте меня одного, я не понимаю… за что? Объясните, что я сделал?
Дин добрался до каменного выступа и рухнул там, обессилев. Только сейчас он сообразил, что размазывает по щекам слезы, а глаза продолжает застилать пелена. Руки и ноги устали так, словно он плыл на огромной глубине, преодолевая сопротивление давления. Тупая заноза внутри вдруг вскрылась и заболела остро и зло, обжигая легкие и гортань. Дин кашлял и судорожно хватал ртом воздух, а луна, казавшаяся теперь далеким бликом, плясала над ним, переворачивая небо и море.
– Вы никуда не ушли, – шептал он, и с каждым словом ему становилось все хуже, – вы просто не хотите больше видеть меня.
Рассвет застал Дина там же, на скалах. Проснулись чайки, стали носиться над розовым морем и кричать печально. Легкий ветер поднимал ленивую волну, трепал тяжелые от росы травы. Камни тоже были мокрыми, капли тяжелели и стекали вниз, словно скала плакала. Дин сам не знал, как спустился вниз и не ободрался: ноги с трудом держали его, руки плохо слушались, а в голове гудело. Камера стояла там, где он оставил ее, только немного покрывшись росой. Аккуратно обтерев ее салфеткой, Дин убрал все в сумку и тяжело пошел домой. Что-то в нем изменилось сегодня ночью, но он пока не знал, как назвать то новое, что чувствовал в себе. Оно было еще хуже, чем раньше.
Дин не хотел спать, есть, работать. Ему вдруг стало решительно все равно, в Окленде находиться или в Ирландии. Лето, зима, простуда, деньги – все это теперь не имело никакого значения. Еще вечером Дин грустил и страдал от одиночества, то и дело поглядывая на маяк, а теперь перестал.
Ждать стало некого: сегодня он понял, что Эйдан не вернется.
Утро становилось все ярче, солнце поднималось выше, освещая долины и постепенно добираясь до самых укромных ложбинок. Ветер доносил перекличку овец, выбегавших на пастбища. Дин лежал на кровати и пытался думать, строить какие-то планы, хотя в глубине души понимал, что ничего не получится. Сегодняшний день обещал радовать хорошей погодой – можно фотографировать дотемна, поехать в город на рынок или по магазинам, а если надоест – устроить смену обстановки: вообще махнуть до Дублина и гулять там хоть до завтра. Проблема была только в том, что ничего этого Дин не хотел.
Вдалеке послышалось тарахтение старого фургона, на котором мистер МакКой обычно ездил на рынок. До этого Дин хотя бы теоретически пытался поспать, а теперь уже было явно бесполезно. Начинался новый день, и он требовал каких-то действий и решений. Вскоре в дверь постучали.
– Доброе утро! – прокричал веселый голос Адама. – Я принес ватрушки для тех, кто уже проснулся.
Дин отворил, и Адам отшатнулся, увидев его лицо.
– Что случилось? Ведь вечером все было спокойно… Тебе плохо, да? Дин, не молчи!
– Не знаю, – с трудом открыл рот Дин. – Я не спал всю ночь. Наверное, полнолуние…
Адам бросил корзинку со снедью на кухне и вернулся в холл.
– Судя по твоей одежде, ты бродил снаружи.
– Пытался снимать. Там так красиво было, – Дин не чувствовал больше ни горечи, ни раздражения от излишне рьяной заботы Адама.
– И что еще произошло?
– Ничего. Ничего не произошло, Адам, – Дин пожал плечами и пошел на кухню.
Пожалуй, это самое “ничего” лучше всего описывало его состояние сейчас. Погрузившись в глубину, Дин все равно пытался плыть и дышать, напрягаясь и разрывая легкие горькой морской водой. А теперь он опустился на самое дно и лег на ледяной песок, до которого не достает свет солнца. Утопленники не плавают и ничего не хотят, ведь так?
– Погоди, – поскакал за ним Адам, – расскажи мне. Тебе больно?
Дин помотал головой, ничуть не соврав.
– Они обидели тебя, а?
– Нет, Адам, все нормально. Я цел, никто меня не обижал. Кофе со сливками?
– Я понятия не имею, как надо вести себя в такой ситуации, Дин, прости меня. У меня сердце разрывается при взгляде на тебя. Я чувствую, что должен что-то предпринять, помочь, но не знаю, что мне делать. У тебя такие глаза… ужасные глаза, Дин. Они тебя выдают с головой, извини. Ты, наверное, ненавидишь меня за навязчивость и глупость, но я чувствую себя ужасно от того, что не могу угадать, как мне тебя достать из твоей раковины.
Дин посмотрел на него с легкой тенью удивления. Адам стоял чуть позади, бессильно опустив руки и умоляюще глядя на него.
– Не знаю, Адам. Правда, не знаю. Я сейчас ничего не хочу. Мне кажется, что я утонул и лежу на дне моря, глубоко-глубоко. Мне не плохо и не хорошо – мне никак. Надо мной слишком много воды, понимаешь?
Адам слушал спокойно, и, вопреки ожиданиям Дина, не стал суетиться и задавать глупые вопросы. Он будто обдумывал услышанное, неуловимо меняясь внутри, а потом посмотрел вдруг очень внимательно, даже пронзительно, его губы превратились в суровую линию, кулаки сжались и раскрылись обратно.
– Тогда пора всплывать, Дин. Я помогу.
========== Глава 7 ==========
Дин сам не понял, что произошло, но Адам с того момента изменился. Куда-то исчезла его милая дурашливость, он уже не выглядел забавным деревенским пареньком. Вдруг оказалось, что он вполне серьезный, даже местами жесткий. Дин вспомнил, как на вечеринке Адам легко осадил разъяренного мистера Ли, и понял, что раньше просто не замечал очевидного: это с ним сосед был милым и смешным.
– Хочешь покататься на лодке? – спросил Адам, отвлекая Дина от размышлений.
Они сидели за обедом в маленькой таверне, народу почти не было. Здесь всегда была вкусная еда, но у Дина в последнее время испортился аппетит, и он вяло ковырял свою порцию мяса с овощами.
– Не знаю… Не думал об этом. Можно, пожалуй.
На самом деле он не знал, чего хочет, но расстраивать Адама не хотелось, ведь тот так старался вытянуть Дина из болота.
Погода продолжала радовать: редкие облачка почти не закрывали солнце, ветер, конечно, был, но не переходил в свою любимую фазу аэродинамической трубы. Море вдали искрилось и смотрелось очень приветливо. Дин подумал, что и правда толком не катался на лодках с тех самых пор, как приехал. Связано это было вовсе не с нехваткой времени, а со старым страхом глубины. Но теперь-то чего бояться, если уже утонул?
– Не бойся, это совершенно безопасно, – будто услышав его мысли отозвался Адам.
– Не боюсь, – криво улыбнулся Дин.
Правда была в том, что он больше не видел необходимости себя беречь.
Лодка оказалась совсем небольшой и чистенькой. Ее недавно выкрасили в белый цвет, а на голубой полосе вдоль борта вывели название на гэлике; Дин не знал этого слова. Она плавно покачивалась у причала среди нескольких лодок побольше, напоминая спящую собаку на привязи. Внутри виднелись белые скамеечки и голубые весла.
– Давай я вперед, – сказал Адам. – Возьму твою камеру и помогу спуститься.
– Я справлюсь, спасибо.
Дин сам вяло удивлялся тому, что совсем не испытывает страха. Лодка раскачивалась на волнах, стоять в ней было неудобно, но страх глубины не приходил. Может, просто слишком близко от берега?
– Хорошо, садись сюда, – командовал Адам. – В ящике на носу есть вода, крекеры и несколько яблок, если тебе вдруг захочется. И еще плащи, погодка у нас сам знаешь какая.
Дин кивнул, осматривая море. На горизонте виднелся крохотный белый корабль, в небе летали чайки – ничего опасного или волнующего. Он не успел заметить, как Адам отвязал лодку, не вылезая из нее, а тот уже сел на весла.
– Выходим в море!
Подгоняя настройки камеры, Дин сперва не смотрел по сторонам, боковым зрением отмечая лишь, что они идут вдоль береговой линии: там медленно плыли зеленые холмы и одинокие строения.
Вскоре ландшафт немного изменился, лодка подплывали к знакомым местам. Когда из-за холма показался маяк, Дин вздрогнул, хотя заранее себя к этому готовил. Он жадно обыскивал взглядом труднодоступные нагромождения скал позади строений, в любой момент ожидая увидеть там лошадиный силуэт. Сейчас Дин обрадовался бы даже Саре, но камни были пусты. С воды родной домик казался Дину еще меньше и симпатичнее; он старался не вспоминать, при каких условиях видел эту картину прежде. Обрыв скалился каменными зубами, укрытыми белой пеной прибоя. Они миновали маяк, и плыли теперь вдоль сплошных каменных завалов.
– Здесь будет красиво ближе к середине лета, – заговорил Адам. – Там, на камнях, растут камнеломки и очиток, они зацветут и все скалы покроются яркими пятнами. А пока это маленькие зеленые клочки, видишь?
Дин кивнул, приглядевшись. На его вкус, каменный лабиринт и сейчас выглядел очень живописно, поэтому камера стрекотала в режиме серийной съемки. Может быть, объективу удастся уловить то, что пропустит человеческий глаз? Какая бы апатия не овладела Дином, его желание увидеть если не Эйдана, то хотя бы знак от него, было слишком сильным.