– Смело пейте, – шепнул Льюшка, заметив мои опасения. – Всё, что касается растительности, здесь натуральное. А вот от мяса советую воздержаться, учитывая ваш слишком привередливый желудок и некоторые предрассудки.
– В таком случае, объявляю себя вегетарианцем.
– Прекрасно. Не пойти ли нам подкрепиться по этому поводу?
– Не возражаю. Куда?
– Всё равно куда. Представьте, что за этой, например, колонной – столик. Представили?
– Сейчас попробую… Представил.
– Ну вот, пожалуйста! Похоже?
– Да! Только скатерть чуть не такая, и всего этого не было…
– Это я. Каюсь, не удержался, нарушил, так сказать, чистоту эксперимента… Надеюсь, вы не в обиде за столь скромную сервировку? Вам, как договаривались – только флора.
– Помилуйте, даже не ожидал!.. Ананасы, виноград…
– Отведайте жареных бобов в соевом соусе: фирменное блюдо нашей кухни…
Пусть не врут сочинители! Пусть не силятся описывать замешательство главного героя при, так сказать, «погружении в рабочую ситуацию»! Наша повседневная жизнь так пронизана всякого рода чертовщиной, обыватель сейчас настолько приучен к телевизионным чудесам, что адаптация к нетривиальным ситуациям происходит практически мгновенно. А если учесть, что я был уже подготовлен хоть кратким, но знакомством с водяным, то стоит ли удивляться, что я воспринимал окружающее – и сам бал, и все волшебные превращения вокруг – без комплексов, и вскоре мы уже мирно сидели в своём уютном закуточке, выпивая и закусывая под приятный разговор.
Звуки оркестра доносились сюда как бы под сурдинку – я понял, что подсознательно установил именно такой уровень громкости, и это тут же осуществилось по моему желанию. Подозреваю, что для Льюшки громкость – да и вся ситуация! – была несколько иной, хотя основные черты всё же должна была сохранить. Иначе можно было бы предположить иллюзорность и многоплановость не только данной ситуации, но и самогό существования того же Льюшки – да и всего остального! – а от такого весёлого допущения – прямая дорога в жёлтый дом… Тут я окончательно запутался и тут же попытался всё это объяснить своему собеседнику.
– Вы, значит, считаете меня чем-то вроде галлюцинации? – развеселился тот. – И всё вокруг происходящее тоже? Чёрт побери, это так и есть! Но вам-то какая разница, коли вы сами также участвуете в этой галлюцинации?! Попробуйте-ка уколоть палец вилкой – результат будет вполне существенным, уверяю вас! Так к чему задумываться о несущественном?
– Помилуйте! И моё – как, впрочем, и ваше! – существование вы называете несущественным?!
– Естественно! Объективной реальности для субъекта не существует в силу невозвожности полностью познать мир, а субъективная реальность есть лишь вариант реализованной вероятности, и реализована она может быть по-разному… Но это запутанно и скучно, друг мой! Перестаньте обращать внимание на слова! Слова – лишь жалкие рабы разума. К чему вам знать, кто и как организовывал осенний бал и какими принципами он при этом руководствовался?! Держу пари, к концу бала вы будете смеяться над всякими попытками рассуждений!
– То есть вы предлагаете пользоваться результатами, не вникая в суть?
– Безусловно! Ведь, что греха таить, никто никогда не смог постичь сущность даже самой примитивной молекулы, что не мешает, скажем так, развитию той же химии… Жизнь такова, какова она есть – но кто поручится, что она более никакова? Ваше здоровье! – и водяной приподнял свой бокал.
– А, вот вы где! – рядом с нами снова возник доктор Рак. Он весело потирал свои гладкие ручки и задорно блестел моноклем. Что-то новое появилось в его поведении, и это новое мне не понравилось.
Льюшка тоже еле заметно поморщился, что не укрылось от доктора.
– Скучаете? С удовольствием составлю вам компанию! – тут же расквитался он, навязываясь к нам. – Эй, человек, пива!
Пиво было тёмным и пахучим, добротным, густым от добавленных при варке специй. Вообще, к нему больше подходило название «эль» – вкус отзывался чем-то английским; я уже попробовал его, рассудив, что этот напиток уж никак не должен включать в рецептуру изготовления дохлых мышей или паучий яд.
– Прекрасный бал! – провозгласил бесцеремонный доктор, извлекая свои дрянные усишки из пивной пены. – Давненько я так не веселился. А ведь самое-то главное ещё впереди! Не так ли, месье Льюшка? Ха-ха-ха!..
Мне показалось, что в глазах у водяного сверкнула молния. Он ничего не ответил, и поддержать разговор пришлось мне:
– Что именно вы имеете в виду?
– Сейчас проходят схватки гладиаторов, затем будет традиционный конкурс прекрасных дам – о, вы непременно должны посмотреть: какие девушки! Само совершенство, поверьте старому ловеласу! – и Рак прищёлкнул языком, на мгновение показав странное уродство: сросшиеся в один зуб верхние резцы. – А потом главная часть… И, скажу вам по секрету, первую скрипку в этом действии сегодня доверено сыграть мне!
– Несомненно, вам нужно как следует подготовиться, – отстранённо сказал Льюшка. – Не смеем вас задерживать.
– О да! – многозначительно кивнул Рак, вставая. – Нам всем следует хорошенько подготовиться. Не правда ли, господин новичок? Однако тысяча извинений, я вынужден покинуть вас! До скорой и приятной встречи! – и Рака не стало, только в ушах постепенно затихал его раскатистый хохот.
– Что за главная часть? – спросил я помрачневшего Льюшку. – Мне неприятен этот Рак. Неужели кому-то будет интересно смотреть на выступление этого надоедливого болтуна? Лично я предпочитаю обойтись без подобного зрелища.
– Невозможно. Присутствовать будут все. Вам тоже придётся пойти. Сожалею.
– Я, конечно, понимаю – у вас тут, конечно, свои законы… Но я-то не брал на себя никаких обязательств, и от лицезрения Рака решительно отказываюсь.
– Не получится: приглашённые являются главными действующими лицами.
– Вот как… Непонятно. А при чём тут Рак?
– Вы заметили его зуб? Это упырь. Он укусит вас… Вам не повезло: в этом году принимают в вампиры. Вот в прошлом был набор в водяные. Поцелуй русалки – это такое наслаждение!..
– Что?! Вы хотите сказать?!.
– Да, – грустно кивнул Льюшка. – Поверьте, я не знал, что вам суждено стать именно вампиром. Версию набора объявляют только в момент церемонии. Я сам ненавижу вампиров. Водяные – да, лешие – тоже сойдёт, ну, в конце концов – домовые, но упыри…
– Чёрт побери! Нет! Благодарю вас за прекрасный вечер, – я нервно поднялся. – Я ухожу!
– Не советую: вы долго будете ходить по кругу, устанете и изнервничаетесь, и всё равно вернётесь сюда. Отсюда не уходят. Смиритесь.
– В таком случае, вы не смогли бы сами проводить меня к выходу? Ведь это вы втравили меня в эту затею!
– Сожалею. Нет.
– Что же мне делать?!
– Ничего. Выпейте вина и успокойтесь.
Глупо! Господи, как же глупо я попался! Ну кто тянул меня на это подозрительное сборище?! Почему не сработало присущее мне (как я наивно думал) чувство подсознательной разборчивости в людях?! И что же мне, в самом-то деле, теперь делать?
Я всё же двинулся куда-то прочь, продираясь сквозь кусты и болота – и откуда, дьявол их побери, они взялись? Не было тут никаких болот!.. – но, как и предсказывал Льюшка, ничего из моей затеи не вышло. Раз за разом я натыкался на знакомый столик, и водяной грустно кивал мне головой, ненадолго отрываясь от своей глиняной пивной кружки. Казалось, что он удручён случившимся чуть ли не более, чем я. В отчаянии я пробовал вспоминать молитвы, обращаясь к Богу, но в памяти царил хаос, и как я ни старался, ничего путного просто не приходило на ум.
В сотый раз возвратившись к знакомой колонне, я сдался и тяжело дыша, опустился на своё прежнее место. И тут же с моега фрака исчезли все следы грязи.
– Выпейте вот это, – водяной протянул мне бокал с рубиновым напитком.
Мне было уже всё равно, я машинально взял вино и проглотил одним большим глотком. Тут же в желудке словно взорвалась бомба, и я почувствовал непреодолимую тошноту.
– Тухлая лягушачья кровь, – пояснил Льюшка, внимательно следя за моим состоянием.
Меня тут же вывернуло наизнанку. Казалось, я израсходовал годовой запас желчи и желудочной слизи. Однако после приступа рвоты заметно полегчало.
– Хорошо, – сказал Льюшка. – Нужно было освободиться от пищи. Всё правильно.
– Правильно?! – выдохнул я. – Ага, значит, правильно… А вот я тебя, правильного такого, сейчас по морде… За правильность.
– Кажется, пора, – пробормотал водяной себе под нос. Он быстро наклонился к моему уху и шепнул:
– Есть возможность изменить ситуацию.
– Что? Душу купить желаете, мрази? Хер вам, а не душу!
– Нет. Я прошу у вас помощи.
Это было настолько неожиданно, что я вздрогнул.
– Возьмите это, – протянул он мне маленький пластиковый пакетик. – Когда Рак будет наносить свой ритуальный укус, незаметно поднесите к горлу. Он прокусит его вместо вашей артерии. Толпа должна увидеть кровь… Вам придётся разыграть агонию и смерть. Будьте внимательны: если присутствующие заподозрят неладное, вам и в самом деле не избежать гибели. Кстати, и доктору тоже… Справитесь?
Я ошеломлённо глядел на него. Слишком уж быстро меняется ситуация, однако.
– А зачем это… Жабья кровь? – невпопад спросил я.
– В бокале? Никакой крови. Просто рвотное. Я солгал, чтобы усилить эффект. Вам действительно нужно было очистить желудок: нехватало ещё, чтобы вас вырвало во время спектакля. Знаете ли, у вампиров изо рта воняет так, что… Ну как, справились с собой? Согласны разыграть нашу маленькую комедию?
Я вяло кивнул. Чёрт побери, а что мне ещё оставалось делать? Выбор у меня был богат, как у прародителя Адама, когда тот слонялся по раю, подыскивая себе жену.
– Кстати, чтобы вы окончательно мне поверили… – Льюшка оглянулся и вытащил руку, которую до этого держал под столом. В запястье впился здоровенный комар. Брюшко его на глазах распирало от насыщения.
– Я такой же живой, как и вы, – сказал водяной, прихлопывая кровопийцу. – Запомните: комар никогда не садится на мертвецов. И тем более не кусает.
Надежда во мне вдруг воскресла – слабая, но упрямая.
– Рак тоже? Тоже живой?
– Рак – нет, – жёстко сказал Льюшка. – Но верить ему можно. Гарантирую.
Ситуация складывалась невероятная: в двадцать первом веке человек более-менее спокойно ожидал окончания шабаша, чтобы против своей воли стать одной из его жертв! Проклятое любопытство сыграло со мной подлую шутку. Всё произошло так быстро и было в высшей степени неимоверно, нелепо – но, к ужасу моему, вполне реально. Реально, как ночь, как звёзды над головою, как завывания лягушек у тихой глади затона.
Мне предстояло разыграть смерть от клыков вампира и последующее воскресение – сущая ерунда, в общем-то, если бы это не касалось лично меня. И если бы не слишком большая вероятность обмана. Кто его знает, этого Льюшку – может, он врёт, и комара-то показал так просто, для отвода глаз: я же помнил, как у него ловко получилось с жемчужиной… Может, и не было того комара вовсе. Хотя ведь жемчужина так и не исчезла, когда хозяин прыгнул в реку.
Льюшка не терял времени. Сжато и толково он обрисовал обстоятельства, сложившиеся в общине нечистой силы (он употреблял выражение «иной народ») и мотивы, побуждавшие его, Рака и ещё кое-кого («узнаете после»…) прибегать к, мягко говоря, нестандартным способам решения проблем. Дело было в тривиальном заговоре по смене власти, и группа заговорщиков таким оригинальным способом пополняла свои ряды. Рак и компания всего лишь бешено рвались к власти, а Льюшка и группа «живых» ставила целью легализацию «иного народа» в человеческой среде – ни больше ни меньше. Но на данном этапе тактические цели обеих групп совпадали. Именно поэтому водяной ручался за вампира, хотя и питал к нему глубокую сословную (а мне показалось – и личную) неприязнь. Нарушать условия конспирации оказывалось никак не в интересах Рака: обычная казнь для вампиров-отступников в таких случаях – осиновый кол в сердце. О способах казни водяных Льюшка предпочёл не распространяться.
Мы вышли в центральную залу. Воображение распорядителей соткало невиданный чертог: мраморные колонны увивал восковой плющ; каменные плиты пола (вместо прежнего паркета) составляли причудливую мозаику; откуда-то с невидимых хоров доносилась музыка – но уже не вальс, а мелодия тихая и непритязательная, из тех, которые целый день мурлычешь не замечая.
На подиуме прохаживались обнажённые девицы – прекрасные той странной силы красотой, которая одновременно и манит, и останавливает. Видимо, конкурс был в разгаре. Белокурая Дианка узнала нас в толпе и послала воздушный поцелуй, на что водяной ответил лёгким наклоном головы. Я проигнорировал предназначенный мне знак внимания. Впрочем, некоторая рассеянность с моей стороны в данных обстоятельствах могла иметь некоторое оправдание.
Как быстро ко всему привыкает человек! Конечно, я безумно нервничал, но уже мог бродить среди бесчисленных гостей без риска свалиться без памяти им под ноги, мог замечать иллюзорную пышность убранства комнат, выстраивающихся анфиладами и теряющихся в сумраке дальних пределов, мог поддерживать пустые светские разговоры и даже отвечать на призывные шутки дам, отличавшиеся игривостью и полной беззастенчивостью. Льюшка находился рядом и, так сказать, подстраховывал меня от явных ляпов.
– Не стесняйтесь таращить глаза на женщин, они это любят, – вполголоса поучал он. – Более того, ваш скромно отведённый взгляд может быть воспринят как пренебрежение и заносчивость. А этого они не прощают… Приветствую вас, Зинаида! Как всегда – ослепительно и со вкусом!.. Да, между прочим – не сторонитесь официантов, берите шампанское: если не хотите пить, представьте, что оно просто исчезает у вас во рту. Пустой бокал бросьте на пол – уберут… Здравия желаю, майор! Как ваша служба? Всего хорошего!.. Так вот, о главном: после укуса падайте и замрите. Первое время постарайтесь не дышать – сколько сможете. Не шевелитесь ни при каких обстоятельствах! Это смертельно опасно! Рак даст вам знать, когда можно начать проявлять первые признаки активности. И никаких бодрых вскакиваний: протрите глаза, подержитесь за голову. Можете застонать – но не переборщите. Обычно у приходящих в себя первое время кружится голова: пусть вас пару раз шатнёт. Короче, импровизируйте. Вот, в общем-то, и всё … О, кого я вижу! Какая встреча, дружище! Сожалею, я сейчас занят, но обязательно как-нибудь потом выкрою часок-другой, поговорим, есть новости…
Я кивал, не переставая искать возможность как-то улизнуть с бесовского сборища, но всё было тщетно: куда бы ни падал взгляд, везде шумели весёлые компании, плясали и пели, бросались серпантином, хватали за рукава, тормошили, смеялись – и нигде не было даже намёка на какой-либо выход. Мы с водяным переходили из залы в залу, я перезнакомился с огромным количеством гостей (которые уже сливались для меня в одну сплошную массу полузнакомых лиц), но странно – никакой усталости не чувствовалось, скорее наоборот: всё более и более меня охватывало непонятное возбуждение и нетерпение.
Внезапно сильный и ясный звук пронёсся над толпою.
– Рог трубит, – сказал Льюшка. – Пора! Не забудьте, о чём я вам говорил!
Не могу сказать, как я очутился на подиуме. Я опомнился от ощущения громады ждущей аудитории: безмолвный тёмный зал тысячами глаз смотрел на меня из пустоты, а гладкий холёный Рак в накрахмаленной белой сорочке крадущимися шагами подбирался ко мне сбоку. Монокль он куда-то подевал, и оба его глаза неотрывно вперились в меня. Мне казалось, что на дне их проскальзывают красные огоньки. Впоследствии я узнал, что цвет свечения глаз в каждой гильдии свой: у водяных, к примеру – зелёный, а у леших – жёлтый.
Рак подобрался вплотную и крепко захватил руками обшлага моего фрака. Хватка его была железна. Не понимаю, как у меня хватило сил выдержать его пристальный горящий взгляд. Я чувствовал, насколько мощным угнетающим и гипнотизирующим воздействием он обладал. Чужая воля, холодная и неотвратимая, безжалостно ломала мою. Внезапно я вспомнил про пакетик, и судорожно зажав его в кулаке, прижал ладонью к шее. Вампир холодно улыбнулся, обнажив клыки, и лицо его вдруг изменилось: верхняя челюсть вытянулась вперёд, как у волка, и из открытой пасти на меня пахнуло невыносимым смрадом. Он нежно коснулся губами моей шеи, чуть сдвинул мою руку, нацеливаясь на пульсирующую сонную артерию – и внезапно всё померкло у меня перед глазами: я погрузился в благословенный обморок.