Нас вели в самую дальнюю часть лагеря. Клетки из костей были похожи на большие версии птичьих домов - округлые и затейливо украшенные. Толпа разделила нас с Астрид, и хотя она рвалась ко мне, а я выкрикивал ее имя, нас впихнули в разные клетки.
Я упал, колено засаднило. Клеток впереди я видел много, некоторые из них были измазаны кровью. Здесь было не так много людей, поэтому я предположил, что так развлекаются с лесными существами.
И я подумал: зря мы все-таки ушли. Могли бы прожить чуть дольше, можно было дать Акселю шанс.
А потом я увидел то, что изрядно подняло мне настроение. Через клетку от меня, чуть левее, сидел Аксель. Вид у него был самый драматичный и даже немного растерянный.
Ради этого стоило сюда попасть. Что бы ни случилось дальше, мои шансы умереть счастливым росли в геометрической прогрессии.
Глава 17
Я даже расстроилась. Только я подумала: сейчас достанем чертов меч и хоть поем, как оказалась в плену. То есть, между моей мыслью и моим заточением в клетке прошло, наверное, около часа, и я не то чтобы все время думала о еде.
Но о еде я думала много. Настало не просто время обеда, а время ужина. Даже помыться хотелось меньше.
Все произошло, когда мы пытались выбраться из Бури. Наверное, так даже хорошо. Вот, люди, которые не являются готами, обычно говорят, что хорошо прожить еще немного, чуть дольше протянуть. Вот мы и протянули чуть дольше. В Буре, куда привел нас Аксель, мы могли умереть. Герхард знал, куда идти, но мы оказались намного дальше от края, чем думали. Я сказала, вернее крикнула, что это невозможно, мы же только вошли. На что Констанция, чью руку я никак не могла найти в этом холоде, сказала, что возможно, и меня насмешило, что она отстаивала реальность чего-то настолько антинаучного.
А потом мне в бок впился клинок. Сначала я подумала, что это Аксель совершенно потерял совесть, а потом поняла, что это кто-то чужой - по этому грубому и порывистому движению, которым меня схватили за предплечья.
Наверное, это было даже хорошо, потому что кроме колючего холода я уже ничего не чувствовала, потому что еще час ходу, и мы бы здесь насмерть замерзли, если только в Аркадии можно было замерзнуть.
А если замерзнуть было нельзя, мы бы от холода сошли с ума.
А так - мы вышли быстро, то есть нас вывели. Я не видела людей, которые меня вели. Я думала, что они люди, но точных сведений у меня не было. У них были человеческие руки, вот. Почти. Пальцы были длинные, их бы хватило, чтобы дважды мое предплечье обхватить. Но они определенно были человеческими.
В буране нас легко разлучили. Я звала, и меня звали, но это было довольно бесполезно, так что я вскоре перестала, а вот Констанция голосила дольше всех.
Ну точно как в фильме ужасов, подумала я. Вероятно, Астрид и Адриан уже мертвы. Это было в высшей мере странно - я-то думала первой погибнет Констанция, потому что она блондинка.
Тот, кто вел меня, явно знал тайные ходы в Буре. Не прошло и пяти минут, как мы оказались снаружи. Снег, свивавший Бурю образовывал кокон, и я удивилась, как мы вообще умудрились туда пройти. Это же было совершенно непроницаемое пространство. А ведь мы плутали там, наверное, полчаса, а может и больше, искали Астрид и Адриана, пытались выбраться сами. Некоторое время я ничего не соображала - у холода есть такое свойство - иногда он будто выталкивает из реальности, и твое тело как бы перестает существовать, и в голове не единой мысли. Я пришла к выводу, что от холода в Аркадии умереть нельзя - потому что то, что происходило с моим телом было совершенно невыносимым. Снаружи Бури тоже было холодно, поэтому о том, чтобы отогреться не могло быть и речи. Я плыла в каком-то тумане, существовала как будто помимо себя, и все казалось незначительным.
Некоторое время спустя я обнаружила, что иду в неровном, длинном строю. Он тянулся будто бы вдоль всего леса, по крайней мере впереди у него не было конца, а обернуться назад мне не позволял клинок, упиравшийся в мою спину всякий раз, когда я двигала головой.
Я видела перед собой длинные, бледные, горбатые, грязные спины, спины с выпирающими костями, спины с костями, пропоровшими кожу, спины, украшенные волдырями. Спины, спины, спины, и огромное количество оленьих рогов, которые казались коронами в удивительном, зеленоватом свете луны. Когда я запрокинула голову, то поняла, что так светит вовсе не луна. Над моей головой разгоралось северное сияние, но очередной тычок клинка не позволил мне насладиться им. Я просто шла, изучая спину идущего впереди меня. Наверное, так шли евреи от Египта до Ханаана. Усталые, до предела измотанные и ненавидящие спины впереди идущих.
Я не знала, живы ли мои братья и сестры (кроме Астрид и Адриана, про тех я была абсолютно уверена, что они мертвы). Аксель, кажется был жив. Где-то далеко впереди я расслышала его голос, а может быть мне только показалось, и я выдала желаемое за действительное.
А потом мы пришли в место, где одурительно пахло мясом, мне даже еще больше есть захотелось. Меня втолкнули в клетку, и я на некоторое время просто отключилась. А когда открыла глаза, увидела свои руки. Они все были в мелких царапинах. Сначала я подумала: меня порезали, пока я была здесь.
А потом я поняла - из-за того, что мне было слишком холодно, я просто не замечала боли в израненных руках. А мои руки были практически красными от крови. Наверное, то же самое было и с моим лицом. Это все Буря, и вот от чего там умирали люди. Может быть, и моя слабость была вызвана не только и не столько холодом, сколько ранами.
Умереть там можно было очень легко. Но я была жива и была в месте, назначение которого мне было очевидно. Я была в клетке, как какая-то птица или дурацкий грызун. Прутья были частые, сделанные из какого-то гладкого, кремово-белого материала со странными разводами.
Некоторое время я пребывала в недоумении, а потом поняла: это кость. То есть, все это было весьма готично, но руки я тут же отдернула, отошла, пока не уперлась в заднюю стенку клетки и не испытала такие же чувства. Что-то холодное и вязкое капнуло мне на нос, я запрокинула голову и увидела, что под потолком болтается сердце, явно вырванное из какого-то крупного млекопитающего. Я только надеялась, что это не сердце Астрид или Адриана. С него все еще капала вязкая, темная кровь, так что принесено оно, видимо, было совсем недавно.
Я предположила, что это могло быть ужином. Чтобы не смотреть на сердце, я упорно вглядывалась в темноту между прутьями. Тут и там горели глаза костров. Рыжие и непослушные, они взвивались высоко и плясали весело. Я вспомнила об Астрид, и мне стало очень грустно. Я бы не сказала, что мы особенно подружились, но я привыкла к тому, что она жива.
Между цветами костров вздымались купола темных хижин. Между ними ходили безликие тени, но иногда свет костра выхватывал их лица, и тогда я думала, что мне кажется - от потери крови или стресса.
Я видела множество монстров, но никогда не видела таких страшных людей. Мне стало грустно за них, хотя я не понимала, с чего бы мне жалеть людей, которые меня похитили. Впрочем, может они спасли меня из Бури, а эта клетка отражала их представления о лазарете.
Я попробовала расшатать прутья, но ничего не получилось, и я выругалась. В этот момент я услышала голос Акселя:
- Делия? Делия, ты очнулась?
Он даже сейчас говорил так, будто здесь был полный зрительный зал вовлеченных в представление поклонников его творчества. Я испытала раздражение, но вместе с ним и радость - Аксель был жив. Я обернулась к Акселю, который в темноте казался просто напуганным подростком, бледным и даже грустным. Его глаза блестели в темноте.
- Где остальные? - быстро спросила я.
- В других клетках, - Аксель неопределенно махнул куда-то в сторону. Далеко-далеко, за хижинами и кострами вправду виднелись остовы клеток. Рядом с нами было еще по две клетки - с моей стороны и со стороны Акселя, но они пустовали.
- Все живы?
- На момент, когда я видел их в последний раз - были, - ответил Аксель. Он, без сомнения, умел успокоить. Но я была почти благодарна ему за его типичную бесчувственность. Она позволяла мне примириться с моей собственной сентиментальностью и с тем, что я больше волновалась за остальных, чем думала о себе.
- Скажи хотя бы, что ты знаешь, где мы?
- О, несомненно знаю. Тебе стало от этого легче?
Он вдруг сел на землю, постучал пальцами по прутьям, будто решив, что они поддадутся легчайшему прикосновению.
- Прости, - сказал он искреннее. - Я не хотел, чтобы мы попали в беду. Просто мой имидж, ты же понимаешь...
- Требует жертв?
Мы оба засмеялись, а потом Аксель сказал:
- Мы у Потерянных.
- Это те ребята, что больше всего на свете ненавидят Неблагого Короля?
- Их можно понять, им есть за что...
Но едва начав паясничать, Аксель вдруг замолчал. Через некоторое время он сказал:
- В общем, да, мы не в самой приятной ситуации. Думаю, они попытаются нас убить.
- А как же твои навыки суперубийцы? - не удержавшись выпалила я. Но Аксель пожал плечами, как ни в чем не бывало:
- Конечно, я попытаюсь убить как можно больше врагов, но думаю, численное превосходство в этом случае решает больше, чем непревзойденное мастерство.
- Аксель, ты можешь хоть на пару минут признать, что мы здесь из-за тебя, ты облажался и теперь тебе стоит подумать, что нам делать?
- Кроме как принять смерть несломленными?
- Да, кроме этого.
Аксель надолго замолчал. Он вскинул голову, и в этот момент кровь с такого же сердца, как то, что болталось наверху моей клетки, капнула на его губы. Он безо всякой брезгливости слизал эту кровь.
- У Потерянных сложные обычаи и правила племени, которые они всегда соблюдают. Я подумаю, что можно сделать.
- Уж сделай милость! Я есть хочу!
- Я думал, ты хочешь выжить!
Я сложила руки на груди и замолчала. Аксель смотрел на меня, и глаза его говорили куда больше, чем он сам. Мне вдруг стало его жалко и захотелось сказать, что не так уж я и злюсь. Я, конечно, злилась, но не настолько сильно, чтобы Аксель так страдал. Впрочем, это могла быть и очередная его уловка. Я так и стояла, смотрела на него, а он смотрел на меня, и мы не могли решить, что сказать друг другу. Когда пауза стала по-настоящему неловкой, я услышала чьи-то крики. Никогда прежде я не встречала этот противный голос с большей радостью.
- Пустите! Я требую разговора с вашим главным, с этим Жадиной! Нам есть что ему предложить! Да пустите же уже! Не надо меня трогать, я и сама могу дойти! Вот ты придурок! Вот вы все придурки!
- Астрид! - крикнула я. Двое крепких ребят с искривленными черепами и волдырями по всему телу закинули Астрид в клетку и закрыли дверь. Ее закрывал засов с железной пряжкой. Когда охранники ушли, я тут же попробовала до него дотянуться, однако это оказалось безнадежным предприятием.
- Делия! - ответила Астрид с радостью, которую я мало у кого в жизни видела. Астрид в целом на все реагировала слишком бурно, в этом не было никакой театральности, присущей Акселю, но смотрелось все равно странно. Астрид тут же пожала плечами, будто устыдилась собственного столь теплого приема.
- Я-то думала, вы померли.
- А я думала, что вы.
- А я подозревал, что вы живы.
И тогда мы с Астрид в порыве женской солидарности, подобной которой мир не видел прежде рявкнули:
- Заткни уже хлебало!
И это была, пожалуй, самая длинная фраза, которую я сказала с кем-то в унисон, если не считать хоровых занятий в первом классе.
- А вообще, - сказала Астрид. - Не так уж мы и облажались.
- В смысле?
- В смысле, мы сбежали.
Я немного разозлилась, хотя и понимала, что вряд ли, если бы они не сбежали, с их помощью мы смогли бы удрать от Потерянных. В этот момент я увидела, как взгляд у Астрид изменился. Она с нескрываемым, искренним волнением припала к прутьям и посмотрела куда-то поверх моей головы. Я увидела, как ведут Адриана. Вид у него был самый умиротворенный, хотя и потрепанный. Что меня всегда удивляло в них с Астрид - они ни к чему не относились серьезно. Будто все вокруг существовало исключительно ради их интереса и не имело никакой практической значимости, и все что с ними происходило лишь забавляло их, как просмотр серии любимого сериала.
Когда Адриана втолкнули в клетку, он сказал:
- Спасибо за компанию.
А потом обернулся к Акселю и сказал:
- Привет.
Вид у него стал еще более довольный. И хотя я видела, как он бледен даже в свете огня, который горел не так далеко от его клетки, он ничем не показывал, что измотан. Словно бы душа и тело Адриана существовали каким-то совершенно отдельным образом, не были связаны друг с другом ничем, кроме формального соприсутствия.
- Ну, не так уж плохо, - постановил Адриан. - И надолго мы здесь?
- На жалкий остаток нашей жизни, - протянул Аксель. А Астрид сказала:
- Да нормально все, чего вы паритесь.
Я оглядела лагерь Потерянных, жилища из шкур, людей, раскачивающихся у костра и снующих туда-сюда по своим делам, их здесь было невероятно много, сотня, может две. Все совсем юные. Где-то далеко раздавался вопль умирающей скотины, наверное это был олень. Судя по всему, с ним развлекались долго. Присмотревшись я увидела в далеком зареве костра силуэт животного, находившегося в такой же клетке, как мы, только больше. Оно металось по тесному для него пространству, то и дело напарываясь на длинные копья. Зрелище, наверное, не из приятных. Хотя вообще-то в любой дикости есть свой кайф - когда-то мы все были первобытными, жестокими тварями. В нас это осталось и сейчас.
- Ну, - сказала Астрид. - Может и не совсем нормально. Но не так уж плохо.
Через полминуты она сменила свое решение в третий раз, постановив, что нам конец. И, наконец, еще через некоторое время Астрид сказала:
- Но этого так оставлять нельзя!
Адриан подтвердил, я пожала плечами, не желая выдавать чрезмерную заинтересованность в столь мелочных вещах, как сохранение собственной жизни. Аксель сказал:
- Я, кажется, придумал гениальный план.
Это заявление было встречено с ожидаемым скепсисом. Я не особенно верила в гениальность планов Акселя, мне казалось, что это будет что-то драматичное, больше подходящее пьесе Шекспира, чем роману Голдинга. Сейчас нам требовались жесткие меры, дикие меры. Наверное, стоило попросить Астрид подумать, но Астрид была занята тем, что пыталась достать до засова, сломать прутья клетки и даже перегрызть их. Зубы у нее действительно были крепкие. Наверное, в каком-то смысле это было хорошо, но совершенно неактуально для того, чтобы освободиться. Стоило объяснить это Астрид, но я как-то не решилась вмешиваться в ее сложные отношения с клеткой.
- И в чем же он заключается? - спросил Адриан. Руководила им, по видимому, не надежда, а интерес.
- В моих антропологических изысканиях, - охотно ответил Аксель. - Один из непреложных законов Потерянных состоит в том, что вопросы власти, как это частенько бывает в традиционных обществах, решаются боем. Если кто-нибудь, например ваш герой, вызовет Жадину на бой при всех, он не сможет отказаться.
- Тогда зови его! - сказала Астрид, но Аксель только покачал головой.
- Я же говорю, при всех. Один на один, он меня убьет, я полагаю. По крайней мере, я бы так и сделал. Нет свидетеля, нет проблемы. В общем, когда наш потащат казнить, тогда я и выступлю.
- Ты просто хочешь, чтобы тебя услышала орава людей, да?
- Нет, Астрид, я хочу обезопасить нас всех!
- А с чего ты вообще взял, что нас потащат на казнь? - спросила я. Аксель пожал плечами.
- Не знаю, а как бы ты поступила с детьми своего злейшего врага, будь ты изуродованной душой, лишенной шанса на следующую жизнь?
Я задумалась. У меня не было ощущения, что я стала бы кого-то убивать. Но, может быть, это только потому, что на самом деле я подобной жизнью не жила. Я посмотрела, как между кострами путешествовали люди, втянула запах всякого мяса: жареного, свежего и гнилого. Наверное, эта убогая жизнь, где единственными украшениями были костяные аналоги "музыки ветра", мало кого делала добрее. И все же эти люди держались друг за друга, у них было что-то вроде города, огромного лагеря с палатками.