Алана боялась выходить на сушу.
Алана боялась остаться без защиты моря.
Мана хотел было уже что-то сказать, как вдруг корабль сильно качнуло, и девушка перевела удивлённый взгляд на дерущихся: Канда, окружённый водой, чтобы передвигаться по палубе, и Тики, обдуваемый мощным ветром, смотрели друг на друга с раздражённой злобой и странным уважением и вдруг одновременно рухнули вниз, растворяя свою магию в воздухе.
Матросы взорвались восторженными криками и свистами, Мана удивлённо ахнул, Неа же с Изу разочарованно надулись, Алана же удовлетворённо прикрыла веки, а сами Юу с Микком рассмеялись.
А потом Канда пожал мужчине руку. И это было… совершенно удивительно — Алана даже почти привстала, чтобы увидеть при этом лицо друга получше, но вовремя вспомнила про хвост (и еще — Мана вовремя ее потянул назад).
…да и сытую улыбку друга (улыбку!) прекрасно было видно и с лавки.
— Я удовлетворен, — Юу окинул Тики еще одним оценивающим взглядом и кивнул. — Только ты того… — тут он мотнул головой в сторону Аланы, — береги зубатку, ладно?
Мужчина улыбнулся в ответ и кивнул. И — бросил на девушку насмешливый взгляд.
— Конечно. И про зубатку я не забуду.
И тут Канда склонил к плечу голову, притягивая Микка за руку ближе к себе и еще что-то тихо ему говоря. Лицо мужчины тут же стало серьезным и собранным. Он коротко ответил (спросил что-то?), и Юу снова заговорил, словно объяснял. А когда они закончили — как-то понимающе ухмыльнулся, кивнул в знак прощания и, подхваченный новой волной, вскоре исчез в море.
Тики же, уронив меч прямо на палубу с громким стуком, наморщил лоб, помассировал его пальцами, словно разболелся головой, и вдруг направился к скамейке, на которой сидела Алана с Изу и Уолкерами.
— Ты меня сразу предупреди, сколько еще народу придет за тебя сражаться, ладно? — как-то миролюбиво (наверное, от усталости) скривил губы он. — Пусть в очередь выстраиваются. И перекусить чего-нибудь приносят с собой.
Алана неловко рассмеялась, сконфуженно прикоснувшись к шее, и отвела взгляд, думая, что, вообще-то, не было больше никого настолько же безбашенного среди её немногочисленных знакомых, чтобы выходить на бой с человеком. Разве что, Линк, конечно, который однажды свататься к ней приплывал, но от северной провинции до южной — неделя пути, и надо найти корабль нужный было… да ещё Говард и море замораживать может… и вообще очень сильный… и людей ненавидит…
Алана взволнованно подняла обеспокоенный взгляд на Тики, удивлённо приподнявшего брови на такое внимание, и глухо хохотнула.
— Вряд ли их будет много, — уклончиво протянула она, рассматривая чешуйки на своём хвосте, — два или три, включая отца, но, при всём моём к тебе уважении, вряд ли ты с ними справишься, — пробормотала девушка, чувствуя, как к горлу подкатывает паника.
Был ещё Лави, один из немногих воинов, который был способен на невероятные вещи (он однажды поджёг воду, поджёг!), отчего царь назначил его главным в юго-западной провинции, но друг, бывший, на самом деле, тритоном лишь наполовину, исчез много лет назад. Алана ужасно переживала, что его могли убить, потому что парень обожал прятаться на суше, постоянно приговаривая, что легче всего скрыть что-то на самом видном месте, но итог был один: если Лави жив (и она всей душой верила, что он жив), то вполне сможет противостоять Тики.
А об отце и говорить было нечего — убьёт мужчину и глазом на это не моргнёт.
Тики, однако, только зевнул в ответ на это и, окинув рыбу на подносе равнодушным взглядом, взял яблоко, уничтожая его буквально в два-три укуса.
— Так если они на меня всей гурьбой попрут — конечно, я не справлюсь, — недовольно фыркнул он и, не дав Алане ответить, перестал ее замечать, тут же обратившись к Мане: — Слушай, а у нас точно нет карпов, а?
— Где тебе раздобудут одомашненных рыбок из пруда тети Лулу в открытом море? — закатил в ответ глаза парень. — Иди и говядины съешь, болезный.
— Не хочу говядину, — как-то по-детски обиженно сморщил нос Тики, заставив этим Алану, закусить губу, чтобы не засмеяться. На секунду мужчина показался ей очень… милым. — У нее привкус противный.
— Так сам же ее покупаешь, — хмыкнул Неа в ответ, удобнее устраивая сползшего вниз Изу (мальчик чуть задремал) на своих коленях. — Не все же тебе яблоками питаться, в конце концов.
— Говядина матросам нравится, — Тики снова зевнул и, усевшись рядом с Маной прямо на пол, положил голову ему на колени. — Ночью будем стоять тогда. Я посплю.
Мана на это только головой качнул и мягко погладил его по встрепанным волосам. Мужчина зажмурился, улыбаясь блаженно, и девушка с восхищением увидела, как смягчается его лицо рядом с другом, как он успокаивается и какой он… какой красивый.
— Сойдем в порт когда, — постановил Неа, — купишь себе другого мяса, понял? А то так и помрешь, не дотянув до карпов своей матушки, — на этом он хохотнул и поднялся, легко подхватывая сонно причмокнувшего губами Изу на руки. — А я пойду его отнесу. Утомился ребенок с тобой, папаша.
— Еще не папаша, — Тики хитро посмотрел на нависшего над ним мужчину и ласково сверкнул глазами в сторону мальчика. — Вот матушку удар хватит, — он хохотнул и подтянулся, прижимаясь к ногам Маны спиной. — Ты только осторожнее с ним, он видишь хрупкий какой. Его откармливать и откармливать.
Мана тепло засмеялся в ответ на это и отвесил ему… щелбан (точно щелбан! не щелчок).
— Тебя и самого теперь откармливать, дурачок.
Алана рассмеялась, всё же не выдержав, и предпочла не обращать никакого внимания на удивлённые взгляды, обращённые на неё, потому что ей было и правда весело сейчас. И не только весело, но и приятно.
Эти перепалки чем-то напоминали ей ее детство: беззаботное, доброе, в кругу братьев и сестёр, которые постоянно о чём-то спорили, переругивались или ссорились, но всегда помогали друг другу и были дружны.
— Вы словно семья, — мечтательно выдохнула девушка, смотря на море и мягко улыбаясь, потому что ей было сейчас здесь тепло и хорошо. Ей наконец-то не было одиноко. Она обернулась к Мане, желая пододвинуть нахального Тики и тоже прижаться к его боку, и смущённо буркнула: — Не мог бы ты мне штаны найти, пожалуйста?
Парень поспешно завозился, ужасно отчего-то растерянный и взволнованный, и, извинившись перед Микком, рассевшимся на лавке рядом с Аланой, метнулся к каютам, унося за собой на буксире и замешкавшегося Неа.
— Конечно, я подожду тебя, — устало протянул Тики, длинно вздыхая, и вдруг поделился: — Но всё же друг у тебя сильный.
Девушка хохотнула, преисполненная гордости за Канду, и важно махнула хвостом.
— Конечно! Он же сильнейший тритон южной провинции! — задорно рассмеялась она, и Тики кинул на неё какой-то нечитаемый странный взгляд, после чего сразу же хитро усмехнулся.
— О? Правда? — с превосходством поинтересовался он. — Ну если бы я был в лучшей форме, то не поздоровалось бы твой рыбке, — с коротким смешком фыркнул Микк, и Алана возмущённо надулась, как вдруг заметила его губах ласковую улыбку.
Душа у мужчины сияла так же мягко, словно бы Мана был рядом.
Но Маны рядом не было.
— То, что Канда — сильнейший в южных морях, не означает то, что он — сильнейший во всём океане, — уже спокойно обратилась Алана к нему, чувствуя, как внутри всё трепещет от этого великолепия.
Тики многозначительно мыкнул, скрестив руки на груди и покачав головой, и задумчиво начал:
— Но если тритоны так сильны, то какого дракона люди… — он запнулся и неловко отвёл взгляд в сторону. — Прости.
Девушка с несколько секунд смотрела на него, отчего-то ужасно расслабленная и благостная, хотя умом понимала, что должна бояться и прятаться, потому что перед ней был человек, причины сияния души которого она не понимала, но делать этого совсем не хотелось, а потому Алана лишь откинулась на борт и горько усмехнулась.
— Мы теряем наши силы, если рядом нет моря. На суше мы совершенно беззащитны.
Мужчина тихо вздохнул и потер руками лицо, как будто какую пленку с него снимал.
— И поэтому ты боишься меня и боишься сходить в порт, так? — внезапно спросил он, и девушка совершенно опешила. Даже больше — она испугалась, что если скажет «да», потому что он был прав, то больше у них никогда не будет шанса подружиться и даже просто нормально заговорить.
Но лгать тоже было ужасным делом, поэтому Алана, отведя глаза, негромко отозвалась:
— Ты сильный, Тики. Твоя душа ужасно сильная и яркая. Я такие даже у своего народа редко видела… — она чуть помолчала и, все также не глядя на него, продолжила: — Да, я тебя боюсь. Ведь я… я слишком слаба, чтобы в случае чего противостоять тебе.
Тики медленно кивнул ей в ответ — непонятно зачем, словно был в трансе, словно она вогнала его в абсолютный ступор своей искренностью — вынужденной, но в конечном итоге необходимой и совершенно… несправедливой.
-…я ничего тебе не сделаю, — наконец негромко произнес мужчина, все же переводя на нее взгляд — какой-то ужасно печальный, — ты здесь в безопасности.
— Я знаю… — совершенно стушевалась Алана, вмиг чувствуя себя просто ужасно — и потому что грубила ему, и потому что выкинула это дурацкое платье, и вообще… — Просто ты… ослепляешь. Я даже… не могу смотреть на тебя. Ты слишком яркий.
Тики угрюмо угукнул, заставляя её чувствовать себя ещё более ущербной, бесполезной, ужасной, и вдруг непонятливо нахмурился, удивлённо приподняв бровь.
— Яркий? Ты про что? — озадаченно спросил он, и Алана облизнула губы, опуская взгляд на свой хвост.
— Я вижу души, — шепнула она, отчего-то слишком сконфуженная и смущённая в его присутствии. Микк сиял как солнце, и если раньше он обжигал, то сейчас этот свет лишь приятно грел. И девушка совершенно не понимала, что это значит. — Это связано с моими слезами, — поспешно пояснила она. — Я могу даровать долголетие тем, чьи души чисты, — неловко призналась Алана, пряча голову в плечи и ощущая себя сущей девчонкой.
— И я… яркий? — всё также сконфуженно просипел Тики, с каким-то неверием смотря на неё.
— Ужасно яркий. Я поплыла-то с вами лишь потому, что на корабле оказалось два человека с белыми душами, — тихо проговорила она, принявшись трепать край рубахи, — Мана и ты.
— Но меня ты боишься, ясно, — он задумчиво кивнул головой и вздохнул как-то… странно. — Что ж… Поделом. Прости, что попенял тебе, я должен был сдержаться, а не… проходиться на предмет ваших обычаев, — на этом мужчина вновь отвел глаза, какой-то потерянный, и поднялся, больше даже взглядом ее не удостаивая.
Но Алана, не желая сдаться (боясь сдаться) и потерять это тепло, поспешно замотала головой и воскликнула:
— Это ты прости!.. Я ведь… я боюсь и грублю все время, а ты… ты же был прав.
Однако Тики в ответ на это, даже не обернувшись, только рукой махнул и молча направился прочь, вскоре спустившись в трюм и оставив девушку в одиночестве.
Когда буквально через пару минут после ухода мужчины вернулся Мана и принес штаны, болтать с ним настроения уже не было. Поэтому… Алана превратила хвост в ноги, быстро натянула одежду и, насморочно вздохнув, просто уткнулась носом ему в плечо.
— Так и не помирились, да? — вздохнул проницательный друг, невесело усмехаясь и гладя ее по волосам.
Люди делали так, когда успокаивали друг друга или хотели выразить свою привязанность, и Алане нравился этот жест.
Девушка понуро кивнула и все-таки нехотя призналась:
— Я сказала ему, что он слишком яркий, и что я просто боюсь. Кажется, он очень огорчился…
И это было обидно. Отчего-то Алане до душащих слёз было обидно, потому что она ужасно хотела подружиться с этим человеком, хотела разговаривать с ним, хотела любоваться сиянием его души, продолжая быть вдалеке, потому что будучи слишком близко, могла просто… просто ослепнуть. Ей хотелось быть рядом с кем-то, потому что одиночество сдавливало ей грудную клетку, не позволяя дышать, а с каждым годом ужасающая пустота забиралась ей в душу всё глубже и глубже — обволакивала, сковывала, подавляла. Иногда Алана думала, что лучше уж тоже перерезать себе глотку, чтобы не томиться в собственных горе и памяти, а потом, со временем, воспоминания сами спрятались в пучине окружающей её апатии, и сотни лет проносились как одно мгновение. Да и если она вдруг умрёт таким бесчестным, подлым способом, то что станет с её народом? Что станет с отцом? Алана была единственной наследницей и последней дочерью морского царя, а потому именно ей суждено хранить трон после смерти Мариана и передать его своему мужу — одному из восьми смотрителей провинций.
Тьму, что топила ее в себе, рассеял Тики — яркий как полуденное солнце. Он буквально вытащил из чёрной бездны собственного равнодушия и безразличия, потому что больше никому не было это под силу — ни угрюмо-заботливому Канде, острому на язык Лави, ни милой и храброй Линали, ни расчётливому и целеустремлённому Линку, ни-ко-му.
Алана почувствовала, как комок подкатывает к горлу, как сжимаются внутренности, как из груди норовят вырваться сотни лет сдерживаемые рыдания, и вдруг Мана мягко провёл губами по её макушке.
Так Элайза делала.
Так Рогз успокаивал её.
— Зато теперь язвить не будет, — попытался отшутиться парень, и девушка, ощутившая, как затопляющая её грусть и боль вновь отступили, несильно толкнула его в грудь.
— Это не смешно, Мана, — буркнула Алана, тщетно пытаясь скрыть улыбку. — Я же… подружиться с ним хочу, а в итоге только всё порчу, — разочарованно посетовала она, тяжело вздохнув.
— Он с тобой тоже дружить хочет, на самом деле, — широко улыбнулся Мана, прижимая ее к своему боку и успокаивающе смеясь. Уткнулся носом в волосы и хмыкнул: — Поэтому и огорчился.
Отступивший было комок снова вернулся в горло, и девушка насморочно вздохнула, совершенно не зная, что ей теперь сделать, чтобы исправить сложившуюся ситуацию.
Потому что совесть (и еще что-то такое же грызущее) не давала ей оставить все так, как есть.
Сейчас она, манта всех сожри, готова была даже ослепнуть, потому что Мана прав, и Тики действительно замечательный — он ужасно сильный, это верно, может, даже сильнее Канды, когда не уставший, но он… не злой. Ведь он же… он же так тепло отнесся к совершенно чужому мальчику! Усыновить его решил, это надо подумать!
— Ну и что теперь? — наконец, чуть уняв внутреннюю бурю, вздохнула девушка, вскидывая на друга отчаянные глаза.
Мана ведь умный и добрый, он обязательно посоветует что-нибудь дельное, если уж у одной морской царевны в голове нет ничего, кроме водорослей…
— Попробуй с ним ближе к вечеру поговорить, когда солнце сядет, — утешающе отозвался принц, чуть отстраняясь и надавливая ей указательным пальцем на кончик носа. — Он вечерами добрый. И к тому же, — тут же добавил он с доброй усмешкой, — он рыбу любит, а ты хвостатая. Так что не волнуйся — растает.
Алана облегчённо рассмеялась, хитро прищурившись, и навалилась на Ману, лукаво выдохнув ему в лицо:
— А что, люди всё-таки не прочь полакомиться русалочьими плавничками?
Парень поперхнулся, отшатываясь от неё на другой конец скамьи, и она расхохоталась, довольно потягиваясь и не предпочитая думать ни о чём, кроме предстоящего вечером разговора.
— Да почему у тебя такое мрачное чувство юмора? — жалобно простонал Мана, устало покачав головой, и девушка, не выдержав, томно поделилась:
— Жизнь, голубчик, заставила.
На это Уолкер обречённо простонал уже в голос, утыкаясь лицом в ладони, и Алана счастливо рассмеялась, решая просто полежать на лавочке до заката солнца, потому что резвиться в волнах уже не хотелось, а вот послушать морские сказочки — очень даже. Когда Мана покинул её по своим делам, девушка вновь срастила хвост, в этот раз предусмотрительно осмотревшись и сняв штаны, и улеглась на тёплом дереве, наслаждаясь тёплыми лучами.
Отец рвал и метал, но ничего не подозревал о её месторасположении и окружении, тритоны всех провинций начали стекаться в южную на поиски пропавшей царевны, и Алана чувствовала за собой вину, что сбежала вот так: никого не предупредив и буквально бросив Мариана, оставив его с очередной паникой, но ничего поделать с собой не могла — кто-то должен был сделать первый шаг.