— Уж что я точно понял про нашу русалку, так это то, что она ужасная социопатка, — с коротким невесёлым смешком вздохнул парень и хитро сверкнул золотом глаз в полутьме каюты. — Она сама придёт к тебе, — мягко, но настойчиво сказал Мана, прикрыв веки, — как только поймёт, что не боится, а восхищается, — улыбнулся он.
Микк скептически приподнял бровь, мысленно соглашаясь со словами брата, но всё равно не смог удержаться от шпильки:
— Как с Неа, да? Интересно, когда же он поймёт-то?
Уолкер возмущённо распахнул веки, смотря на него с негодующей хмуростью, и отвернулся, обиженно надувшись.
— Не смешно, — раздражённо буркнул он, и Тики мягко коснулся его плеча, вставая с кровати.
— Отдыхай, брат, — попрощался мужчина и покинул каюту.
Вообще-то Тики полагал, что дурака-Неа, который был умным и проницательным только в том случае, если дело его не касалось, стоит подтолкнуть к мысли о том, почему же после смерти матери он так уцепился за собственного близнеца и так ревностно оберегает его.
Ведь у Маны даже ни разу не было женщины.
Не то чтобы это странно или срамно — разумеется, нет. Просто времени и сил на женщин у брата не оставалось из-за Неа. Который опекал его днем и ночью, замечал каждое ухудшение в его здоровье и носился с ним как мещанка с коробкой свежих куриных яиц.
Микка это забавляло сначала, но не слишком долго, потому что он быстро пришел к одному выводу — Неа влюблен. В общем-то, это не было чем-то удивительным — близнецы всегда были вместе, и Мана всегда был слабее своего старшего брата физически, потому Неа о нем заботился. А после смерти императрицы Катарины эта их связь — она, казалось бы, стала еще теснее.
Казалось бы.
Первый месяц после войны Неа даже спать приходил в покои брата, потому что его мучили кошмары, а когда кошмары эти кончились, хуже стало самому Мане, очень трепетно относящемуся к матери и брату и ужасно переживающему. Неа же счел себя виновным в ухудшении здоровья близнеца и теперь всячески пытался ему угодить. Вот только в итоге это их и разделило — они по-разному относились к произошедшему и хоть тянулись друг к другу — не могли друг друга понять.
Тики вновь вышел на палубу, озираясь в поисках русалки, и вскоре заметил ее наблюдающей за резвящимся с Неа Изу, которого брат посадил на ванты, устроившись рядом. Сам Неа обожал прохлаждаться наверху, на реях, и следить за морем, а теперь, видно, решил приучить и мальчика.
Вообще-то Микку казалось, что воспитывать Изу теперь будет вся семья. И за это он еще больше любил своих близких.
Алана улеглась на палубе, вся сияющая в солнечных лучах, переливающаяся алмазами и серебром и безбожно красивая, и Тики просто не мог представить, что она была изгоем среди своих. Хвост у девушки напоминал чем-то раскрытые паруса, такие же пышные и тонкие, и мужчина всё то время, что русалка провела с ними (недели две всего, а казалось, что уже вечность прошла), сдерживал себя от желания прикоснуться к её плавникам, которые отчего-то казались шёлковыми в своей нежной хрупкости.
Никто из экипажа к ней подходить не храбрился: девушка весьма бойко протыкала нерадивых моряков ядовитыми шипами, отчего двое из них пролежали три-четыре дня с лихорадкой (у Неа был иммунитет к ядам — наследник престола же, как-никак, а их всех ядами травили чуть ли не всё детство), а после того, как вчера она завалила тритона с веселым хохотом и радостью в глазах, никто к ней подходить уже не собирался.
Правда, все с восторгом и одобрением приняли то, что русалка была задиристой и вполне сильной, способной за себя постоять, потому что даже сам Тики до сих пор с восхищением вспоминал, как плавно и без паники Алана вчера взлетела в воздух, вновь напоминая ему морскую богиню (больше ведьму, но всё равно богиню), и как сверкали её серые глаза, полные предвкушения и какого-то долгожданного веселья, и какой она была прекрасной, когда выхватила меч, а потом стремительно прижала Канду к палубе.
И потом эта ведьма признаётся, что боится его.
И мало того — боится, что Тики причинит ей вред.
Мужчина присел рядом с ней и, толком не зная, с чего начать, просто поприветствовал девушку.
— Ммм… Доброе утро, — Алана буквально подскочила на месте, стоило только ему приблизиться. Она распахнула глаза, глядя на него с каким-то опасливым волнением, и мужчина, потерев руками лицо в абсолютной растерянности, уже открыл рот, чтобы просто быстро сказать ей, что хотел, но девушка опередила его.
— Я с тобой в порт пойду, ладно? — она прикусила губу, глядя на него с легким прищуром — как и тогда, когда они стояли на палубе вместе с Маной — как будто за спиной Микк прятал солнце. — Неа сказал, ты снова сегодня пойдешь на сушу, ведь так?..
Тики коротко кивнул, совершенно не в силах переварить это восхищенное облегчение в ее взгляде, и все-таки осмелился заговорить:
— Да-а, поэтому… — он вздохнул, надеясь, что поднявшийся в животе ветер поможет ему, — поэтому я и подошел, — не очень хорошее начало, но что поделать. — Если ты пойдешь со мной, тебе надо знать, как звать меня… сразу я тебе объяснить забыл, но теперь это… необходимо, в общем.
Алана кивнула, как будто даже слишком охотно соглашаясь его выслушать (что странно), и сцепила руки в замок, отводя взгляд и быстро моргая.
Тики ощутил себя еще более виноватым, хотя за что — непонятно, но девушка не дала ему предаваться сожалениям по неудавшейся дружбе слишком долго. Точнее, вообще не дала.
— Я тоже хотела тебя спросить об этом, — торопливо призналась она, облизывая губы и снова поднимая на него прищуренные глаза. — Ты сказал, что я могу позвать тебя или Ману в первый день, но не сказал — как именно, вот я и…
А ты боялась ко мне подойти из-за этого проклятущего сияния, с горечью закончил за нее Тики, однако лишь кивая вслух.
Алана замолкла, смешно насупившись, словно не могла подобрать слов, и посмотрела в сторону моря, так и продолжив молчать, будто усердно раздумывая над чем-то, отчего мужчина просто не осмелился прервать её наполненное каким-то смыслом безмолвие.
Микк не позволял себе думать, что он просто любуется ею в такие моменты. Потому что именно в такие моменты русалка напоминала что-то древнее, взрослое, загадочное и божественное, что-то неземное. Алана спокойно вглядывалась в морскую гладь с лёгкой улыбкой на губах, и было столько мягкой нежности в её глазах, что просто удивительно.
Что хотелось тоже хоть раз почувствовать этот взгляд на себе — взгляд, полный ласки, а не страха и панического трепета.
Девушка вдруг вздрогнула, обернувшись к нему с виноватым выражением лица, и неловко хохотнула, притронувшись к алой росписи на щеке.
— Просто позови меня, — решил помочь ей Тики. — Я обязательно услышу.
Алана непонимающе нахмурила брови, пытаясь, видно, вникнуть в такую простую инструкцию, и озарённо хлопнула в ладоши, расцветя солнечной улыбкой.
— Ветер, да? — восхищённо поинтересовалась она, опустив голову набок, и Микк заметил показавшиеся из-под серебряных волос жабры на шее.
Он кивнул, заставив себя не смотреть на эти жабры — потому что девушка была… очень непохожей на него, совершенно другой, вообще-то, но несмотря на это — прекрасной до дрожи в пальцах.
Но Мана… не мог быть прав. Она не могла быть звездой — тем более его. Звезды исполняют желания, они сами — исполнившиеся желания, а Алана…
Она просто другая, вот и все. И она… напротив — отняла у него надежду на возможность подружиться с таким существом, как русалка.
— Да, ветер, — согласился мужчина вслух — только чтобы не затягивать это молчание между ними и не… не заставлять ее смотреть просто так. — Ветер доносит до меня все, что считает важным, — поделился он, — и естественно донесет чужой зов. Главное условие — это имя.
— То есть… — не на шутку заинтересовалась девушка, как будто даже придвигаясь ближе и продолжая смотреть — с этим прищуром, упрямо и не скрываясь. — То есть просто нужно крикнуть твое имя? Где бы я ни находилась.
Микк чуть улыбнулся и решил, что… мучить ее не станет, что бы ни выражало ее лицо. Если Алана не может нормально смотреть на него — ну что ж, он будет просто верен своим словам и не станет слишком часто показываться ей на глаза.
— Ты можешь даже просто его прошептать, — произнес он, поднимаясь на ноги, — и я услышу тебя. Уж в пределах Поднебесной — точно.
Девушка проводила его внимательным мягким взглядом, и до его ушей донеслось тихое:
— Спасибо.
И это заставило мужчину вздрогнуть и даже, кажется, слегка залиться лёгким румянцем, потому что сказано это было так ласково и благодарно, что остаться равнодушным и спокойным оказалось просто невозможно.
Изу, когда Тики подошёл к нему и лукаво улыбавшемуся Неа, восторженно подпрыгнул, бросаясь ему в объятия прямо с вант и кидая настороженный взгляд, наполненный благоговейным страхом, на Алану, вновь улёгшуюся на лавке, чтобы погреться в солнечным лучах.
Полоска суши показалась как раз тогда, когда Микк показывал мальчику несколько приёмов с саблей, пытаясь одновременно и ребёнка обучить основам, и себя отвлечь.
Неа, на этот момент как раз отошедший к Мане, выскользнул на палубу как-то почти воровато и торопливо двинулся к Тики, «убитому» юрким Изу и с хохотом валяющемуся на полу.
— Я останусь на корабле, ладно? — прикусив губу и потерев шею, полувопросительно полуутвердительно произнес он. — Мане вроде получше стало, но… не хочу рисковать, так что давай…
Однако Тики его не дослушал — благосклонно махнул рукой и завел глаза.
— Угомонись, дурила, без тебя как-нибудь обойдусь, — фыркнул он. — Вон, возьму кого из ребят — и мне хватит. Что я, кусок мяса не унесу?
Неа благодарно улыбнулся к нему и, коротко кивнув, унесся обратно в трюм. Наверное, теперь будет весь оставшийся день лежать у Маны в ногах поперек постели как верный пес.
Мужчина мотнул головой, поднимаясь на ноги и подхватывая взвизгнувшего от счастья Изу на руки. Сейчас ребенок уже совершенно не походил на чумазого заморыша — немного отъелся, и стало видно милые щеки, а какая у него была улыбка — засмотришься.
Маленький светлячок.
Тики чмокнул его в нос, и мальчик тут же зарделся, пряча мордашку у него на плече.
— Ты правда хочешь, чтобы меня считали твоим сыном? — тихо спросил он — такой непосредственный, но такой ужасно взрослый в этом своем вопросе, словно считал слова Микка шуткой или чем-то вроде.
И это было грустно — грустно, что такой маленький мальчик был уже так подозрителен и опаслив, недоверчив к таким искренним проявлениям заботы.
Тики не шутил. Тики отчего-то увидел в Изу что-то родное, что-то знакомое и нужное, отчего почти сразу же решил, что усыновит и будет воспитывать.
— Хочу, — серьёзно кивнул он, в упор смотря на ребёнка, словно пытаясь таким своим видом доказать ему, что всё это было правдой, а не розыгрышем. — Прибудем в столицу, познакомлю тебя с твоей новой семьёй, — уже ласково пообещал мужчина и тут же предупредил: — Только не обращай внимания на ахи и охи моей матушки, хорошо? Она добрая, но временами бывает ужасной, — рассмеялся Микк, воображая лицо Лулу, когда она увидит его на пороге с ребёнком.
Изу напряжённо нахмурился, закусив тонкую губу, и решительно кивнул.
— Просто я… — он крепко обнял его за шею и замолчал на минуту. — Никто обо мне так не заботился…
Тики погладил его по спине, обнимая в ответ, и усмехнулся.
— Теперь этим займусь я, — с легким сердцем пообещал он, чувствуя неимоверное облегчение оттого, что хоть кто-то его не боится, а напротив — привязан к нему. Все-таки это было не совсем бесполезное путешествие, а там — кто знает, может, еще хорошее что случится.
— Тогда можно я сегодня с тобой в порт пойду? — с надеждой поинтересовался Изу, все также словно с опасением каким-то шепча себе под нос — и на ухо Микку.
Мужчина вздохнул.
— Прости, ребенок, не в этот раз, — он подкинул поникшего мальчика на руках и чмокнул в ухо, сразу же вызвав удивленный взвизг и веселое хихиканье. — Сегодня я должен буду присмотреть за нашей морской ведьмой, — здесь мужчина подмигнул чуть отстранившемуся и округлившему глаза мальчику и вытянул губы трубочкой. — Работа непростая, сам понимаешь, она же на суше не была ни разу, скорее всего. Но я, — он хитровато прищурился, — могу купить кому-то сладостей. Не все же обходиться яблоками и малиной, верно?
Изу обрадованно закивал, воодушевлённо разулыбавшись, и вдруг смущённо уткнулся ему в плечо, искоса глянув на, кажется, всё же задремавшую Алану, отчего и Тики чуть обернулся в её сторону.
— Она такая страшная, — признался мальчик, надув губы, словно боялся об этом говорить, но уже просто не мог держать свои наблюдения в себе. Микк заинтересованно приподнял бровь. Русалка в это время как раз душераздирающе зевнула, обнажая ряд белых острых зубов, и ребёнок испуганно замер, во все глаза наблюдая, как девушка медленно потягивается, вытягивает плавники на хвосте (спинной же был спрятан под рубашкой, а потому, скорее всего, это было ужасно неудобно), переворачивается к ним другим боком, сияет и искрится, переливаясь на солнце серебром, и как ниспадают её длинные волосы на палубу, струясь по шее и плечам. Вероятно, для детской неокрепшей психики русалка, которая вчера с диким хохотом уложила вполне сильного и взрослого парня с мечом, и правда была страшной, подумал с непонятной досадой Микк, но Изу вдруг восхищённо выдохнул: — Но она такая краси-и-ивая.
Тики тихо хохотнул, устраивая его на сгибе локтя и освободившейся рукой заправляя за уши выбившиеся из маленького куцего хвостика светлые волосы.
— Так страшная или красивая? — уточнил он и улыбкой, сдерживая себя от того, чтобы снова чмокнуть не привыкшего к таким нежностям Изу в нос и просто наблюдая за тем, как заливается румянцем симпатичная детская мордашка.
Мальчик снова стрельнул в сияющую Алану опасливо-восхищенным взглядом и тяжко, как-то совсем по-взрослому вздохнул:
— И то, и другое, — и обласканный в детстве собственной матерью, Тики все-таки не смог удержаться — чмокнул малыша в нос, сгоняя эту взрослую задумчивость с детского личика и ловя себя на неуемной нежности к этому ребенку.
Он вообще очень трепетно относился к детям, пусть своих у него и не было, и теперь Изу, который, кажется, рад был стать его воспитанником, будил в нем чувства, явно присущие исключительно родителям.
Мальчик зарделся и чмокнул его в нос и ответ.
— Значит, боишься ее, — задумчиво протянул Тики, чуть улыбаясь такой непосредственной отзывчивости ребенка, и потрепал его по волосам. С одной стороны, он чувствовал себя отмщенным, но с другой — это было печально. Ведь Алана была прекрасна. — А она с тобой подружиться хочет, кажется… — заметил он вскользь и тут же пронаблюдал за тем, как недоверчиво Изу вскинулся, снова очаровательно распахивая глаза.
— Правда? — удивлённо выдохнул мальчик, кидая ошеломлённый взгляд на Алану, и Микк глухо рассмеялся, с умилением всматриваясь в его светло-голубые глаза. — А почему? — недоуменно поинтересовался он, явно совершенно не понимая, чем привлёк внимание удивительной русалки.
— А вот сам у неё и спроси, — предложил Тики, на самом деле и правда желая, чтобы эти двое поговорили, потому что и сама Алана частенько бросала любопытные взгляды на мальчика, а Мана даже поделился с мужчиной как-то, что у Изу белая душа, отчего девушка и хотела с ним познакомиться.
Вообще, сам факт того, что кто-то может видеть твою душу, тебя самого, твою суть, так будоражил Микка, что оставаться спокойным после мыслей об этом нельзя было.
Сразу вспоминалось, как Алана обвинила его во вранье ещё на испытании, как проницательно поняла, что Мана болен, как остерегалась всю команду первые несколько дней, и сейчас всё это казалось понятным, логичным.
А ещё отчего-то Тики задумался, что именно из-за этого желания увидеть людей с чистыми душами она и отправилась с ними.
Изу задумчиво насупился, опуская взгляд вниз, и мужчина, вновь чмокнув его в нос, опустил мальчика на пол, передав на попечение Мартину, одному из матросов, и направился будить слишком любящую поспать русалку.