— К-какое платье? — забеспокоилась Алана, нахмурившись, и Тики поспешил её успокоить, мягко погладив по плечу.
— Тебе понравится, обещаю, — заверил он её, и девушка, подозрительно насупившись, всё же промолчала, сосредоточенно кивнув.
— Ты странно подобрел, — задумчиво протянула она через пару минут, когда они прошли уже с полбазара — портовый город был маленьким, и весь его обойти можно было буквально за пару часов.
— Доброе слово и кошке приятно, — заметил мужчина, — а уж русалке, подозреваю, тем более, — он бросил на нее осторожный взгляд, но Алана ничего не ответила — она улыбалась, глядя перед собой, такая спокойная и теплая, как будто была рядом с Маной.
Тики тоже улыбнулся и ощутил себя до безобразия легким от всего этого. Надо же, такой простой случай, а так поднял настроение, удивительно даже.
Когда они дошли до лавки, находящейся за прилавком с книгами, Алана уже бросила озираться в попытке запомнить все и сразу и явно решила расспросить про все интересное потом.
И это было потрясающе, на самом деле: девушка явно желала узнать об их мире также сильно, как и сам Тики — о её. Он ощущал с ней какое-то невероятное родство в этом плане, что-то тянуло к русалке, заставляло любоваться ею и восхищаться, и это было, пожалуй, слишком ново и непонятно, потому что раньше Микк никогда такого не чувствовал.
Алана медленно и осторожно вошла в лавку с одеждой и сразу же замерла на пороге, словно увидев что-то неожиданное. Мужчина остановился прямо за ней, готовый в любую минуту успокоить или поддержать, потому что мало ли что могло ударить по восприятию русалки-социопатки, но ничего странного не заметил: деревянное помещение с манекенами и стеллажами, полки с тканями, небольшая лампа на потолке и старик за прилавком, читающий книгу.
— Можно… я примерю вот это? — дрожащим, но ничего не выражающим голосом спросила Алана, указав пальцем в сторону, и Микк заинтересованно перевёл туда взгляд, с удивлением видя ханбок с яркой синей юбкой, расшитой цветами.
— Конечно, — легко отозвался мужчина. — Мы же за ним сюда и пришли, — заметил он, и девушка вскинула голову, глядя на него недоверчиво и радостно. И вместе с тем — печально. — Это и есть ханбок, Алана.
На глаза русалки навернулись слезы, но ее улыбка стала еще шире. Она отпустила руку Тики, которую всю это время сжимала в ладони, как будто хотела так удостовериться, что в чужом мире он не оставит ее одну, и нетерпеливыми шагами направилась к манекену.
Микк же подошел к хозяину лавки и, вежливо кашлянув, отвлек его от книги.
— Доброго вечера, — вежливо, но с легкой опаской поздоровался он. — Мы со спутницей хотели бы купить несколько платьев. Сколько будет стоить вон тот ханбок?
Старик, внимательно его выслушавший, свел к переносице кустистые брови и затарабанил что-то не на зинди.
Тики вздохнул. Вот драконище, то ли продавец из ума вышел, то ли правда совершенно его не понимал, но одно было понятно точно — Микк его не понимал тоже. Разобрал только, что это одно из северных наречий, и пожалел, что не взял с собой пару книг об этом, потому что знал только языки моряков южных вод.
Ну что ж… Придется выкручиваться.
Мужчина потер ладонью лоб и уже поднял руку, чтобы начать изъясняться на всем известном и всегда помогающем языке жестов и цифр, как помощь пришла оттуда, откуда не ждали.
Алана скользнула к прилавку от вожделенного платья и солнечно улыбнулась хозяину заведения… заговорив с ним на его языке.
Вот так номер.
Русалка-полиглот, которая была заперта в бухте долгое время и, видимо, от скуки изучала языки. А, может быть, она их выучила и до заточения — Тики же совершенно, по сути, ничего не знал о ней, кроме того, что девушка писаная красавица и изгой. Прекрасный набор.
Продавец восторженно распахнул глаза, и Алана задорно рассмеялась, закивав головой и указав на полюбившийся ей ханбок.
— Ну раз уж вам знакомы ледяные крепости, милая, не буду злить вашего кавалера, — весело хохотнул старик, и Микк почувствовал, как закипает. Девушка успокаивающе провела ладонями по ему плечу в совершенно невинном и искреннем жесте, и мужчина лишь горестно вздохнул.
— Неудивительно, что вас сумасшедшим считают, — недовольно буркнул он, на что торговец махнул ладонью в его сторону, словно он ему был не интересен, и улыбнулся Алане.
— Примерьте его, прелестница, — благосклонно разрешил старик, помогая снять ханбок с манекена. — Слышал, что война на севере набирает обороты, — озадаченно поделился он, и девушка напряжённо кивнула, разглаживая складки на юбке. — Помочь али сама справишься? — шустро поинтересовался торговец, и Алана, широко улыбнувшись, покачала головой.
— Мне мой жених поможет; сами же понимаете, что нельзя показываться чужим в таком неподобающем виде, — спокойно возразила она, и Тики поперхнулся воздухом, удивлённо уставившись на неё.
Старик что-то горестно выдохнул на своей тарабарщине, и русалка весело рассмеялась, пряча закрасневшееся лицо в яркую ткань, после чего смущённо взглянула на Микка и скрылась в примерочной.
Уже минут через десять, правда, она его позвала, на секунду чуть отогнув шторку и высунув наружу голову.
— Тики, иди сюда, пожалуйста… Я не понимаю, что делать со всеми этими завязками… — скулы ее заливал нежный румянец, и мужчина с легким вздохом прошествовал в огороженную ширмами комнатку.
Алана была в нижней сорочке и растерянно топталась перед зеркалом, держа в руках верхнюю юбку. На стульчике рядом теснились жакет, носочки, тесьма и обувь.
— Драконовы женщины… — вздохнул Микк обреченно, благодаря ветер и море хотя бы за то, что в этот раз русалка не голая. — Ну я же проси-и-л…
— Ну я же в сорочке, — парировала девушка — и легко толкнула его локтем в бок. — Давай, помоги мне, — тут она остановилась, глядя на юбку в своих руках, и запрокинула голову. — Оно такое красивое…
Мужчина не сдержал улыбки при виде ее румяного восторженного лица (девушки все же любят подобные вещи, и это не мешает им, будь они хоть трижды русалками) и махнул рукой.
— Что делать с тобой, бесстыдница, — чувствуя себя настолько же невообразимо легким, как и в лавке у ювелирши, вздохнул он. — Давай сюда.
Алана расцвела улыбкой, протягивая ему юбку, и он помог ей одеться, отмечая, какой же тонкой и нежной она была: бледная кожа, словно жемчужная и слегка голубоватая, с паутинкой трогательно проглядывающих вен, серебряные волосы, переливающиеся хрусталём, длинные белые ресницы и хрупкие пальцы — и правда упавшая в море звезда.
Тики наблюдал за ней с придыханием, касался как можно более невесомо, чтобы не оскорбить или испугать, и любовался-любовался-любовался, потому что не любоваться такой изящной красотой было просто невозможно.
Когда жакет был надет (носочки девушка надела сама, наотрез отказавшись от помощи), Алана воззрилась на себя в зеркало, точнее больше на юбку, чем на себя, и это отчего-то очень ущемило Микка, потому он смотрел на всю русалку и восхищался великолепием не только ханбока, но и её самой. Девушка оправила складки на ярко-синей, словно искрящееся в лучах солнца море, юбки, расшитой диковинными цветами, вид которых был даже неизвестен мужчине, и улыбнулась как-то неожиданно печально, глядя на себя с какой-то щемящей тоской и грустью.
— Не ожидала, что когда-нибудь вновь надену это, — шёпотом выдохнула она, прокрутившись вокруг своей оси, и заправила волосы назад. — И где ты вообще научился так? — лукаво поинтересовалась Алана, указывая на узел на груди, и печаль из её взгляда испарилась, словно её там и не было.
— У меня мать, племянница и братова жена, — завел глаза Тики, совершенно не видя в этом, на самом деле, чего-то сверхъестественного. — Я еще и волосы заплетать умею, — хмыкнул он насмешливо, придирчиво осматривая сделанный узел и приходя к выводу, что все в порядке. — Они все ко мне бегают, когда я дома — заплети меня, Тики, а то эти завистливые служанки норовят скальп с меня снять!
Алана мягко и мелодично рассмеялась и, дернув себя за прядь длинных встрепанных серебряных волос, поинтересовалась:
— А меня заплести сможешь? А то на суше волосы так мешаются… — она озадаченно сморщила нос и мотнула головой.
Тики только улыбнулся в ответ и кивнул. Ему казалось, девушке понравится, как ухаживают за волосами и телом на суше. В Поднебесной использовали различные масла и отвары, а уж какое душистое у них было мыло… Тики иногда казалось (исключительно тогда, когда ему набирали ванну), что он любит свою родину только за это драконово мыло, потому что от него по комнате разносился такой запах…
Они примели еще несколько ханбоков — в том числе и красный с золотом, как в традициях Империи, и оба остались довольны. Тики приобрел все, что понравилось Алане, а Алана была покорена еще первым ханбоком, поэтому никаких проблем с этим не возникло. Разве что с транспортировкой, но это было не так уж и важно.
Важно было сейчас лишь то, что Алана продолжала смотреть на него — с прищуром, упрямо и ласково. И то, что он, кажется, сумел угодить ей с одеждой, потому что русалка только что не светилась, переодевшись под конец обратно в наряд с синей юбкой.
И поэтому, когда они шли по улице, Тики казалось, ему завидуют все кому не лень, потому что и без того прекрасная — она была красивее, должно быть, всех вертихвосток этого городка — даже в мужской одежде, в ханбоке Алана уж точно затмила бы и красавиц-имперок.
К ним подскочил один из матросов, Карл, ещё совсем молодой юноша, присоединившийся к команде недавно (плаванья два назад), и, вытянувшись по струнке, важно доложил:
— Я вам мяса взял, капитан.
Мужчина удивлённо приподнял бровь, отмечая, как подходящие матросы восхищённо и умилённо оглядывают отвлёкшуюся на что-то Алану, и непонимающе нахмурился:
— И зачем?
Карл смутился, отведя взгляд, и неловко пробормотал:
— Господин Неа велел купить, мол, сколько можно ещё одними яблоками питаться, — пожал он плечами, и Тики почувствовал, как девушка, вновь вцепившаяся в его руку, как только они вышли из лавки с одеждой, вдруг отошла на несколько шагов, заинтересованно рассматривая прилавок с картинами. Мужчина подумал, что ничего страшного не случится: как-никак, а на улице полно народа, да ещё и экипаж стал собираться рядом, так что ничего русалке не грозило.
Карл исправно доложил ещё и про остальные продуктовые покупки, уверенный, что это Тики как капитан должен следить за расходом денег (хотя занимался этим Неа, как его помощник), и через несколько минут внимательного слушания мужчина удовлетворённо кивнул, когда юноша радостно объявил, что закончил.
— Ну, раз мы всё купили, то возвращаемся, — со спокойной душой закончил Микк и обернулся, чтобы позвать Алану, но поражённо замер.
Аланы у прилавка не было.
Не было её и на площади, и в толпе.
Её нигде не было.
К горлу подкатила тошнотворная паника.
Тики заозирался, надеясь заметить среди людей синюю юбку и серебряную шевелюру, которые невозможно было спутать с чем-либо, но ничего похожего не обнаруживалось.
Сердце пропустило удар и свалилось ледяной глыбой в пятки.
И только когда до ушей донёсся слабое и тоненькое «Тики», Микк понял, что всё-таки не уберёг её, хотя еще недавно обещал обратное и себе, и ей, и даже тому же пресловутому Канде.
========== Шестая волна ==========
Дура. Дурадурадурадура.
Ее тащили куда-то, заткнув дурно пахнущей тряпкой рот — наверное, чтобы не кусала ладони, а Алана ничего не могла сделать — даже упереться ногами в мощеную камнем дорогу, потому люди буквально волокли ее за собой, пачкая в грязь и песок роскошную юбку ханбока (который был почти совсем как у Элайзы на свадьбе) и не давая толком даже двинуться самой.
И самое страшное в том, что она была виновата сама. Зачем отошла? Ну стояли эти картины себе и стояли! Чего опять вспомнила сестру, рассказывающую про краски и про холсты — как люди легко и ловко орудовали этим и рисовали друг друга, тогда как русалки могли только вырезать изображения в камне — камень не гнил как дерево и не растекался под водой как эта самая таинственная краска.
А теперь ее парализовало. Алана жмурилась, боясь распахнуть глаза и осознать, что это не сон, и чувствовала, как ужас затапливает ее, как она тонет в пучине отвратительной черноты, как память подкидывает все больше таких вот воспоминаний.
Мало тебе было урока из детства, дурочка? Теперь тебе обрежут плавники и изнасилуют — так же, как и твоих сестер, когда поймут, что ты бесполезна и драгоценностями не плачешь как в той легенде, рассказанной ювелиршей. Ох, да если бы русалки плакали жемчугом — уж наверно их не убивали бы так часто и в таких количествах, что сам морской царь велел им уйти на дно.
Один из похитителей — охотники, это точно были охотники, — что держал ее поперек груди (и тот, что вытащил через заднюю дверь лавки, в которую она за каким-то скатом сунулась, отойдя от Тики), густо хохотнул и сказал что-то своим соратникам не на зинди — Алана не все поняла, но, кажется, они говорили о ней, и остальные мерзко захохотали, а девушка попыталась вырваться и закричать, но так и не преуспела — ей на грудь надавили и свободной рукой спустились к запрятанным под юбкой бедрам.
Только не плачь, только не плачь, пожалуйста…
Вспомни, чему учили тебя Тэнья с Люсиль, вспомни, что необходимо всегда быть спокойной и бесстрастной, потому что ты царевна, Алана, наследница трона и одна из немногочисленных верховных жриц — что же случится с океаном, когда и тебя не станет?
Нельзя дать понять охотникам, что твои слёзы, по большей части бесполезные и для большинства людей, — не самый действенный яд. Ведь если вдруг поймут, то обязательно убьют.
Это не добрый Мана, который пусть о русалках знает и много, но в рыбе, как видно, не разбирается. Это безжалостные охотники, которые сразу же поймут, что Алана — царевна, если она срастит хвост. Потому что только зебровые крылатки принадлежали царской семье.
И тогда её уже ничто не спасёт: обрежут драгоценные плавники, изнасилуют, поиздеваются, усладят свои животные порывы, а потом убьют, чтобы высосать кровь и продать её толстосумам.
Ведь единственное, что в ней и было драгоценного, так это смертельно-ядовитая кровь, даже капля которой убивала мгновенно.
Алана задрожала всем телом, пытаясь дозваться до воды, хотя бы до какой-нибудь бочки с водой, лужицы, ручейка, чтобы сбежать, освободиться, не повторить участи всей её семьи, и вдруг что-то отозвалось, звоном разлившись по земле.
Девушка услышала, как ругнулись несколько мужчин (это был, кажется, всё же кубрианский язык, на котором разговаривали за западе) и как вода забурлила в нескольких метрах от неё, и стремительно хлестанула ею человека, что держал ее. Тот зашипел, на мгновение выпуская Алану из захвата, и она, пользуясь моментом, кинулась в сторону, машинально шепнув истерически единственное, что ей пришло в голову:
— Тики!..
Подумать, отчего же именно он, русалке не дали — грубо ударили чем-то тяжёлым по виску, и она провалилась во тьму.
Очнулась же Алана оттого, что запястья горели, а ноги гудели, требуя свою порцию воды, но раскрывать глаза так и не решилась — это храбрые сестры смотрели смерти в лицо, когда их насиловали и медленно убивали, а она была совершенно другой: слабой и трусливой, не способной постоять за себя.
Ей только и оставалось надеяться на то, что Тики ее найдет. Если услышит этот задушенный шепот. И если вообще захочет спасать такую глупую и никчемную русалку, даром что царевна.
Хотя он ведь и не знает, что она — царевна и жрица.
Впрочем, это неудивительно — если русалки превращаются в сказки даже в Империи, где, по словам Микка и Уолкеров, им едва ли не поклоняются, многое о них уже утеряно.
И только такие мрази, как охотники, которые истязают, убивают и продают их, еще знают о чем-то важном.
Только не обращайся, только не обращайся… Сращивать хвост нельзя… И плакать тоже нельзя, как бы того ни хотелось…