Ещё одним немаловажным фактом было то, что перед ним сидел Наруто, а с правой и с левой сторон, соответственно, Гаара и Киба. Своеобразный треугольник, хотя, как понял подросток, рассадили троицу так специально, очевидно, в рамках мер профилактики нарушений дисциплины, хотя о дисциплине пока что судить было сложно, поскольку… Похоже, когда Намикадзе сказал, что контингент будет колоритным, он имел в виду не только лицевую сторону медали под названием коллектив.
В «Harvard School» не было такого понятия, как отщепенство. Конечно же, классы не были сплочены, и, случалось, между учениками вспыхивали разногласия, конфликты и противостояния, кого-то преподносили, кого-то гнобили, кто-то верховодил, а об кого-то «вытирали ноги», но при всем при этом, если задачу ставили перед классом, то её решали и выполняли все, независимо от своего социального мини-положения, здесь же, похоже, все было наоборот.
Как в первые же минуты подметил Саске, класс делился на несколько группок по три-четыре, максимум пять человек, причем девочки с девочками, мальчики с мальчиками, словно в этом коллективе между статями периодически вырастала непробиваемая стена, сотканная из притязаний и взаимной неприязни. К слову, его новые знакомые, в том числе и Наруто, тоже общались исключительно между собой, хотя при этом нельзя было сказать, что они не вхожи в другие компании.
Например, Киба, вновь-таки как и ожидал Учиха, оказался падким на противоположный пол, заигрывая, причем открыто, едва ли не с каждой девушкой, но при этом все равно удерживая какую-то дистанцию, словно шатен, на всякий случай, если кто-то поведется на его, порой похабные, предложения, оставлял себе пути к отступлению. Гаара был сам по себе: он, похоже, ни с кем не общался без крайней на то необходимости, как и к нему никто не проявлял интереса, кроме должного. Этот парень был одиночкой, но при этом бунтарем. Это чувствовалось, хотя Саске пока что не мог понять, как этому человек удавалось сочетать в себе такое безмятежное спокойствие и такой яростный мятежный дух – загадочный парень. Впрочем, с самим Намикадзе все тоже обстояло не так уж и просто.
Наруто пользовался успехом и популярностью у девушек – ожидаемо, пусть и неприятно ввиду того, что некоторые «дамы» едва ли не висли на красавце-блондине, окружая его все теми же стайками по три-пять человек. С парнями же Намикадзе общался сдержано, но при этом не проявлял к ним ни грамма того дружелюбия, которым одаривал его самого вот уже несколько часов к ряду. Был даже один момент, который до жаркой краски смутил Саске, а именно тот, когда Наруто, разговаривая с одноклассником, обернулся и, поймав на себе его взгляд, подмигнул ему, после чего… Может, ему показалось, но, похоже, именно после этого случая на него стали смотреть ещё более пристально, скрупулезно, завидно и ненавистно, словно он у этой толпы отобрал любимую вкусняшку и эгоистично её слопал.
Саске, конечно же, был бы не против собственнически обладать Намикадзе, точнее, наоборот, хотя это уже не столь важно, но Учиха был реалистом, понимал, пусть клубочек страха и ворошился в его душе, что на лбу слово «гей» у него не написано, но неприятный мороз, то и дело, лез за шиворот, а взгляды девушек обжигали до пылающих ушей, а так… А так, между собой, Намикадзе, Инудзука и Собаку общались открыто и непринужденно, будто и не были такими разными, непохожими и диаметрально противоположными по характеру. И именно поэтому, наверное, Саске и не торопился вливаться в их слаженную компанию, чувствуя себя… нет, не пятым колесом к возу, ведь у воза четыре колеса, но почему-то он все равно ощущал себя именно пятым, лишним, чуждым, словно навязанный балласт, пусть и пытался бороться с этим, неуместно нахлынувшим чувством, понимая, что это всего лишь последствия давления массового сознания на психику индивида, что, однако, не добавляло ни спокойствия, ни уверенности.
Так вот, возвращаясь к тому, что все было не так уж и плохо, Саске и решил забрать свои слова обратно, сидя на задней парте среднего ряда, безучастно глазея в окно и совершенно не слушая пылкую речь учителя, который пытался вложить в головы учеников максиму знаний по своему предмету, к слову, литературе. Было до невозможности скучно, увлеченное вещание учителя только раздражало своей разжеванностью, в классе стояла спертая духота, и Саске, учитывая то, что спал он этой ночью плохо, приходилось постоянно одергивать себя, дабы не попасть в плен этой монотонной дремы. Наверняка, со стороны это выглядело смешно, даже, возможно, этот приглушенный шепот, который бродил по классу и на который так сетовал учитель, касался именно его, но Саске было плевать, по крайней мере, именно в этот момент.
Не то чтобы Учиха был зазнайкой или же решил объявить бунт, отказываясь прилежно учиться, просто все это они уже проходили в «Harvard School», причем ещё в прошлом году, поэтому-то ему и не составило особого труда ответить на элементарные вопросы преподавателя и заработать свои первые баллы в новой школе, чем, похоже, он привлек к своей персоне не только ещё больше внимания, но и скользкого интереса. По сути, он мог использовать эти сорок минут для того, чтобы более скрупулезно рассмотреть новых одноклассников, по их поведению сложив первоначальное мнение о каждом, но Учихе было банально лень заниматься анализом в то время, когда слипались глаза, а желудок неприятно посасывало из-за ощущения подступающего голода.
Внимание Саске, когда он уже минуты считал до окончания урока, привлек новый виток постороннего шума, после чего на его парту упала скомканная записка. Подросток приподнял брови, присматриваясь к этому комку бумаги в клетку, наверняка вырванного из тетради, а после пристальным взглядом обвел класс, пытаясь понять, кто мог опуститься до столь примитивного способа передачи послания.
Конечно же, это был Киба, почему-то Саске даже не сомневался в том, что именно шатену принадлежала подобная выходка, да и улыбался парень слишком уж… нетерпеливо, ведь Саске был прилежно воспитан и не мог сказать – дебильно, хотя это и не отметало тот факт, что Инудзука скалился во все свои передние и коренные, явно что-то предвкушая. Пожалуй, в любой другой ситуации Саске проигнорировал бы записку, фыркнув и с царственным выражением лица смахнув столь недостойный его внимания комок со своего стола, но делать, по сути, было нечего, так что он, осторожно, двумя пальцами, потянув за край жмаканого шарика, раскрыл записку, присматриваясь к корявому, размашистому почерку.
«Скидываемся!» - единственное слово, которое заняло этот неразумный клочок бумаги, и брови Саске снова в недоумении поползли вверх, так как пришлось вновь отмахиваться от приятного, полусонного состояния и вникать в суть там, где её вариаций было множество. Конечно же, был бы подросток менее сообразителен, он бы долго ломал голову над содержанием записки, но Саске был Учихой, а Учихи всегда слыли гениями, причем относилось это понятие ко всему, к чему прикладывали руку члены их семьи, поэтому-то брюнету и не составило особого труда сложить воедино такие факты, как четвертый урок и обед. Да, обед – это хорошо, и он бы скинулся, хотя, естественно, питание в общественной столовой было для него диковинкой, да и не привык подросток к не домашней стряпне, но голод, как известно, не тетка, поэтому Саске с удовольствием согласился бы на это предложение, если бы… да, если бы у Саске было чем скидываться.
Помнится, были моменты, когда его тяготила зажиточность их семьи, потому что он всегда получал все самое новое и лучшее, даже если сам подросток того не просил. Просто его родители, ввиду их социального положения, не могли позволить себе даже в мелочах притеснять своего ребёнка, тем более что он был образчиком отпрыска богатой и влиятельной семьи. Также, помнится, когда-то ему хотелось хотя бы пару часов побыть обывателем со среднестатистическим заработком, теперь же, когда в его карманах гулял ветер, зловеще колыша повесившуюся в нем же мышь, Саске так не считал.
Ещё пару дней назад, когда у него в кошельке было несколько кредитных карточек и пару сотен баксов в день на, так называемые, карманные расходы, Саске и подумать не мог, что голод может быть столь насущной проблемой, ведь, казалось, что такое день без еды? Пустяк, тем более что сам подросток любителем покушать не был, следуя принципу, что он ест для того, чтобы жить, а не наоборот, но не прошло ещё и полдня, а желудок уже сводило неприятной судорогой, и ещё неприятней она была оттого, что так необходимого ланча все-таки не предвиделось.
Да, отправляя его в эту глушь, Фугаку и Микото Учиха лишили своего сына не только средств связи, но и денег, хотя, предполагалось, что его опекун об этом позаботится, хотя, похоже, Хатке кроме его кур не волновало больше не единой живое существо или же, если это был ещё один способ сломить его волю, фермер явно прогадал, предполагая, что лишения в виде отсутствия пищи привьют ему смирение и покорность. Кажется, эффект был даже обратным, потому как кроме того, чтобы взбрыкнуть и доказать этому одноглазому, что мором его, Учиху Саске, не возьмешь, подросток в данный момент ничего не хотел, хотя это и не отметало тот факт, что всего лишь за сутки Какаши удалось пошатнуть некоторое столпы его самоуверенности и невозмутимости.
- «Ну, Какаши! Птичник х***в!» - мысленно выругался Саске, повернувшись к Инудзуке и скрестив руки, мол, я – пасс, хотя у самого, казалось, ещё сильнее свело живот и даже протестующе заурчало в нем, от чего подросток моментально покраснел.
Может, он на что-то надеялся, смотря на Кибу таким взглядом, что тот просто не мог не понять, что Саске, как бы противоречиво и недостойно это ни звучало, хотел бы упасть их компании на хвост и хотя бы чаю с бутербродом выпить, но Инудзука в ответ только плечами пожал, полностью концентрируя свое внимание на Намикадзе. Почти сразу же в сторону шатена полетело два скомканных шарика, которые тот поймал с ловкостью циркача одной рукой, а после, достав из кофты не менее скукоженую зеленую купюру, громко произнес:
- Учитель, можно выйти?!
- Инудзука, - высокий тощий брюнет средних лет из-подо лба посмотрел на невозмутимо улыбающегося парня, - пять минут до конца урока осталось. Не потерпите?
- Не-а, - совершенно не скрывая то, что он нагло врет, и выдавая эту саму ложь всем своим внешним видом, ответил Киба. – Терпению не обучен с детства, а завязывать в узел, уж простите, не буду – детей ещё, как-никак, хочу.
- Идите, Инудзука, - с нажимом произнес преподаватель, хотя и не сердито, скорее, с примирительным вздохом, словно только подтверждая, что от шатена все равно нет никакого толку.
- Мой организм благодарен вам, учитель, - бодро ответил Инудзука, а после, сунув руки в карманы и подмигнув только ему известно кому, широким, лихим шагом покинул кабинет.
Саске проводил шатена пристальным, изучающим взглядом до самой двери, поражаясь его наглости и тому, как легко эта наглость сошла ему с рук, ведь и так было понятно, что парню приспичило явно не в туалет, а, скорее всего, по личным делам, которые были связаны с предстоящим обедом. А учитель пропустил все это мимо ушей, что натолкнуло подростка на два вывода: либо же в этой школе все, действительно, было только мнимостью и показушной демонстративностью, либо с Инудзуки, как ученика, и правда, не было чего взять. Скорее всего, второе, потому как Киба не создавал впечатления примерного школьника, что, кстати, открыто демонстрировал и совершенно этого не стеснялся, примерив на себя личину паяца и распиздяя. Что ж, Кибе с этим и жить, поэтому самому Саске не должно было быть никакого дела до своего, к слову, временного одноклассника, но почему-то все равно не было. Наверно, потому, что Инудзука был другом Наруто, а, как и известно, скажи мне, кто твои друзья…
Впрочем, смотря на Намикадзе и Собаку, Саске не мог сказать, что они тоже халатно относятся к обучению, потому что блондин пусть и не конспектировал со всей старательностью, но, похоже, слушал вдумчиво, изредка делая какие-то заметки в тетради, а Собаку… Сложно было сказать об этом человеке что-то однозначное, потому что, несмотря на свою кричащую внешность и прожигающий до нутра взгляд, на Гаару никто, в том числе и учитель, не обращал никакого внимания, словно парта по праву руку от него была пустой… да, такой же пустой, как и его желудок сейчас.
Саске снова мучительно покраснел, когда в его животе заурчало, причем довольно громко, ему даже показалось, что кто-то хихикнул по этому поводу, и стало обидно. Да, может, он и заслужил наказание, потому что, как ни крути, а отца он обидел сильно, ударил по тому месту, которое пусть и не было слабостью Учиха Фугаку, но причиняло ему ощутимый дискомфорт ввиду того, что именно из-за нетрадиционной ориентации своего старшего сына мужчина потерял достойного наследника, но этого было явно мало для того, чтобы стать подоплекой нынешних издевательств. Не то чтобы он не мог потерпеть, он мог, тем более что, придя домой, собирался разобраться с психотерапевтом-аматором, который не удосужился элементарно выдать ему на карманные расходы хотя бы “джексона”, но от осознания стойкости своего организма обида не уменьшалась, а чувство голода никуда не исчезло.
Нужно было чем-то себя отвлечь, в чем Учихе помог звонок с урока, после которого, так и не подняв головы, Саске сгреб свое расписание и, шустро покинув кабинет, направился на поиски библиотеки, намереваясь получить учебники. Кажется, она находилась в подвальном помещении, вход в который располагался в крыле лабораторий, так что туда подросток и направился, попутно пытаясь рассмотреть школу более детально, но при этом его мысли все равно путались и возвращались к неуместному и неприемлемому чувству обиды.
Он уже думал о том, что это следствие смены обстановки? Убеждал себя в том, что причиной его эмоциональности было отсутствие брата подле, на которого он мог опереться в любой ситуации? Твердил про себя, что, со временем, это пройдет? Да, было. Все это было, и поэтому Саске верил в то, что глаза у него щиплет оттого, что он сидел на задней парте и долго смотрел на доску впереди, при этом забывая, что почти все время пялился в окно, потому что… потому что все три урока перед ним была не доска, а затылок Намикадзе.
Он, конечно же, заметил, что во время уроков Наруто пару раз оборачивался и смотрел на него, но настойчиво игнорировал эти моменты, как и те, когда блондин пытался заговорить с ним на переменах, словно опасался того, что это возымеет негативные последствия. Чушь! Саске было плевать на последствия, пусть Какаши и предупреждал его о том, что с деревенскими так нельзя, и что чревато демонстрировать им свое гарадское превосходство. Все дело было в том, что он опасался сближаться именно с Наруто, боялся опрометчиво, лишь исходя из первичного мнения довериться не тому человеку, а так же не хотел быть разочарованным в том образе, который он нарисовал в собственных мыслях относительно этого блондина.
Да, он поступал недостойно и трусливо, тем самым, скорее всего, раня какие-то чувства Намикадзе, который, похоже, просто пытался поддержать его, чтобы он не чувствовал себя изгоем, побыстрее адаптировавшись в новом коллективе, но Саске все равно чувствовал себя изгоем, причем именно благодаря Наруто. Нет, блондин был сама любезность и даже на его колкий, кажущийся агрессивным взгляд реагировал мягкой улыбкой, но это не отметало тот факт, что Наруто купался во внимании и наслаждался этим, во внимании девушек.
Они вились вокруг Наруто, как… Саске хотел бы сказать, как пчелы возле бочки меда, но на ум почему-то приходило сравнение только с назойливыми мухами возле той же бочки меда, потому что рядом с загорелым, улыбчивым, красивым блондином они смотрелись просто отвратительно. Нет, он не ревновал, понимая, что не может претендовать на внимание Намикадзе больше, чем того заслуживает новичок, тем более что у парня были друзья и устоявшийся круг общения, но было до отвратности неприятно смотреть на то, как девушки зазывно хлопают накрашенными ресницами и кокетливо выпячивают губки, при все при этом, учитывая отсутствие единой школьной формы, будучи разодетыми во все цвета и масти тряпья с барахолки.
Да, все это было неприятно, особенно, когда Намикадзе улыбался им в ответ, смеялся над их глупыми шутками или же приобнимал кого-нибудь в ответ, словно принимая эти заигрывания. Неприятно до плотно стиснутых кулаков, когда Наруто, по-особенному, смотрел на Шион. Да, похоже, эти двое были близки, состояли в каких-то отношениях, пусть открыто их и не демонстрировали, но за них все говорили их взгляды – прямые, откровенные и даже слегка жадные. Вот, например, на него так никто здесь не смотрел. И не нужно, разве что… Саске, шмыгнув носом, мотнул головой – не нужно ему все это, ни к чему, тем более в деревне, чтобы потом каждая собака брехала о нем по подворотням. Просто целеустремленно двигаться вперед и терпеливо ожидать окончания ссылки, при этом не забыв с корнем вырвать у себя внутри тот росточек, на лепестках которого сейчас дрожали капельки растерянности, обиды и ревности.