— Пф, — я рассмеялась. — В этом мире тетрадей смерти нет! Прости, Кира, — я покосилась на недо-Ками, — Так что бояться нечего. К тому же, вы будете не гениальными детективами, которые обязаны прятаться, а простыми смертными. Так что какой смысл скрываться? И я не понимаю, как тебе может быть неприятно, если тебя назовут по имени. Всё. С этого момента я тебя буду звать только Найт.
Ривер пожал плечами, но промолчал. Видать, проникся. А может, решил, что спорить с дураком — себе дороже. И я склоняюсь ко второму варианту…
— А она дело говорит, — неожиданно поддержал меня Дживас. — Я не против, что она меня по имени зовет, и если окружающие хотя бы фамилию настоящую будут использовать, это будет не так уж плохо.
Мэтт, я говорила, что ты здесь единственный здравомыслящий человек? Я повторюсь. Вот только теперь как на безнадежного идиота смотрят на тебя, а не на меня, бугага. Я заразила тебя своим дебилизмом в обмен на твою лень. Как говорили братья Элрики: «Равноценный обмен»!
— Ребят, а правда! — защебетала Юля. — Давайте ваши фамилии оставим? Вот Лайтик — у него все же японский акцент, а так люди сразу поймут, в чем дело, по фамилии.
— А имя у него будет русское? — фыркнул Ривер.
— А имена тоже можно оставить, — пожала плечами я. — Вот только с L надо что-то придумать. А то не звучит. Хотя можно и оставить. А вообще, вы зря думаете, что обязательно имена менять. Можно сделать паспорта так, что вы будете эмигрантами. Или детьми эмигрантов… Что-то в этом роде. И это объяснит акцент, который у вас у всех имеется.
— Я согласен, — пожал плечами Мэтт. А вот у него, похоже, «наболело». Кажись, он и правда хочет, чтобы его по имени звали…
— Спасибо, Майл, за поддержку, — искренне улыбнулась я и получила словесную оплеуху.
— Я не ради тебя согласился, — фыркнула эта полосатая пакость. — Это мое решение в моих собственных целях.
Ага, в целях! Злодейских? Майл, ты просто хочешь быть обычным человеком, вот и все. Потому ты в приюте и не старался особо, а изучал досконально лишь то, что тебе было интересно: машины и компы. Вот и признайся, что ты хочешь жить нормальной жизнью, а не жизнью законсперированного гениального секретного агента, потому что ты, Майл, в отличие от остальных, не шизанулся на идее поимки преступников. Так-то.
— Я тоже оставлю свое имя, — подал голос Кира. О, я слышу «глас богов»… — Я к нему привык и не хочу становиться не пойми кем.
Конечно, Юля тут же начала нахваливать нашу сиятельную персону и его расчудесное имя. Что в нем чудесного-то? «Михаэль» явно лучше. Но это уж кому что, мне просто нравятся еврейские имена: они звучные, емкие и резкие. Вот, вроде бы, заканчивается это имя мягким звуком — «ль», но все равно звучит резковато. Красивое имя, причем с огромным смыслом, ведь оно дословно переводится, как: «Кто подобен Богу?» — а означает: «Никто не равен Богу».
— Мне придется придумывать имя, — хитро усмехнулся L, — но фамилию я оставлю.
О, класс. Плюс один к сдавшимся на волю идиотки…
— Я тоже оставлю, — поморщился Ниар. С чего бы? Следом за сэмпаем и с высотки сигануть готов, ибо понял уже, что L — истинный гений, и презирать его не стоило?
— Я оставляю, — высказался наш маньячелло. Шикарно. Теперь его будут звать: «Вне рождения». Ведь его имя именно так и переводится. Похоже, он единственный, кому имечко стоило сменить, но я воздержусь от комментариев. Осталась только наша Шоколадная Лягушка.
— Я против, — нахмурился Мэлло. Так и знала! Подлюка. Укушу!!!
— Почему? — расстроенно спросила я.
— Я не хочу, чтобы все подряд называли меня по имени.
Ого, ответил! Ну надо же, на какой горе Басков спел серенаду Боре Моисееву? А я расстроилась. Его имя просто шикарно, и я бы очень хотела называть его «Михаэль». Ну и ладно. Обойдусь.
— А может, передумаешь? — вяло спросила я, не надеясь на положительный ответ.
— Нет.
О, правильно не надеялась. Надежда хоть и умирает последней, но в случае клинического идиотизма она бессильна и даже не рождается. Хотя я его понимаю. Он никому не верит, кроме Майла, и потому не хочет «светить» имя. И дело не только в том, что он вообще холерик, что он был мафиози, а мафиози «бывшими» не бывают, и даже не в том, что наша сиятельная Шоколадка боится происков врагов. Просто для него имя — это нечто настолько личное, что он не может позволить тем, кто ему не близок и не дорог называть его так. И я его понимаю. Мне вот легче, когда меня окружающие по фамилии зовут вместо имени, потому как имя — это что-то очень важное, родное, и его оберегаешь, если с детства привык скрывать, как Мэлло, или если не было друзей и некому было звать по имени, как в моем случае. Ведь меня с детства одноклассники звали только по фамилии, а друзей никогда не было. Когда же появилась Юля, я стала «Элюшкой», и имя резко стало мне не интересно. А вот сейчас мне почему-то захотелось, чтобы хоть кто-нибудь назвал меня «Маша»…
— Себастьянчик, не расстраивайся, — Юля улыбнулась и погладила мою ладонь. О, а имечко-то слух резануло, давно такого не было…
Стоп. Что? У меня что, на лице написано, что я расстроена? Ох… Теперь все точно будут думать, что я люблю эту Вафлю Шоколадную. Почему «вафлю»? Потому что он белобрысый, с бледной кожей и шоколадом всегда пафосно хрустит. Надеюсь, про «шоколадную» пояснять не надо…
— Ну и фиг с этой Вундервафлей, — фыркнула я. Грелля недоуменно на меня посмотрела, потом задумалась на секунду, а потом заржала в голос.
— Шоколадная Вафля!!! — хохотала она, стуча ладонью по столу. — Сейлор Мун, луна в матроске!!! Мэлло в матроске!!!
Что?!
— Ахахаха!!!
А вот теперь мы ржем обе. Я представила Михаэля в костюме Принцессы Серенити, она же в народе Сейлор Мун, и меня прошибло на дикий хохот… При чем тут аниме моего детства? Поясняю. Вундервафля — это особый артефакт, разыскиваемый воинами в матросках. Точнее, он «Вундерваффен», но фантазия анимешников настолько сурова, что превратила артефакт в вафлю. И, как результат, мы с Греллей мысленно нарядили Мэлло в костюм девочки-воительницы. О да, фантазия Отаку — это зло! Но какое ж оно ржачное, зло это!
— Заткнулись быстро! — Мэлло шандарахнул ладонью по столу и вскочил. Чего такой нервный?
— Прости… Принц-вафля, — заржала я, и Юлька пнула меня под столом ногой, не переставая гоготать. Печально: у нее истерика. Когда Юлика (не путать с Гусманом) пробивает на ржач — это надолго. Успокоиться она не в состоянии минут десять, но все соображает. Вот и сейчас она явно хотела мне сказать: «Не порть с ним отношения, а то он обидится и свалит в туман — ищи его потом свищи, а совесть будет грызть. И за Мэтта, последующего за ним, аки жена декабриста в Сибирь, тоже». Так что я тяжело вздохнула, мысленно согласилась с Юлей и хотела было замять происшествие, но… Все это произошло в одну секунду: Мэлло, услышав очередное «оскорбление» в свой адрес, вскочил, навис над Дживасом и схватил меня за горло. Пардон, меня снова убивают… И, что самое обидное, все молчат. Хотя нет — Юлька ржет и дергает Киру за рукав, показывая на меня пальцем. Я же говорю: из истерики ее ничто не выведет. Впрочем, если он меня ударит, она, может, и «протрезвеет»…
— Пусти, — прохрипела я, но Мэлло лишь зло на меня смотрел.
— Жаль, что я не могу тебя убить, — прошипел Кэль секунд через десять, и мне резко расхотелось смеяться. Я потешалась над ним, очень пафосным и гордым. Измывалась. И он меня возненавидел. Ну и что, меня многие ненавидят, так почему мне так больно?
— Прости, — одними губами прошептала я, а руки предательски задрожали. Только слез в глазах не было, как, впрочем, и всегда. Но Мэлло меня услышал.
— Я подожду, пока все это закончится, и тогда со спокойной совестью тебя прикончу.
А со спокойной ли, Михаэль? Я не верю, что к тебе ночами покойники не приходят. Не наяву — во сне. Потому что ты хоть и лидер мафии в жизни, не преступник в душе. В детстве ты хотел нести справедливость (как Луна в Матроске, ага), а потом психанул и подался в бандюганы. Вот только «психозом» этим ты себе жизнь сломал. Поэтому я не верю, что ты убиваешь абсолютно хладнокровно. Точнее, я не верю, что в душе твоей нет места боли от осознания того, что ты стал тем, кого мечтал сажать в тюрьму. Вот так вот, Михаэль Кэль.
— Ну и убивай, — прохрипела я апатично. А мне уже и вырываться не хочется. Плевать, одним синяком больше. Вчерашний замазала тональником и сегодняшний замажу.
— Брейк! — заорала Юля, услышав мои слова. О как, она даже смеяться перестала. Спокойно, Юль, все равно не убьет. По крайней мере, не при всех точно. — Отпусти ее! Отпусти, идиот!
А Грелля разнервничалась…
— Успокойся, — прохрипела я. — Он не станет убивать при всех…
— Дура! — рявкнула Юля. — Еще и шутки шутишь! Он же псих! Он правда может убить тебя!
— Знаю, — слабо улыбнулась я и посмотрела в глаза Кэля. Ненависть, злость, ярость… Вай, гражданин, в вас один негатив! Помедитируйте на досуге, право слово, а то не достигнуть вам Нирваны с такой-то аурой…
Я не дура. Мне просто наплевать, вот честно. Обидно, что персонаж, который мне очень нравился и был дорог, хочет меня убить и ненавидит, но… не смертельно. И эти его «железные объятия» тоже не смертельны. Вот когда вознамерится убить по-настоящему, тогда и настанет время пугаться всерьез. А пока не буду. Потому что сейчас мне просто больно от того, что в этих синих пропастях одна темнота и ни капли света, причем все это направлено на меня. Ну и ладно, мне ли привыкать?..
Уголки моих губ дрогнули — я вспомнила прошлое и слабо улыбнулась. Эх, Михаэль, не ты один был таким бравым ненавистником глупого отаку! И вдруг выражение лица Кэля изменилось. Оно стало пренебрежительным, и он отпустил меня.
— Живи, — бросил они и ушел с кухни. О как. Ну и катись колбаской, Вундервафля…
— Не плачь, — прошептала Юля, и я ошалело на нее посмотрела. Быстро коснувшись щеки пальцами, я поняла, что не плачу — тогда о чем речь?
— Не поняла, — удивленно пробормотала я.
— У тебя слезы на глазах, — грустно сказала моя единственная подруга.
— А? — как такое возможно?
Я быстро вытерла глаза. И правда: на одну слезинку водички с обоих гляделок наскреблось бы. Ну вот, довел, паразит, девушку до состояния «слюни-сопли, все смешалось», как не стыдно? Хах. Только мне что-то даже не смешно. Я вяло улыбнулась, махнула рукой и флегматично сказала:
— Да наплевать. Подумаешь… Все равно не кокнет пока. А там посмотрим.
— Но ты ведь не из-за этого, — робко пробормотала Юля, и я гневно на нее воззрилась. Ярость и боль накатили удушающей волной.
— Давай еще перед этой толпой малохольных обсуждать то, почему у меня вдруг слезные железы активизировались! — раздраженно сказала я, взяла чашку с остывшим чаем и ушла к себе в спальню. Я надеялась, что Юля пойдет за мной, и не ошиблась.
====== 13) Психологическая атака или «спасите, Фрейд убивает мой мозг!» ======
Родная спальня, она же кабинет «лучшего детектива всех времен и народов», встретила меня мерным жужжанием компьютера и хмурыми взглядами Лелуша ви Британии, Хибари Кёи, его тёзки Оотори Кёи, Гилберта Найтрея и Цуме. Остальных я не заметила — больно уж не в тему сейчас были их улыбки, а эти парни — вечно хмурые, как моя душа в данную минуту…
— Солнце, ну зачем ты так? — вопросила Юля, захлопнув дверь спальни и тем самым оторвав меня от блаженного созерцания мрачных красавцев. — Плюнь на него: он блондинка!
— В законе, — хмыкнула я. — Ох, Юль, не в нем дело, ты же знаешь.
— Знаю, но я переживаю за тебя.
Грелля забрала у меня чашку и, поставив ее на стол, обняла мою доходяжную тушку.
— Ну, солнце, плюнь ты на этих пришлых! Они уйдут скоро… — пробормотала она, гладя меня по спине. Эх, Юлька, ты одна меня понимаешь…
— Да я только и жду, чтобы они свалили, — поморщилась я, обняв подругу. — Ты же знаешь, меня бесит, когда в жизни что-то меняется!
— О да, я помню, как мы скандалили, когда я только переехала сюда! — хмыкнула Грелля, и мы невесело рассмеялись.
— А когда ты меня «подсадила» на аниме, вспомни, сколько я брыкалась, пока не признала, что тоже анимешником стала, — добавила я. — Помнишь, как я от новых аниме отбрыкивалась, а сама до дыр засматривала старые?
— Ага. Ты тот еще консерватор, — хихикнула Юленция и отлепилась от меня. Ну наконец, а то у нее объятия прям медвежьи! Она ж меня задушить может, от избытка чувств-с! Быстрее Кэля…
— Знаешь, я очень жду тот светлый день, — вздохнула я, — когда эти бабуины, пардон, бисёнены, свалят куда подальше. Но одновременно с этим, несмотря на то, что я измываюсь над ними, я не хочу, чтобы они меня ненавидели. Я само противоречие, да?
— Не-а, — покачала головой Юля. — Ты не хочешь, чтобы тебя ненавидели, ибо этого никто не хочет. А уж твой сарказм — часть тебя, без него ты не ты. И либо люди принимают это, как я, либо шли их лесом, полем, огородом и кладбищем на деревню к дедушке.
— О да, — закатила глаза я. — Но у Мэлло нет дедушки.
— Отошли его к Роджеру, — хихикнула вредная Греллька. — Он за дедушку и без грима сойдет.
— Это точно, — усмехнулась я, потрепала Греллю по алой шевелюре, и мы потопали на кухню, забыв про многострадальную одинокую чашку-путешественницу.
Вернувшись к этим упырюгам, Грелля начала рассказывать L о том, как в России обстоят дела с эмигрантами. Собственно, он все это и так прекрасно знал, но вот остальные были не в курсе. Все, кроме Ниара: оказывается, Вата днем спионерил мой ноутбук и просадил все деньги 3G-интернета, ища информацию о нашей стране. Оказалось, кстати, что информация наших миров почти идентична, что несколько удивляло. Разве что год у нас разнился — для анимешек время замерло в день, когда была дописана последняя страница манги, то есть в две тысячи шестом году…
Мэлло и Мэтта подозрительно не наблюдалось, и я подумала, что если они сейчас уйдут, меня даже совесть грызть не будет. Ну, разве что за Майла: он-то ни в чем не виноват.
Ближе к половине одиннадцатого Юлька решила топать к себе и начала канючить, упрашивая Киру пойти баиньки. Долго просить не пришлось — как я поняла, наш недо-Ками чувствовал себя лучше и увереннее на своей территории, в логове «сил зла и темной стороны силы». О да, Юля была на стороне Дарт Вейдера после просмотра «Звездных войн», в то время как я фанатела от зеленого ушастика — мастера Йоды и была на стороне добра. Мы с ней вообще всегда противники, не только в аниме, но и в кино — что ж поделаешь? И, похоже, это нашу дружбу только укрепляет, ибо мы не стесняемся называть друг друга «оленями», «лопухами» и прочими нелестными именами. Бейонд последовал за Греллькой, а на мне остались L и Ниар. Висят мертвым грузом — фиг скинешь. Хотя…
— L, ты когда паспорта делать будешь? — закинула я удочку, отвлекая детектива от чая с марципаном.
— Сейчас, — ответил Рюзаки, хапнул чашку, вазочку со сладостями и умотал в свой рабочий кабинет, точнее, в мою спальню.
— Найт, а ты будешь паззлы собирать или в ноут зароешься? Я кинула днем деньги на симку, инет будет, — я попыталась сплавить Вату в комнату, но не получилось. А жаль: я чаю попить хотела.
— Для тебя я Ниар, — безразлично бросила Вата. — А ноутбук я возьму, когда допью чай. Не стоит думать, что можешь мной манипулировать.
— Оу, тогда давай «ни нашим, ни вашим» — я буду звать тебя «Вата», — хмыкнула я, и Ниар едва заметно нахмурился. — А манипулировать тобой я и не собиралась — сиди и пей чай в одиночестве.
Я встала и потопала в зал, ибо это была единственная комната, не оккупированная дезнотовскими интервентами. Ну не занимать же «кабинет для дум», в самом деле? Мало ли кому приспичит… обмозговать что-нибудь? Да и в ванной не посидишь особо — сейчас народ ломанется на помывку. Эх, что ж так на душе паршиво-то? И скучно, и грустно, и некому морду набить в минуту великой печали… Пардон, занесло. А если серьезно, жаль, что Юля ушла. Она думала, что я сейчас отрублюсь, потому и ускакала, а у меня сна ни в одном глазу после выходки Кэля, сидеть же с этими индюками напыщенными неохота. От них только пафоса нахватаешься и головную боль заработаешь. Я говорила, что L принесет в мою жизнь логику? Я жестоко ошибалась! Он убивает ее остатки.
Я читала, точнее, в пятый раз перечитывала «Собор Парижской Богоматери», когда дверь напротив зала скрипнула, и из спальни моих родителей выполз один из ее новых обитателей. Узрев меня, сидящую на диване по-турецки с книгой в руках, он протопал в комнату и упал на диванчик рядышком с моей бренной тушкой. К чему бы это? И почему Майл Дживас никогда не садится нормально, а все время «падает»? У него что, координация нарушена? Шучу, конечно, но правда интересно, почему так происходит.