Как у Триоли, на уроке сольфеджио.
- Правильно! Ну!
- Сметана. Мускатный орех. Еще что-то... - не расслышать никак. Тихое, вкрадчивое... Не музыка, а точно лёгкое сухое постукивание. Цоканье мышиных коготков по паркету. А, вот оно! - Шампиньоны!
- Друг мой, из тебя бы вышел замечательный повар! - с чувством произнес Фреттхен.
- Я не хочу поваром, - покачал головой Джереми. - Мне бы лодку... Плохо мне без нее.
- Лодка твоя утонула, а новую пока не проси. Не дадим. Отмочил ты, парень, нечего сказать, - нахмурился Хорёк, но не сердито, а как будто задумался о чём-то невесёлом. - Чуть не утопил девочку. Смелым показаться хотел? Да, я понимаю, первая любовь и всё такое... Сами такими были. Молодость толкает на отчаянные поступки.
Должно быть, Хорёк добавлял в свою стряпню, какую-то пилюлю искренности, потому что во время совместных застолий, Джереми выворачивал перед ним душу, как пустой карман - и никак не мог удержаться. После самому бывало стыдно, и недоумение мучало. Болтал, как пьяный - а ведь не был пьян!
Вот и сейчас, ухватившись за слово "любовь", он зачем-то принялся рассказывать Фреттхену про Вилину, и про их невинные прогулки по ночному берегу, и про свои... не мечты даже, а глупое томление, детский почти восторг... и как потом всё обрушилось из-за её свадьбы. А Болонка, то есть, Софи - это так. Навязалась. Не стоило идти у неё на поводу. Только лодку погубил.
Говорил он, один за другим уплетая хрустящие пирожки - и не замечая их вкуса. Тарелка с супом тоже как-то незаметно опустела, и видны стали на дне два золотых оленя, сцепленные рогами посреди серебряной лужайки.
Хорёк слушал его, потрясённый.
- И как я не видел... упустил... надо же... - бормотал он себе под нос, когда Джереми останавливался, чтобы перевести дух. - Так, ну а что же ты молчал? Почему не рассказал мне раньше?
- Это могло что-то изменить?
- Нет, конечно, но я бы помог тебе справиться с ситуацией, избавиться от негативных эмоций. Мы ведь доверяем друг другу, правда?
Хорёк отодвинул тарелку - сам он съел очень мало, так что до оленей не добрался - и забарабанил пальцами по столу.
- Видишь ли, Дже... Мы делаем всё, чтобы вам было хорошо. Всё - понимаешь? Но, пожалуйста, не думай, что это так просто. Люди - не горошины в кастрюле, чтобы их встряхнуть - и каждая заняла свое место. Не бывает на свете счастья настолько круглого, чтобы угнездилось в своей лунке и не мешало другим. Ты понимаешь меня? Да ты бери, бери овощи... Не стесняйся. Так вот, желания разных людей настолько противоречивы, что совместить их бывает так же трудно, как связать веник из кривых прутьев...
Джереми чуть не поперхнулся куском пирожка. Осторожно кашлянул в кулак.
- Поэтому нужен порядок. Вот, взять тебя, Вилину, Роберта, - продолжал Хорек. - Как угодить всем вам? Не бывает счастья на троих. Но ты - младше на пять лет. Нет, это не критично, но согласись, что ровесникам легче понять друг друга. В Эколе принято жениться и выходить замуж за одногодков. Таков порядок. И тесты опять же... у этих двоих получилась восьмидесятипроцентная психологическая совместимость - это очень много. При том, что нижняя граница - шестьдесят пять. Чёрт, да что тут говорить? Все равно дело сделано. Что радуга сочетала, того человек да не разлучает.
Джереми сидел, понурившись, и вяло тыкал вилкой в рагу. Он понимал, что Фреттхен прав, но что-то в нем отчаянно противилось этой правоте. "А двадцать процентов? - хотелось ему закричать. - Как быть с остальными двадцатью процентами? Что, если они сделают Вилину несчастной?"
Хорёк придвинулся вместе с табуреткой и положил ему руку на плечо.
- Не грусти, дружок. Как там царь Соломон сказал? Всё проходит, и это пройдет. Поверь, я ведь старше тебя и опыта в таких делах у меня побольше, - наклонившись к самому уху Джереми, он заговорил тихо. Чудно, должно быть, смотреть со стороны. Ученик и психолог сидят и шепчутся, как два заговорщика.
- Девчонки - это ерунда. Тебе сейчас главное поставить перед собой конкретные цели. Вот что, например? С лодкой мы что-нибудь придумаем. Про Вилину забудь. Музыка?
Джереми упрямо качнул головой.
- Зря ты так. Ведь ты любишь музыку. Человек должен к чему-то тянуться душой. Не важно - к чему именно, главное, чтобы его, собственное, из сердца идущее. Погоди. Хочу тебе показать кое-что, а ты мне скажешь, что это такое, на твой взгляд.
Хорёк вылез из-за стола и долго рылся в ящике трюмо. Выкидывал на пол какие-то листки, надписанные конверты, ластики, разноцветные маркеры, канцелярские скрепки, колпачки от шариковых ручек и карандашные огрызки. Глядя на его худую спину, Джереми испытывал странное чувство: одновременно доверия, симпатии и раздражения, и усталости от бесконечных тестов. Ему казалось, что психолог сейчас вытащит папку с кляксами Роршаха. Однако Фреттхен извлёк из пыльных глубин ящика другую - хотя и не ту, что с "Happy Birds", но очень похожую, картонный скоросшиватель с разлинованной обложкой. С папкой в руках он вернулся к столу.
- Вот, смотри, пару лет назад... - сказал Хорек, - в смысле... э... неважно когда, я провел небольшое исследование. Ученикам пяти различных школ в разных городах я предложил заполнить опросник. Первый вопрос был: "что для вас счастье?" Чуть меньше трети не смогли написать ничего конкретного, то есть, ответили что-то вроде, - он раскрыл картонную обложку и зашелестел страницами, - "мир во всём мире", "счастье - это помогать другим" и тому подобное. У этих ребят, по сути дела, не было ни целей, ни желаний, ни собственного представления о счастье.
- Разве мир во всем мире - это не цель? - удивился Джереми.
- При определённых обстоятельствах - да. Но в данном случае это штамп, расхожее газетное клише, ничто. Ребята, которые так отвечали, вовсе не думали о мире и слабо представляли себе, кому они собираются помогать и в чём. У второй группы были так называемые негативные цели. "Чтобы папа не пил", "чтобы мама не болела"... Они называли то, что мешает им стать счастливыми. Как ты думаешь, если бы папа бросил пить, а мама выздоровела - они бы достигли личной нирваны?
Джереми пожал плечами.
- Не знаю, наверное. А может, и нет. Может, им чего-нибудь другого захотелось бы.
Хорёк довольно кивнул.
- Правильно. Отсутствие чего-то не делает человека счастливым. И третья группа - с позитивными целями. "Поступить в университет", "написать книгу", "работать врачом", "иметь много денег", "получить в подарок щенка" или, как вариант, наследство... Вот, смотри, как один мальчик ответил, - он снова пошуршал в папке и вынул из нее мятый листок в клеточку, покрытый крупными, полу печатными буквами. - "Счастье - это красный шевроле и свежие булочки по утрам". Вот так, ясно и конкретно. Булочки, машина, деньги, образование - в общем, не суть, что. Главное, у ребят есть цель, причем вполне определенная. Есть, к чему стремиться и о чём мечтать.
- И это хорошо?
- Погоди. Затем школьники должны были представить себе, что все это у них уже есть, и описать свои чувства. Потом - что их желание, наоборот, неисполнимо, и снова описать, что они при этом испытывают, и придумать альтернативное. И что, ты думаешь, выяснилось? Очень интересная вещь...
- Господин Фреттхен, - вдруг перебил его Джереми, - а кто это писал? Про красный шевроле? Вроде как Боба почерк?
- Ну что ты, - с досадой поморщился Хорёк и, разгладив листок на колене, сунул его в папку. - При чем тут Боб?
- Извините, - сказал Джереми.
Фреттхен криво улыбнулся.
- Так вот, выяснилось, что самые счастливые люди - это те, кто ставит перед собой реалистичные цели, умеет от них отказываться в случае непреодолимых обстоятельств и ставить новые, - закончил он скороговоркой. - И ты свои, дружок, скорректируй, пока не поздно. А то, знаешь... - он взглянул на часы, - вообще-то, мы опаздываем. Пойдем, нас профессор ждёт. До школы еще дойти надо.
- Разве он нас не к себе домой пригласил? - удивился Джереми.
Хорёк встал и похлопал себя по карманам.
- Куда-то я ключи положил... Чёрт. Домой, говоришь? Много чести. Ты хоть знаешь, кто такой - Верхаен?
- Нет, а кто?
Джереми медленно выполз из-за стола. Его мутило. Голова кружилась, словно от голода, и только по каменной тяжести в желудке и пустым тарелкам на забрызганной соусом скатерти он понял, что наелся до отвала.
- Это наш царь и бог. От его оценки зависит все наше дальнейшее пребывание в этом раю. Одно его слово и... короче говоря, веди себя прилично, без фокусов.
Они вышли из дома и торопливо зашагали по улице. Посёлок еще не до конца проснулся, но где-то уже хлопали двери и слышались голоса. Туманные полутона проявлялись яркими красками, пастель сменялась маслом, ленивая предрассветная тишина - птичьей перебранкой.
Какая-то мелкая пичуга, золотистая в нежном утреннем свете, умостилась на коньке крыши и, точно флюгер, поворачивалась во все стороны.
Репродукторы молчали, но внутри у них что-то скрипело и царапалось. Они как будто набухали музыкой, готовой вот-вот брызнуть из-за чёрных решеток.
Глава 12
"Да, дорогая, я тоже тебя люблю. Что поделаешь, работа, будь она не ладна. Тоже очень по тебе соскучился. Непременно, непременно позвоню. Да, да. Конечно. Приеду, как только смогу. Обещаю".
Гельмут опустил трубку на рычаг и откинулся в кресле. Много лет назад Милена благосклонно принимала его ухаживания - он играл влюблённого, а она позволяла себя любить. Теперь они поменялись ролями. Она просит его побыстрее приехать, а он не торопится.
Вспомнились водянистые глаза тестя, его надменный взгляд и неизменно вонючая сигара.
- Конечно, вы не пара моей дочери, Гельмут. Но если она счастлива с вами, что ж... так тому и быть.
Молодой Верхаен прекрасно уловил подтекст: "Если ей нравится играть с тобой, мальчик, побудь с ней рядом, но не думай, что ты её достоин. Просто мы, богатые люди, можем позволить себе любые игрушки".
- Где вы работаете? Холмарк? Хотите, я устрою вас клерком в один из моих банков?
- Спасибо, господин Макларен, у меня другие планы.
- Что ж, надеюсь, они достаточно амбициозны. Девушки не любят неудачников.
С тех самых пор Гельмут ненавидит сигары. Они напоминают ему о тесте и ассоциируются с унижением.
Других планов у Верхаена не было, он обманул старика Макларена. Женившись на дочери известного банкира, он надеялся заполучить местечко в семейном бизнесе и войти в круг победителей. Место клерка его не прельщало, пришлось искать другие пути.
- Если ты не хочешь идти к папе, нужно учиться! Без образования ты даже место менеджера в своем молле не получишь. Так и просидишь всю жизнь в продавцах.
Милена была права, он и сам это понимал. Поразмыслив, Гельмут решил стать профессиональным психологом. Как Лорена.
Лорена Уилсон. В её кабинете за тяжелыми шторами всегда пахло розами - сладковато и тревожно-прекрасно... Солидный стол с зелёной лампой, а за ним - миниатюрная мисс Уилсон. Аккуратная стрижка в ровных волнах завитков похожая на бутон диковинного чёрного цветка. Костюм в темных тонах, чаще синих и бордо, белый или кремовый шелк блузки. Гипнотически мягкий голос и цепкий взгляд бархатных глаз. Гельмут мог любоваться ею бесконечно. Механически отвечая на вопросы школьного психолога, рассматривал блестящие волосы, бледный лоб, изящно вытянутые шнурочки бровей и длинные, игольчатые тени от ресниц. Зачарованно следил, как шевелятся губы, покрытые блеском, и дергается голубая жилка на шее. Скользил взглядом по вырезу в блузке и, когда тот кончался, со вздохом переключался на узкие запястья и маленькие, нежные руки.
Но особенное удовольствие ему доставляла привычка Лорены скидывать туфельку под столом. Закладывая ногу на ногу, она покачивала игрушечной ступнёй. Гельмут опускал голову и, делая вид, что смотрит в пол, разглядывал ровные пальчики под прозрачным капроном. Однажды, поздней весной, когда стояла жара, она пришла без чулок, и Верхаен, волнуясь, смотрел на голую белую ногу с розоватой пяткой. От ярких ноготков, покрытых коралловым лаком, у него начинала кружиться голова.
В жизни почти каждого мальчишки случается безнадёжная влюбленность. У Гельмута ею стала Лорена. Всего несколько раз он побывал у неё в кабинете, но это оставило в его неопытном сердце такой глубокий след, что - без всяких "но" и "почему" - Верхаен пошел по её стопам.
Закончив учебу, он открыл частную практику - деньги жены очень пригодились. А когда он начал набирать клиентуру, пригодились связи папаши Макларена. На его шикарные приемы, куда - на правах члена семьи - был вхож и зять, съезжалась вся городская элита. Крупная рыба шла сплошным косяком - знай, улыбайся и закидывай удочки. Первым на крючок попался импульсивный владелец пароходства. Две-три фразы о несовершенстве мира, и клиент раскрылся - захлебнулся в жалобах на правительство, цены и конкурентов.
Подсечка, визитка, и вот он лежит на бархатной кушетке и рассеянно смотрит в окно. Новому клиенту очень понравилось любоваться на ухоженный сад, изливая всё, что накопилось за годы бизнеса в измученной стрессами душе.
Вслед за ним потянулись и другие страждущие, готовые облегчить души и кошельки. Практика Верхаена быстро становилась популярной, причем, в самых сливках общества.
Надо ли говорить, что это принесло не только доход, но и одобрение стареющего тестя. Впрочем, рыбьи глаза по-прежнему светились высокомерием, а сигары всё так же пускали ядовитый дым.
- Алло? - Хорёк робко осведомлялся, можно ли побеспокоить начальство.
- Да, Марк, слушаю.
- Мы тут... ожидаем вас, так я звоню сказать, что все в сборе.
- Кто все?
- Я, Джереми, Софи.
- Да, сейчас буду.
На этот раз трубка буквально впечаталась в телефонный аппарат, а Гельмут, рывком поднявшись из глубокого кресла, стремительно прошёл в гардеробную. Он перебирал рубашки и брюки, а перед глазами стояла Софи.
Когда он увидел на пляже это хрупкое босоногое существо, все его естество, годами подавляемое во имя карьеры и репутации, встало на дыбы.
Она сидела у костра - мокрая и подавленная. Огромные влажные глаза, посиневшие от холода губы, спутанная копна волос. Девушка тряслась от холода под накинутым на мокрую одежду пледом. Обнимала колени, прижимаясь к ним лицом, а Верхаен не мог оторвать взгляд от её голых ног. Маленькие ровные пальчики, круглые ноготки.
Он потер лоб, отгоняя смелые фантазии, забрал из рук Фреттхена чашку чая, которую тот нёс потерпевшей, и протянул её девушке.
- Бедняжка. Как вас занесло в океан в такую погоду?
- Это всё Джереми, - прошептала Софи, благодарно принимая напиток.
"Глаза, как у олененка", - подумал Гельмут, глядя на два тёмных озерца, что грозились вот-вот выйти из берегов. "Только не слёзы". Он терпеть не мог слёз.
- Я не хотела... так и знала, что все это плохо кончится. Но он настоял.
- Разве он не видел, что надвигается шторм? - спросил Верхаен и присел рядом.
- Я не знаю, - робко пожала она плечами, и плед соскользнул, выставив напоказ мокрую блузку, облепившую грудь. Девушка смущенно улыбнулась и, перехватив взгляд профессора, закуталась поплотнее. - Я доверяла ему, думала, он настоящий моряк. Мальчишки нас отговаривали, но он заупрямился. Стал подначивать меня. Говорил, что мы, девчонки, все трусихи.
- Понимаю, - кивнул профессор. - Похоже, здесь нет твоей вины. Однако я хочу видеть тебя завтра утром вместе с этим ...
- Джереми, - с готовностью подсказала Софи.
- Да, я хочу, чтобы ты пришла вместе с Джереми в кабинет вашего психолога. Хорошо?
- Хорошо, - потупилась она, прикрыв глаза шторкой густых ресниц.