— Вы меня привезли.
— Не в смысле здесь, а здесь. Я думала, вы уже распаковались и осмотрели дом. Уже восемь вечера. Как вы собираетесь помогать делу, если все время будете сидеть в прихожей?
Казалось, Грэму эта мысль даже в голову не пришла.
— Здесь все не то, чем кажется.
— В смысле?
— Дом. Он не то, чем кажется.
Эбигейл нахмурилась. Пространные философские разговоры не были ее сильной стороной. Может, его что-то напугало? Шумы в доме? Она прошла в арку в коридор и по ступеням попала в какую-то большую комнату.
— Не выдумывайте, вам не грозит никакой опасности. Тут совсем неплохо. Богачи, конечно, всегда с причудами… — она нащупала возле двери переключатель и дернула его вверх. — Едре-ена мать!
Комната была раза в три больше ее собственной. До уровня колена стены были отделаны деревом, а дальше шли обои цвета зеленой травы. Огромное жерло камина выглядело как дупло исполинского дуба, в центре стоял серый диван, стол и пара изумрудных кресел. Да здесь можно в волейбол играть!
— Я не знаю, что вам там показалось, Грэм. По мне, так хозяин дома показушный хрен с понтами до самого западного побережья. Это что, черепа животных?
Ее взгляд привлекли знакомые очертания. В охотничьем домике отца до сих пор висела невероятная коллекция рогов: от спелых, полтора метра шириной взрослого лося до совсем молоденьких рожек — их называли панты, и они славились своими целебными свойствами. Гаррет всегда использовал каждый дюйм туши, пуская шерсть, кости и обломки рогов на украшение комнат, на черенки ножей, вешалки для платья, ручки для палок, пуговицы и другие галантерейные предметы или, наконец, для выварки клея, которым подновлял охотничий домик в лесу. Как только он научил Эбигейл охотиться, стену украсили и ее собственные трофеи — они все еще там, на чердаке, в пыли. Она не возвращалась в хижину уже больше года.
Черепа и голова оленя на стене были прекрасного качества, уж в таксидермии она знала толк.
— Хорошо обработали.
Рядом с ней вдруг оказался Грэм, неслышно подойдя сзади. Он положил руку рядом с ее ладонью прямо на белый гладкий лоб.
— Он сделал их сам.
Казалось, его глаза смотрели куда-то сквозь реальность. Может, он просто врал, но на этот раз Эбигейл могла его проверить. В обработке костей она разбиралась, как никто.
— Ножом?
— Он срезал только веки, остальное снял голыми руками.
— Мозг?
— Взболтал проволокой и вынул пинцетом. Затем промыл водой.
Ладно, в этом он не ошибся. Настоящий мастер действительно бы свел к минимуму скобление ножа по кости, предпочитая всем инструментам чувствительные пальцы. Отец тоже так делал, и они могли провести целые выходные лишь вдвоем, охотясь, обрабатывая шкуры или занимаясь поделками. Ох уж эти «счастливые времена».
Эбигейл тряхнула головой.
— Вываривал полностью вместе с рогами?
Лицо Грэма разгладилось, он прикрыл глаза, будто мечтая наяву.
— Это был эксперимент, — его голос обрел музыкальную интонацию, как у актера, слегка спотыкаясь на глухих согласных. Эбигейл не помнила, чтобы слышала у него акцент. — Для варки пригодился бойлер с индикатором температуры. Для отбеливания — два раствора с разным соотношением аммиака и перекиси. Череп барана вышел пробным, к сожалению, зубы отвалились, зато африканская антилопа получилась гораздо лучше.
Эбигейл проверила соседний череп на подставке. Верхняя челюсть действительна была с зубами без единого следа клея, но лучше него был только маленький череп олененка в центре. Грэм повернул к ней голову и открыл глаза. Не понимая, почему, Эбигейл отшатнулась. Она уже видела этот взгляд, после него отец обычно отправлялся на охоту. За людьми.
— Грэм?
Он моргнул и убрал руку с черепа.
— Мисс Хоббс, вы когда-нибудь боялись чего-либо, что не могли объяснить?
— Конечно.
— А я нет. И это чувство для меня в новинку.
Он отодвинулся от нее и тут же ссутулился, мрачно проговорив:
— Послушайте меня внимательно, мисс Хоббс. Мы с вами в центре бури, о которой ничего не знаем. Отступите, пока не поздно. Я готов поспорить, что вас используют ровно так же, как и меня, но я, по крайней мере, привык ожидать от людей худшего. Вас ждет огромное разочарование. Что касается этого места, поверьте мне на слово, это не дом, — Грэм покачал головой, — это логово. И мы только что нашли кости на входе.
Он вышел обратно в коридор, и за окном прогремели первые удары грома. Эбигейл привалилась к столу, ошеломленная его отказом. Ой, ну зашибись теперь.
Дверь на улицу они оставили открытой, шум дождя отвлекал от повисшего молчания. Она ждала, пока сплошная стена ливня пройдет, чтобы отвезти Грэма домой, затем она собиралась вернуться в общежитие и попрощаться со своей карьерой агента до лучших времен. Эбигейл уселась в кресло и открыла коробочку с тайской лапшой.
Ну и хер со всем этим. Она не собиралась опускать руки. К концу месяца ее ждут сложнейшие зачеты по судебной медицине, основам прав и этики, интервью и отчеты по практике следственных и разведывательных методов допроса — чтоб Трискис в гробу икались шестьдесят страниц ее работы. Эссе по исследованию национальной безопасности у нее уже написано, а по уголовному расследованию и допросу Сойер обещал поставить автомат — ей одной, так как она умудрилась получить адвокатскую лицензию в прошлом семестре.
И это только теоретические дисциплины, еще столько же ей сдавать на полигоне и в городке-макете «Хоган-Элли»: расследование, арест, допрос, захват преступников, штурм захваченного объекта, спасение заложников, обнаружение и нейтрализация террористов. Вишенкой на торте была огнестрельная практика, но за нее Эбигейл не переживала. Ее грамота с последних соревнований по стрельбе лежала сейчас на полке в общежитии среди других бумаг и тетрадей. Доказательство, что отец все еще с ней, в ее генах, крови и спокойных руках, держащих ствол.
— Когда я поступил в полицейскую академию, мой инструктор сказал, что одни в копы приходят, чтобы махать пушкой на улице, другие — чтобы прокормить семью, — вдруг произнес Грэм, стоя у окна со сложенными за спиной руками, чтобы ничего не коснуться. — Я ответил, что ищу справедливости. Знаете, что он мне сказал? «Тогда ты пришел не по адресу, сынок».
Эбигейл продолжила есть молча.
— Ты тоже не найдешь в ФБР то, что ищешь.
Она пропустила мимо ушей отсутствие формальностей и спросила:
— Чего же я ищу?
— Спасения.
— Меня не надо ни от кого спасать.
Она достала пистолет из кобуры и положила на столик рядом. Не для того, чтобы припугнуть, просто с непривычки он больно упирался в спину. Для постоянного ношения оружия ей придется перешить все пиджаки, отпустив вытачки на талии, или купить другую кобуру.
— А от себя самой?
Грэм взглянул на нее сверху вниз. Он медленно оживал, все еще неуверенно пользуясь мимикой, но хотя бы у Эбигейл больше не было чувства, что она разговаривала с роботом.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты дала свой диктофон.
Эбигейл не донесла лапшу до рта, внутри все похолодело. Она считала, что ведет себя осторожно — ни одна психологическая проверка ничего не показала, — забыв, что Грэму сгодится любой личный предмет. Например, диктофон, который ей подарили перед поступлением в университет.
— Ты ищешь баланс. За каждую отнятую жизнь. Я только не пойму, отнятую твоим отцом или тобой?
Совсем некстати в Грэме проснулось любопытство.
— Слышал, что грехи родителей ложатся на плечи детей? — Эбигейл заметила, как он вздрогнул. Наверное, вспомнил о матери. — Я думаю, оба варианта.
— Почему ты все-таки решила убить его?
— Папу?
Эбигейл долго смотрела в темный проем двери, слушая шум дождя, небольшая лужа собралась под крыльцом, отражая уличный фонарь. Она ни с кем об этом не говорила, даже с доктором Блум, боясь, что ее не поймут, ведь для начала ей пришлось бы признаться, что она участвовала в охоте за невинными девушками.
Она не охотилась, она пыталась спасти себе жизнь. Либо они, либо она. Так он говорил.
«Я не хочу тебя убивать, Эби. Дай мне шанс.»
— После двадцатой девушки, — она исправилась, кашлянув, — жертвы, я поняла, что никто ничего не сделает. Что полиция и ФБР понятия не имеют, кто такой Миннесотский Сорокопут и почему он похищает девушек, похожих на меня. Наверное, с твоей помощью его бы поймали, но что вышло, то вышло, — Эбигейл усмехнулась, надеясь, что он не обратит внимания, что она так и не ответила на вопрос.
Грэм кивнул, и ей стало интересно, какой же он на самом деле без всех этих лекарств, и от чего он прятался за убийственными дозами нейролептиков. Скорее даже, от кого. Может, они оба прятались от одного и того же?
— Я читала дело. Ты действительно виноват в смерти того парня на железнодорожных путях?
Грэм некоторое время смотрел на огонь.
— Да, — наконец произнес он, и его признание тяжело повисло в воздухе.
— Почему?
— Я видел, как он привязал собаку на путях где-то за неделю до нашей прогулки. Он думал, что ее смерть будет забавной. Я подумал, что его собственная будет еще забавнее.
— Вот же мелкий уебок, — Эбигейл снова кашлянула под чужим взглядом и исправилась. — Не ты. Я про этого пиздюка на рельсах. Чья была собака?
— Обычная дворняжка.
— Знал, небось, что не стоит трогать соседских, еще искать начнут. Так, значит, ты убийца. Не боишься, что я тебя сдам?
Эбигейл вернулась к лапше, чувствуя себя на удивление расслабленной. В какой-то мере она его понимала и не могла с точностью сказать, что сделала бы сама на его месте. Может, в других обстоятельствах смерть пацана висела бы на ее совести. Хотя и того, что есть, вполне хватит, чтобы попасть в ад до конца времен.
— У меня вышел срок давности уголовной ответственности, — хмыкнул Грэм. — Убийца, говоришь. Я два года был полицейским и не раз использовал пистолет по назначению.
— Тогда чего ты накосячил с этим, как его, «Сотней»? С похмелья был? Или тоже что-то увидел?
— Я… — Грэм прислонился плечом к стене, вдруг резко повернул голову в сторону арки и тихо спросил: — Ты слышала?
Эбигейл громко сглотнула в тишине — шум дождя стих, пока они говорили.
— Нет.
— Я думал, это из-за ливня или от соседей.
Он сделал несколько шагов к темному проему, прислушиваясь.
— Да что там?
— Я слышал музыку.
— Ты рехнулся так пугать?! — Грэм получил от нее в грудь грязной пластиковой вилкой и моргнул. — Больной придурок. Я думала, там привидения.
— Ты веришь в привидений?
Эбигейл нестерпимо захотелось открутить Грэму голову. Неудивительно, что этот идиот не ладил с людьми.
— Знаешь, до встречи с тобой я и в экстрасенсов не верила.
Она поднялась с пола, взяв с собой пистолет.
— Я не экстрасенс.
— Ага.
— Правда.
Грэм снова резко повернул голову в сторону коридора, будто услышав громкий звук.
— Прекрати так делать, ты меня пугаешь! — В этот раз она толкнула его в плечо. — Если ты действительно слышал музыку, пошли проверим.
— Я тебе меньше получаса сказал, что это место мне не нравится.
— Музыка страшная?
— Нет.
— Заунывный хор? Жуткий орган? Детский голос, поющий считалочку?
— Тебя пугает детский голос?
— Если он звучит в незнакомом доме, еще как, — прошипела Эбигейл.
— Но ты легко справишься с ребенком, — заметил Грэм, нахмурившись.
— Я не хочу справляться с ребенком, который поет считалочки в гребаной темноте! — Она снова толкнула его в плечо. — И я не хочу слышать такие вопросы от того, кто даже с фантомной музыкой справиться не может. Что там такого ужасного? Техасское кантри?
— Нет. — Они вместе сделали несколько шагов ближе к арке. — Я думаю, это было пианино. Но какое-то странное.
— Я видела одно в гостиной.
Грэм несчастно посмотрел на нее, смахивая на потерявшееся дитя.
— Да не парься ты. Музыка же не настоящая. Все, что ты слышишь — не настоящее, а любого из плоти и крови я застрелю при первом движении. — Эбигейл заправила патрон в дуло. — Видишь? Я тебя прикрою. А теперь пошли проверим это самостоятельное пианино.
Уиллу не нравился этот дом, и он чувствовал, что и дому они тоже совершенно не приглянулись. Неудивительно. Уилла всегда считали слишком опасным, чтобы приглашать в гости. Ощущения от разума хозяина тоже были не самые приятные и напомина бесстрастный часовой механизм.
Мелодия пробралась к ним в фойе, как тихая капель, сначала прячась за звуками природы, а затем исподволь, втихаря завладела его вниманием, оборвавшись слишком рано, чтобы Уилл успел что-либо понять. Как фраза, брошенная в спину.
Он вернулся в гостиную вслед за Эбигейл и обошел стол с черепами, держась от них подальше. Уилл не сказал, что видел кое-что, когда коснулся костей. На секунду вместо бойлерного контейнера он увидел жестяную ванночку, в которой бился о стенки в кипящей воде детский белый череп. Он прервал видение, не на шутку испугавшись. Чей это был череп? Почему хозяин представлял его вместо животного? Все эти вопросы оставались пока без ответа, так как без эмоций хозяина Уилл не мог сказать точно, что значило его видение. Его фантазия? Его прошлое?
Эбигейл осмотрелась по сторонам и уперла руки в бока.
— Ну.
— Это не пианино.
— А по-моему самое пианинистое пианино из всех, что я видела. Точнее, рояль. Знаешь, на таких еще играют на больших приемах и в фойе отелей. Я по телеку видела.
Уилл покачал головой, рассматривая изысканную резьбу и инкрустацию золотистыми цветами вдоль черного лакированного корпуса. Он подошел ближе и сел на скамейку, обитую мягким зеленым шелком.
— Рояли гораздо короче. Кроме, конечно, концертных, те могут быть до трех метров длиной. Это клавесин. Его можно узнать по широкой доске, закрывающей клавиши. Она называется «клап». Смотри, — Уилл поднял крышку, показав две клавиатуры, расположенных лесенкой одна над другой.
— Ты умеешь играть? — Эбигейл приблизилась к нему со спины.
— На пианино. Ничего впечатляющего, обычные этюды. Клавесин довольно сложный инструмент даже по обычным меркам, невозможно регулировать глубину звука или громкость, если только не навесить дополнительные струны.
— Мистер Претенциозность года этот Лектер. Обычные люди выбрали бы гитару.
Уилл подвел раскрытую ладонь к нижней клавиатуре и замер над клавишами, ощущая странную вибрацию от клавесина. От инструмента исходила теплая волна воздуха, ласкающая кожу. Он прикрыл глаза и едва коснулся гладких клавиш кончиками пальцев. Мелодия только этого и ждала, хлынув вокруг легким, нервным течением, медленно и печально разворачивая главный мотив. Звук от струн выходил отрывистым, холодным, словно каждый щипок проходил не по струне, а по сердцу Уилла, принося легкую боль.
Комната превратилась в лиственный лес на опушке, вокруг выросли светло-коричневые деревья, одинокие колоски от светильников шелохнулись от ветра и мелькнули бока зебр и горных антилоп с высокими рогами среди сухой травы. Он был там, вдыхал ночной воздух, слышал, как вместе с мелодией кокетливо кричат ночные птицы.
Всего лишь далекое эхо, золотистая сеть из звуков, окутавших его разум и исцеляющих его.
— Эй, — Эбигейл сжала его плечо, вытащив Уилла на поверхность. Он обернулся, и ее взгляд был мягким, от руки исходила тревога и симпатия. — Сыграй, что слышишь.
— Я не смогу. В смысле, хозяин дома играет гораздо лучше, мне не повторить это, даже если тренироваться каждый день следующие пять лет. Он даже паузы не делал между…
Эбигейл улыбнулась, и Уилл впервые пожалел, что не мог повторить за ней простое растяжение губ.
— Давай что-нибудь попроще. Для неискушенного слушателя.
Она села рядом, и Уилл, после доли сомнений, сыграл первый же пришедший на ум менуэт.
— Красиво. Что это?
— Анна Магдалена. Бах.
— Мне нравится. Эта штука как арфа, только горизонтальная. В твоих видениях он и правда красиво играет?