— Аквила, — произнес вместе с ним Уилл и заметил, как Лектер слегка улыбнулся, закапывая корни растения в землю.
— Почему именно они?
— Некоторые виды можно использовать в качестве приправы к мясу, другие ядовиты. У Шекспира Офелия подарила цветы аквилегии своему брату, королю и королеве, предрекая то, что их отравят. Самое интересное, что в самой Англии аквилегию связывали со Святым Духом, считая, что она олицетворяет посредника между божественным и человеком. Символ посланника.
— И какие именно ты садишь? Ядовитые или нет?
Ганнибал разгладил землю и выпрямился.
— Я могу посадить цветы, дать им тень и воду, землю, в которую они могут пустить корни, но какие из них погибнут, а какие взойдут, я предсказать не в силах. Аквилегия необычный цветок, очень самостоятельный. Садовники не любят их высаживать. Тяжело приживается, зато, если пустит корни, может вывести все цветы как сорняк или перенестись семенами на другую часть сада. С этим сортом я постоянно терплю поражение, может, хоть в этот раз он приживется.
Уилл видел двойным зрением, что сейчас этот куст цвел полным ходом, источая приятный аромат лакрицы и яблока, в компании ирисов, баданов и колокольчиков. Лепестки цветов — фиолетово-белые — покачивались на ветру.
— Удивительно слышать, что ты где-то не преуспел.
— Тем интереснее победа.
Вдруг он услышал какой-то шум, и, кажется, Ганнибал услышал его тоже, они вместе повернулись к дому.
— Что там? — насторожилась Алана.
— Не знаю. Наверное, показалось.
Уилл прислушался: чужие тяжелые шаги и звук открываемых в любопытстве дверей. Кто-то находился в доме. В реальности. Он крепче сжал ножницы и двинулся к задней двери.
Незнакомец нашелся в гостиной, он лазил по шкафчикам комода и даже не заметил, что находится в комнате уже не один. Мужчине было около тридцати пяти, плотный, в кремовом пиджаке, пуловере и брюках он выглядел довольно безобидно. Его темные кудри были уложены гелем, а борода на широком, полном лице аккуратно подстрижена.
Почувствовав взгляд Уилла, он обернулся и схватился за грудь.
— О Господи! Так и думал, что мне не показалось, когда я увидел вчера свет в окнах. Я ужасно прошу прощения. Вы, наверное, новый хозяин дома доктора Лектера?
— Не хозяин, нет. Но какое-то время я буду здесь жить. А вы, собственно, кто?
— Франклин, — он вытер вспотевшую руку о пиджак и протянул Уиллу. — Франклин Фруадево.
— Фруадево. Пишется с французского как холодная телятина?
Мужчина неловко кивнул, и Уилл проигнорировал протянутую руку. Поняв, что он не собирался обмениваться с ним любезностями, Франклин спрятал руку в карман, словно пытался себя успокоить.
— Да, — он нервно рассмеялся. — Странно, что вы спросили. Доктор Лектер тоже упомянул это при нашей первой встрече.
Уилл вспомнил, что все еще держит ножницы — от них исходило успокаивающее щелканье.
— А как вас зовут?
— Уилл Грэм.
— Очень приятно, мистер Грэм, — его заискивающая улыбка потухла, не найдя отклика.
— Зачем вы пришли? — спросил Уилл, все еще держась от незнакомца на почтительном расстоянии. — И что вы искали в комоде?
Он чуть не сказал «моем», но вовремя себя остановил.
— Послушайте, я понимаю, как это выглядит со стороны. — Франклин поднял раскрытые ладони. — На вашем месте я бы уже вызвал полицию, а не разговаривал с парнем, который вдруг ворвался в мой дом без приглашения. Вы же слышали, что здесь произошло? Раньше он был моим доктором, затем мы подружились, и, раз уж его практика приостановилась, я просто хотел забрать свои документы.
— Вы врете.
— Что?
Уилл вообще сомневался, что у Лектера были друзья. Он положил ножницы на стол и, потеряв к Франклину интерес, подошел к окну. Мысленно он снова вернулся к цветам на заднем дворе. Фиолетовые крупные соцветия хорошо бы смотрелись в гостиной.
— Вашей истории болезни здесь нет, можете не искать. — Уилл обернулся, встретившись с Франклином взглядом. — Из вас, кстати, ужасный лгун.
— Но я правда его друг!
— Снова врете, — Уилл устало вздохнул, снова отвернувшись к окну. — Уходите, мистер Фруадево. Исчезновением доктора занимается ФБР, они справятся без вашей помощи. А вот если они увидят, что вы зашли на частную собственность…
Внезапный удар по голове заставил Уилла упасть на пол возле кресла. В комнате будто выключили свет, и затылок разорвался адской болью. Он услышал, как раскололась кость.
— НЕ СМЕЙ ТАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ! — крик Франклина раздался где-то вдалеке.
Уилл открыл глаза, на полу перед ним валялись белые черепки. Дрожащими пальцами он тронул затылок, ощутив что-то теплое и влажное. Он снова видел кипящую воду. Кипящую кровь. Теперь его собственная голова билась о жестяной край ванночки, пытаясь пробить себе путь наружу.
— Ты никто! Ворвался в его дом, трогаешь его вещи, хотя не имеешь никакого права! Ты не его друг! Я, это я, и только я! Он говорил, что, если бы не неврозы, я был бы чем-то намного хуже. Тогда я не понял его совета, сейчас все стало на свои места. Он действительно помог мне. Я всего лишь хотел сказать доктору Лектеру, что, наконец, справился! Теперь я достоин…
Уилл с трудом перевернулся на спину, комната терялась в сумеречных тенях. Гостиная качалась, как тележка по извилистым рельсам горной шахты. Где-то над потолком загрохотала движущаяся каменная порода.
— Я хотел прикоснуться к великому. Чтобы оно поглотило и преобразило все, чем я являюсь. Тобиас оказался слишком слаб, но доктор Лектер, он бы понял. Он бы точно понял, — голос Франклина доносился как из соседней комнаты.
— Уилл? — где-то вдалеке Эбигейл позвала его по имени.
Одна из теней перестала двигаться и взяла со столика садовые ножницы. Он узнал их металлический блеск.
— Лежите здесь, мистер Грэм, и, может, великое прикоснется и к вам.
— Нет, — прошептал Уилл, пытаясь встать. — Нет, стой!
Франклин ушел. Уилл поднялся сначала на колени, а затем, хватаясь за кресло, на ватные ноги. Слишком медленно, ему не успеть. Раздался выстрел, прозвучавший далеко и глухо, будто на другом конце улицы. Он вышел в коридор, опираясь при каждом движении о стены, входная дверь была распахнута настежь. Что-то тяжелое громыхнуло над головой, и детский отчаянный голос закричал ему в самое ухо:
— Анниба!
Уилл упал, споткнувшись. Он не позволит, он не потеряет ее. На коленях он вернулся к лестнице и, оставляя за собой кровавые отпечатки на полу и перилах, дополз на второй этаж; теперь уже качался весь дом, будто они попали в шторм, и буря уносила его в рассерженные воды.
Холодно. Так холодно. Цепь мешала идти, притягивая его к земле. Голова была пустой, как чугунный колокол. И голод. Господи боже, как он хотел есть, желудок словно прилип к позвоночнику.
— Анниба-ал!
Голос чистый, плачущий, как крик о помощи маленького олененка, попавшего в капкан.
Уилл из последних сил поднял себя на ноги, сделал пару шагов и привалился к косяку возле хозяйской спальни. Выбитое окно, через которое выпала Алана, не починили, а закрыли целлофаном, пропускающим в комнату кровавый свет. Или это лопнули капилляры в его глазах?
Эбигейл лежала на полу, Франклин сидел на ней верхом, угрожая если не раздавить, то исполосовать лицо девушки ножницами. Эбигейл сопротивлялась, удерживая его за запястье, ножницы были всего в паре дюймов от ее шеи. Она лягнула его, но без толку, и зарычала от бессильной злобы. Франклин попытался заткнуть ей рот и перекрыть кислород своей огромной ладонью, но Эбигейл тут же укусила его до крови, за что получила по лицу наотмашь.
Уилл схватил, что было ближе — фарфоровую статуэтку католического священника. Стоило ее коснуться, как его с ног до головы заполнил церковный хор, одна мощная, напряженная нота ярости, как молитва с небес, и он ударил Франклина по голове. Тот отмахнулся, ножницы откатились куда-то под кровать. Франклину словно все было нипочем, он навалился на горло Эбигейл всем весом, и она захлебнулась кровью, оставшейся во рту. Уилл увидел, как красная струйка скатилась у нее изо рта по подбородку, и для него будто выключили звук.
Когда он моргнул, то перед ним был уже не Франклин, а существо с красными капиллярами, прожилками, плотным, жилистым мясом, и пах он просто изумительно. Уилл понял, что нужно делать. Словно в трансе, он подошел сзади, обхватил существо за шею и, погрузив зубы в плоть, откусил кусок от его щеки, чувствуя свое могущество. Мясо есть мясо, его нужно есть. Кожа поддалась зубам легко, как масло, и, казалось, все его естество затряслось от наслаждения, когда он сглотнул скользкий кусок плоти, не разжевывая. Существо завизжало от боли, и он попытался укусить еще раз.
Он получил удар в солнечное сплетение. Не успев ничего понять, Уилл уже снова лежал на полу.
Раздался выстрел, и Уилла погребло под тяжестью мертвых вод.
Руки тряслись, как на утро, когда она перепила с ребятами из морга и очнулась в грязной обблеванной ванне. Ох и ночка же была, определенно дешевое пиво из канистры — не ее профиль. Тяжело дыша, Эбигейл убрала пистолет в кобуру и подползла к двум телам. У нее же было предчувствие, что с домом что-то не так, когда подъезжала. Чужая машина стояла прямо у подъезда. Дверь в дом была приоткрыта. Ну что она, как первокурсница, не могла сложить два и два? Хоть запасной пистолет к ноге прицепила.
— Сука, — она злобно спихнула огромную тушу с Грэма, жалея, что убила первым же выстрелом, попав толстяку в голову. — Ебаная сука.
Обмякшее тело с аккуратной дырой навылет. На щеке остались следы зубов и не хватало хорошего куска мяса. Ее затопило кровожадное облегчение. Если бы рядом был отец, этот тип узнал бы, что такое боль, в полной мере. Она не должна была так думать: ее склонность к насилию определялась психиатрами ФБР как допустимо пограничная. Каждый раз на физической подготовке Эбигейл приходилось напоминать себе, что ей не надо бороться за жизнь в спарринге, ей ничего не угрожает.
Здесь не нужно было себя сдерживать. От мысли, что она могла бы сделать с Франклином, потряхивало. Если бы он выжил, если бы он дал шанс решить его судьбу по-другому…
Его смерть была бы долгой, мученической. Никакого милосердия. Никакого уважения. Он повел себя как свинья и подох бы как свинья. Стряхнув внезапные фантазии, Эбигейл отвернулась от тела.
— Уилл, — позвала она сиплым голосом. Синяки на шее уже давали о себе знать тупой болью и травмированными связками. Проверив пульс, Эбигейл наклонилась к его приоткрытому рту. Пахнуло медью. — Уилл, очнись.
Она убрала слипшиеся от крови кудри с его лба, веки затрепетали и открылись. Зрачки были расширены, как у наркомана. Эбигейл улыбнулась ему, и в ответ его губы дернулись уголками вверх.
— Я думал, он тебя задушил. — Уилл поднял руку и прижал горячую ладонь к ее щеке. Эбигейл ничего не смогла с собой поделать и прикрыла глаза, отдаваясь ощущению.
— А я думала, ты ему лицо съешь.
— Не знаю, что на меня нашло. Как будто…
Он нерешительно замолчал, опустив ослабевшую руку ей на локоть, будто не был уверен, что прикосновение будет приятно.
— Я и так считаю тебя полным психом, можешь не стесняться.
— Во мне разыгрался чудовищный аппетит.
Эбигейл несколько секунд смотрела на его абсолютно серьезное лицо, а затем засмеялась, кряхтя и кашляя.
— Надо было соглашаться на вчерашнюю лапшу, — прошептала она в перерывах между приступами хохота.
Он не улыбался, но в глазах отражалось нечто похожее на веселье, пока он продолжал гладить ее большим пальцем по голой коже. Эбигейл навалилась локтем ему на грудь и набрала Кроуфорда.
— Сэр, извините, что так рано, у нас тут труп в доме Лектера. Нет, не старый, вполне новый. Кажется, это его пациент, которого подозревали в смерти владельца магазинчика струн. Да, сэр, он жив, но не помешали бы парамедики. И группа Прайса, мы тут знатно наследили.
Она закончила отчет и отключилась.
— Как скоро они приедут?
— Минут двадцать для бригады скорой. Минут сорок для остальных. Ты ведь понимаешь, что мы теперь в жопе? Журналисты распотрошат все твое прошлое.
— Твое тоже.
Эбигейл вздохнула. Мама снова расстроится, но будет пытаться выглядеть сильной. Надо будет к ней съездить после этого дела, повидаться хоть ненадолго.
— Зачем он приперся в дом?
— Искал свою историю болезни.
— Может, она в офисе Лектера?
— Понятия не имею. Я же не вижу сквозь стены, — Грэм скривился и, приподняв голову, потрогал затылок. — Меня как будто огрели лопатой.
— О-о, — Эбигейл увидела на пальцах темные сгустки крови и помогла ему подняться, — тебе светят швы.
— Я не поеду в больницу.
Она уже хотела сказать ему не упрямиться, затем вспомнила, что журналисты наверняка будут караулить его прямо возле палаты.
— У тебя может быть сотрясение.
— Если у меня кровоизлияние в мозг, я предпочту умереть, — он упрямо поджал губы, явно намереваясь спорить до последнего.
— Ну и ладно, — пожала она плечами. — Хоть напьюсь на твоих похоронах.
Пока Эбигейл ждала агентов на первом этаже, Уилл принял душ. На затылке среди волос лопнула кожа и вокруг образовалась небольшая припухлость. Он сжал и разжал кулак, проверяя чувствительность пальцев, и покачал головой — никакой тошноты или прежнего потемнения в глазах, лишь голова все еще болела и сохранялось легкое кровотечение. На скуле расцвел синяк.
Когда он вылез из ванны, вытираясь полотенцем, возле раковины уже стоял Ганнибал, выглядя по сравнению с побитым Уиллом хорошо отдохнувшим и несправедливо свежим. Волосы были все еще влажные после душа, он достал бритву и намазал подбородок пеной. Как и зеркало, раковина была длинная, как будто специально рассчитанная на двоих, и Уилл спокойно мог рассматривать утренний моцион Лектера, находясь всего лишь в двух шагах от него.
У него была необычная, холодная внешность, выразительной мимикой он практически не пользовался. Темная кожа говорила о примеси южной крови, вероятно, из Италии. Это объяснило бы его прекрасное произношение. Интересно, что Лектер восхищался итальянским языком настолько, что выучил его обертоны и напевность, а с английским он сохранял легкий, пренебрежительный акцент, словно тот не стоил его усилий.
Сколько Франклин был его пациентом, прежде чем доктор сдался и передал этот сгусток неврозов дальше, как эстафету? Уиллу не надо было касаться трупа, чтобы сказать наверняка, что из-за обиды Франклин практически не спал последние месяцы. В конце концов, часть мужчины теперь была в нем, а может, даже останется навсегда вместе с усвоенными от его мяса ферментами. При желании он мог услышать его нытье, громкие сморкания и увидеть легкое недовольство на лице Ганнибала во время сеансов.
— Ну и терпение же у вас, — произнес Уилл, не представляя, как можно было слушать бесконечные жалобы и не хотеть свернуть Франклину шею. — Хотя я был бы еще худшим пациентом.
У Ганнибала были тяжелые веки и темные глаза, поэтому, когда они встретились взглядами через отражение, Уилл сначала не поверил. Игра тени? В испуге он отшатнулся от раковины, и видение исчезло. Несколько минут он стоял посреди ванны, не шевелясь. Он же не мог его слышать, правда? Лектер брился в этой комнате вечность назад. Откуда бы ему знать, что в будущем Уилл будет стоять рядом и говорить ему о пациенте, которого он, может, еще даже не встретил?
Может, его стукнули по голове сильнее, чем он ожидал?
В растерянности он переоделся в чистую одежду и спустился на первый этаж, где уже вовсю сновали агенты ФБР в синих куртках с чемоданчиками для улик. Эбигейл он нашел в гостиной, кровь на лице подсохла, парамедики наложили ей на шею бинт, а на лопнувшую скулу — пластырь. Рядом возвышался огромный чернокожий мужчина с короткой стрижкой и седой бородкой под нижней губой, Уилл предположил, что это и был ее начальник.
— Ты должна была оповестить о взломе, прежде чем входить в здание. Чему тебя учили в академии? Вязать крючком или действовать согласно инструкции?
— Виновата, сэр.
— В чем твоя ошибка?
— Я позволила страху взять над собой верх.