Страх королей
Над залом совета повисла тишина. Оставленные на плоском мраморном столе мечи, как будто вовсе не должны были внушить каждому из собравшихся, что здесь царит мир, а призывали к кровавой бойне. Ему самому уже в который раз казалось, что лезвие, положенное на стол, не выглядит мертвым, хотя мрамор и должен выпивать его силу, а напротив умоляет хотя бы о капле пролитой крови. Морен слышал о том, что есть такие чудодейственные мечи, лезвие которых само рвется в бой и требует крови, мечи выкованные из проклятой стали, «молния падших», так называли этот металл и отлитый в оружие он, подобно вампиру, рвался проливать кровь, даже кровь своего владельца, если поблизости не окажется врага. Но его меч не был таким, сам Морен вообще не слишком-то верил в волшебство. Ну, разве лишь немного и то из суеверия. Ему не хотелось думать о том, что есть сила, против которой ничего нельзя предпринять, и есть враг, которого не убить простым мечом. Однако недавние события доказали ему, что возможно нечто подобное есть. И оно совсем рядом.
Он бы поперхнулся вином, если бы сейчас такое поставили перед ним, но в зале совета вина никогда не подавали. В присутствии короля никому не разрешалось пить. Король! Морен с трудом проглотил застрявший в горле ком. Разве в этих краях может теперь быть законный король? Король умер, а самозванцу, занявшему его место, едва хватало хитрости на то, чтобы сдержать готовые разразиться междоусобицы. Другие тоже рвались к трону, особенно, когда узнали, что принцессы больше нет. Было сделано все, чтобы скрыть от масс народа, снующего за воротами весть об ее исчезновение, но слухи как будто просочились сквозь стены и теперь будоражили всех. Морен сам был не рад, что Рианон исчезла. Ее присутствие было единственным золотым лучом в замке, как-то удерживающим пошатнувшуюся власть. Останься она на месте, хоть в качестве немого украшения в тронном зале и все было бы в относительном порядке. Рианон! Она могла бы сочетаться браком с тем, кого ей выбрали, и стать королевой. Тогда народ был бы доволен. Как ни странно удивительно красивая принцесса, не сделав для этого абсолютно ничего, сумела вызвать всеобщее расположение. К тому же, любой претендент на престол счастлив был просить ее руки. Не убеги она и не было бы сейчас проблем. У всех, даже у него. Морен на мгновение задумался. Хотел ли он, чтобы она вернулась и вышла замуж. Неожиданно для себя самого он вдруг понял, что нет. Он не хотел этого.
Когда трубы герольдов возвестили о приближении короля, Морен нехотя приподнялся. Ему неприятно было склонять голову перед тем, чьи права на престол были едва ли больше, чем у него самого. Ну что поделаешь, Манфред оказался проворнее всех остальных претендентов. Регент при уже несуществующей принцессе, он уже с гордостью носил черную мантию с горностаем. Наверное, он будет первым и единственным правителем, который привычному королевскому пурпуру предпочтет черный цвет, не без ехидства отметил Морен. У него были причины ненавидеть теперешнего регента. Он и сам был не менее знатен и по линии дальнего родства не менее близок к трону, он сам мог бы стать сперва регентом, а после супругом прекрасной Рианон, но не успел. Во-первых, не верил в то, что остальные приближенные к трону окажутся настолько злокозненными, чтобы отнять власть у законной наследницы, во-вторых он слишком много внимания уделял ратным делам и чаще всего забывал о политике. В зале совета его видели редко, но сегодня всех сюда пригнала необходимость. И канцлеры, и министры, и даже военачальники – тут давно уже собрались все, а король только что появился. Он любил заставлять других ждать, тем лишний раз подчеркивая, что он здесь главный. Именно он, этот сумрачный, неопределенного возраста человек, с волосами цвета воронова крыла, в которых уже пробились седые пряди и темным опалом, украшавшим высокий воротник. Его внешность оставалась бы совсем не примечательной, если бы темные глаза тоже не напоминали два опала, две бездонные бездны, мерцавшие поразительной чернотой. Казалось, он может загипнотизировать любого одним своим взглядом. Иначе, почему его уже считают королем. Почему даже несмотря на то, что он скромно называет себя регентом, гордое обращение «ваше величество» уже вошло в привычку у всех и в замке и за его пределами. Морен поспешно опустил голову, чтобы не встречаться с темными бездонными глазами новоявленного короля. Со стороны его жест можно было расценить, как поклон, а каштановые пряди упавшие ему на лоб скрыли от постороннего внимания полный насмешки и отвращения взгляд. Он не мог считать теперешнего короля королем, он просто не хотел.
Садясь, он постарался спрятать руки под столом, чтобы было не заметно, как они сжались в кулаки. Хорошо, что внимание короля пока отвлекали другие. У Морена иногда возникало ощущение, что бдительности этого человека мало что можно противопоставить. Казалось, что Манфред видит и замечает абсолютно все, его внимательные черные глаза способны прочесть любую мысль об измене в душе приближенного. И неизвестно зачем его главные советники Гермион и Ангус, будто телохранители стоят по обе руки от него. Ему ведь не требуются эти двое соглядатаев, чтобы докладывать о своих догадках и подозрениях. Он и сам легко читает в сердцах окружающих.
Морен из под тешка разглядывал тонкие губы, сжатые в жестокую линию, чуть крючковатый нос, драгоценные перстни на узловатых пальцах. Манфред всегда предпочитал опалы, густо фиолетового, почти черного оттенка, будто эти камни предавали ему особую силу и помогали быть проницательным. Морен слышал, что некоторые люди способны питаться энергией от драгоценных камней, но, смотря на нового правителя, он бы скорее сказал, что Манфред относится к тем людям, которые питаются энергией за счет окружающих. Он и сам порой ощущал головокружительную слабость под пристальным взглядом короля. Будь чахлым придворным поэтом, писарем или музыкантом и такая мягкотелость была бы нормой, но он был рыцарем, закаленным в боях, он не мог просто так потерять сознание при одной только близости властного человека. Можно было подумать, что здесь что-то не так. Во всяком случае, Морен постарался не смотреть в упор на короля. Кроме всего прочего такое внимание было почти неприличным. Он попытался сконцентрироваться на ком-то другом, но особо интересных личностей на собрании не было, и его взгляд тупо блуждал по уже знакомым лицам. Вот недавно назначенные министры Родерик, Дариус и Клоттер, вот молодые военачальники, пришедшие на смену недавно погибшим, но такие же знатные Финлей, Теренс, Линдон, Корнел и совсем еще юноша Лерой, по одному взгляду которого было ясно, что он не думает ни о чем, кроме как о возможности снова лицезреть ее высочество. Ему, как и многим другим, конечно же, пояснили, что на самом деле принцесса вовсе не убегала, а до поры до времени предпочла остаться в уединении и заняться игрой на арфе. В отличии от многих других наивный Лерой в это поверил и теперь беспокойно поглядывал на двери в надежде, что его золотоволосая мечта вот-вот появиться здесь. Возможно, у этого мальчишки и сильное тренированное тело, способное уцелеть в любом сражении, но его страсть к наследнице престола рано или поздно его погубит. Морен оглядел юношу как знаток и заключил, что несмотря на физическую силу ему бы сейчас лучше не выходить в открытый бой, потому что его голова слишком уж забита мечтами. Он даже не сумеет вовремя отразить удар. Другие держались решительно, они с нетерпением ждали грядущей войны, потому, что были уверены в ее исходе.
Как же быть неуверенными, Морен про себя чуть не хмыкнул. Ведь у Лоретта превосходящие силы. Есть только одно, что способно вызвать сомнения. Он наклонил голову так, что каштановые кудри почти закрыли его лицо, в миг уподобившись осеннему пологу. Цветные листья тоже скрывают лес готовый вот-вот принять суровую стужу. Внутри у Морена все оледенело, когда он вспомнил об одной-единственной помехе, которая способна помешать им выиграть войну. Но если подумать, как следует, то эта помеха мешала не только им. Она могла встать на пути у любого нежданно-негаданно, как внезапно налетевший шторм. Есть в мире одна сокрушительная сила, которой бояться все короли, все военачальники. Сила, у которой нет имени. Он бы назвал это явление просто страхом. Страхом тех, кто готовиться идти в бой и не знает на чьей стороне окажется перевес. Так уж вышло, что появилось нечто, благодаря чему любые силы даже самые незначительные вдруг могут оказаться равными самой могущественной армии и даже превосходящими ее. Морен хотел верить в то, что препятствие, о котором он сейчас задумался, это просто легенда, но ведь он сам столкнулся с нею на днях и теперь мог бы утверждать, что иногда даже миф оказывается правдой.
Собрание наконец почтил своим присутствием и сын правителя Конрад. Он, даже не обратив внимания на сидящих за столом, демонстративно встал у окна, всем своим видом показывая, что дела совета его ни чуть не интересуют. Его неразлучные друзья Маркус и Друзил, сыновья самых именитых вельмож, встали чуть в отдалении. У Морена создавалось впечатление, что они выполняют при хилом наследнике еще и роли телохранителей. Сам Конрад вряд ли был способен себя защитить, случись покушение, однако Морен смотрел на него почти с ревностью. И за этого смазливого юнца хотели выдать замуж златокудрую принцессу. Его руки под столом опять непроизвольно сжались в кулаки. Он даже не сразу заметил, что на собрании нет сестры Конрада, его близнеца и сторонницы Хильдегард. Возможно, ей как женщине участвовать в совете не полагается. Однако его это насторожило. Ведь будь Рианон на месте и с ее мнением хотя бы для вида пришлось бы считаться. Возможно, поэтому ее и не было. Никто не желал мириться с тем, что власть должна держать в своих руках она.
Морен еще раз оглядел собравшихся. У Лоретта сильная армия, гораздо более сильная, чем у любого противника, они несомненно победят, пусть даже против них объединятся несколько королевств. Войско, которое бы превзошло то, что имеется у них, просто не собрать. Так почему же его преследует такое ощущение, будто все здесь обречены. Казалось, что ангел смерти взмахнул над залом своими темными крыльями или какой-то злобный дух невидимый другим склонился к его уху, чтобы это прошептать. Ощущение того, что каждый здесь уже приговорен было таким сильным и неотступным, что Морена на миг прошиб холодный пот. Что-то настойчиво говорило ему, приговор есть, и его уже ни чем не изменить. Над каждым здесь занесен некий невидимый меч, движение которого уже невозможно остановить. Все будет наоборот, а не так, как хотят те, кто присутствует здесь. И впереди их ждет нечто ужасающее…
Предчувствие? Он никогда бы не решился сказать, что у него есть дар предвидеть. Обычно он не чувствовал наперед ничего, только мог вычислить тот или иной ход противника с расчетливостью опытного стратега. Предсказывать ход действий в войне, отгадывать обманные отступления или приготовленные заранее ловушки, это ему удавалось мастерски, но предвидеть ход жизни он не мог. Иначе знал бы заранее, что нечего заглядываться на Рианон, она все равно достанется другому или не достанется никому. Пока она жива и отказывается обручиться с Конрадом, она является весомой угрозой для единовластия его отца. Такую угрозу проще было бы убрать, что возможно уже и сделали, но пока скрывают от народа. Возможно, ее тело будет позже найдено в каком-нибудь овраге или испуганная фрейлина принесет внезапную весть о том, что принцесса скончалась только что от несчастного случая или какой-либо неизлечимой болезни. Хоть Морен и проводил большую часть своей жизни на военном ристалище, но все же знал толк и в интригах двора и все-таки он не верил в то, что Рианон уже мертва. Может быть, потом ее решат убить, но сейчас. Пока что такое прекрасное создание, которое будто концентрирует на себе внимание других, не может просто так умереть.
– Да? – он только сейчас услышал, что его о чем-то спрашивают. Первому министру, нервно теребившему края своей мантии, уже явно надоело ждать.
– Вы благодарны ведь его величеству?
– За пост главнокомандующего моими войсками? – черные как да агата глаза Манфреда насмешливо сверкнули. Он кажется заметил замешательство и непонимание своего подданного, но истолковал это по-своему.
– Конечно же, – до Морена наконец начал доходить смысл всего этого и он ощутил, как его щеки становятся пунцовыми то ли от гнева, то ли от стыда, а может быть и то и другое. – Ваше величество, я…
– Не стоит благодарностей, – Мандреф взмахнул своей узловатой ладонью, на среднем пальце которой мрачно мерцал опал, отметая этим жестом все возражения.
Как ловко. Морен, молча проглотивший такое оскорбление, едва приходил в себя. Его, ближайшего родственника королевского дома, который сам бы мог сейчас сидеть на троне и куда прочнее, чем Манфред, назначили командовать войсками. Будь их армия не такой мощной и он был бы уверен, что его, как лишнего и самого вероятного из претендентов нарочно посылают на верную смерть. Конечно, так оно и могло быть в любом случае. Даже сильное войско в бою несет потери, и королю было бы очень выгодно, чтобы в числе погибших оказался и он, а случайной ли будет его гибель или кто-то поможет ей состояться, ну, в пылу битвы такая мелочь будет даже незаметна.
Морен хотел весь остаток собрания просидеть молча, хоть как-то успокаивая распалившуюся ярость, но внезапно обсуждавшаяся тема его привлекла.
– И плащ его, как лоскут огня, а голова всегда скрыта под шлемом…
Фразу будто произнес кто-то, кого не было в зале или она сама по себе прозвучала в пустоте над мраморным столом, но Морен тут же встревожено поднял голову.
– Тот, имя кому справедливость, – один из советников недовольно хмыкнул. – Еще вчера он был легендой.
– Вчера, – согласно кивнул Бертран, бывший главнокомандующий армией и поднял изувеченную кисть правой руки, чтобы видели все. – А сегодня он живее, чем любой из нас, и я не преувеличу, если заверю вас, что он неуязвим.
– Неуязвимый воин? – Дариус недоверчиво хмыкнул. – Такого еще не было.
– И не было такого, чтобы один единственный рыцарь решал исход битвы, – поддакнул Родерик. – На чью бы сторону не встал всего лишь один боец, это уже не изменит положение дел. Все кто утверждают обратное, просто слепо доверяют легендам.
– Это действительно кажется весьма сомнительным, хоть многие и клянутся в обратном, – более дипломатично заключил Клоттер.
Король выслушивал все это снисходительно, но губы его все сильнее сжимались в тонкую линию, а в глазах сияло нечто необъяснимое. Он будто вычислял насколько глупы окружающее и замышлял что-то такое, что сможет осуществить только сам.
– Я видел его, – вдруг заявил Бертран, бережно и быстро прижав к груди изувеченную руку, словно опасался, что скажи он на слово больше и может лишиться даже оставленного обрубка. Морен впервые задумался, а что там у него под бинтами. Раньше такая мысль не приходила ему в голову, но ведь он правда так и не видел еще, в чем состоит то ужасающее увечью, которое навсегда заставило бывшего главнокомандующего покинуть линию фронта. Что такого ужасного в одной лишь отрубленной руке, ну, увечье, скажем, конечно, непоправимое, однако это не может помешать ему оставаться опытным стратегом.
Сам для себя Морен заключил, что, конечно же, король решил воспользоваться любым предлогом, лишь бы только услать подальше от столицы его, пока еще опасного конкурента.
– Видел? – темные глаза самого юного королевского советника Дункана изумленно округлились. Морен готов был поклясться, что еще совсем недавно эти же самые глаза были теплого карего оттенка, а теперь они зияли такой же чернотой, как и пронзительный взгляд короля. Такие полные бездонной злобы глаза у мальчика едва достигшего девятнадцати лет. Ему стоило позавидовать, что многие бы и сделали, если бы этот юноша не казался таким всезнающим и опасным. Иногда его внезапное появление рядом пугало придворных ничуть не меньше, чем если бы они увидели привидение. По мнению Морена Дункан больше походил на ворона и внешним видом, и повадками. Вечно одетый в траурно черные тона, темноглазый и темноволосый, плотоядно усмехающийся при виде крови, но никогда не участвовавший в поединках сам. Владение оружием никогда не относилось к числу его достоинств, может, именно поэтому он казался многим таким странным. Разве можно не удивляться тому, что молодой человек вместо того, чтобы выбрать ратное призвание окружает себя бесполезными древними книгами и часами запирается в башне, где полно фолиантов, манускриптов, свитков таких ветхих, будто они вот-вот рассыплются и где одни лишь карлики прислуживают ему. Дункан проводил дни и даже целые недели лишь в обществе своих потрепанных книг, но надо отдать ему должное, положение при дворе он занял быстро, гораздо быстрее, чем смогли бы более достойные и умудренные опытом люди. Король настолько высоко оценил знания мальчишки, что отвел одну из собственных башен под его библиотеку. Там Дункан и застрял бы навсегда, если бы долг не заставлял его присутствовать на советах и других мероприятиях поодаль от короля. Возможно, король прислушивался к его советам даже больше, чем к чьим-либо еще. Вот и сейчас заслышал голос Дункана, все насторожились. Какую мудрость, извлеченную из своих старых книг, он собирается привести в пример? Но мальчик – книгой выказал несвойственную для затворника осведомленность.