– Никогда не приходилось слышать, что ад, если уж душа туда попала, это не навсегда, – поспешил вставить я.
– Но, тем не менее, это так, – сдержанно улыбнулся Устин.
Он, вероятно, прекрасно понимал, что всю эту свалившуюся на меня информацию, мне так быстро не переварить. И перевел разговор на другое:
– Ты бы, Ванятка, подкрепился маленько. А то, вижу, едок ты неважный. Грибочками вон посмакуй. Отменные грибочки!
Я послушно принялся за грибы. Они и вправду оказались изумительными.
– Не нужно было мне сразу так много тебе рассказывать, – Устин явно жалел о своем красноречии. – У тебя от обилия информации мозги болеть могут. Нужно выдавать ее небольшими порциями. Она – то же самое, что водка. Выпьешь за один раз много – плохо станет, а будешь пить понемногу – ничегошеньки не случится.
Наевшись маринованных грибов, я с удовольствием закурил, глубоко затянулся. Старик тоже сосредоточенно сосал трубку, дым голубой пеленой застилал стены светелки. Где-то нервно тикали ходики, а у окна, вытянувшись на рогожке, мирно дремала кошка.
– Вы сказали, что об аде знаете все, – напомнил я деду его слова. Мне хотелось поговорить о потустороннем еще. Меня всегда интересовала эта тема.
Он негромко захихикал, будто вспомнил что-то смешное, и подтвердил:
– Да, все знаю! Это совершенно другой мир, но во многом очень похожий на наш. – Я тебе о нем кое-что расскажу. Только не сегодня. Пока хватит! Пожалей свою голову.
От Устина я уходил под впечатлением от услышанного. Мне все время не давала покоя одна мысль: если он действительно все знает об этом Тартаре, то, может, ему не только расписали его словами, а и дали возможность увидеть воочию? Но потом я даже удивился, как такая мысль могла возникнуть в моем мозгу, настолько она показалась мне нелепой и смешной. Побывать в аду? Какая чушь! Такое возможно только в сказках да в литературных бреднях мистиков-фантастов.
Оттепель совсем распустила слюни. Тонкое, изодранное одеяло снега истлело, и земля, взойдя чахоточным потом, жадно пила липкий сироп солнца. Городские деревья, растревоженные внезапным теплом, растерянно опустили ветви и заплакали. Напыщенные воробьи, как матерые холуи-приспособленцы, во всю чирикали во славу революции в природе и орлами взирали на ее страдания. Посиневшее небо, купая лицо в грязных блюдцах луж, дышало густым перегаром слякоти. Но это не был конец зимы. Это была агония осени. Молодой декабрь собирался с силами, чтобы подняться во весь рост и заявить о своих правах.
Я страшно не люблю во время оттепели выходить в город. Он наводит на меня тоску и уныние. Но не прогуливать же из-за этого работу! В половине десятого, дальше тянуть было некуда, я вызвал такси к подъезду и отправился в редакцию.
Дел предстояло немного: просмотреть материалы второй страницы, которую вчера слепили без моего участия, и выбрать из поступившей информации то, что необходимо выставить на первую.
Со всем этим я управился за два часа. И сел писать в следующий номер газеты очерк о работе спасателей подразделения «Кобра». Повествование уже близилось к завершению, но тут позвонил Василий Потоцкий – мой старый приятель, бывший комсомольский работник, а ныне владелец крупной фирмы, занимающейся переработкой сельхозсырья. После обычных приветственных фраз, он поинтересовался, есть ли у меня время и желание развлечься у него на даче.
Там я бывал не раз. Дачей, в привычном украинцу понимании этого слова, огромный особняк Василия назвать было никак нельзя. Скорее, дворцом праздного времяпрепровождения и разврата. В нем, кроме жилых помещений, имелись сауна, бассейн, банкетный зал, комнаты отдыха, бары и игровой зал.
– Отдохнем маленько, – гундосил Потоцкий в трубку. – Будет тихая компания. Попаримся в баньке, поплаваем. Заодно и о делах потолкуем.
Недолюбливал я Васькиных компаний, но согласился. Меня поджимал финансовый вопрос, а там, за рюмкой водки, можно было получить выгодные заказы.
Часа через полтора, дав команду отправлять сверстанные компьютерщиками полосы газеты в типографию, я перезвонил домой, наврал о срочной командировке и рванул в пригород.
Такси быстро домчало меня по нужному адресу.
Улица с вальяжными домами запорожских богачей казалась сытой и хмельной. Умытые, сверкающие, излучающие самодовольство окна похотливо улыбались прохожим, как порочные отроки проституткам. Сползающее за горизонт солнце цеплялось красными волосами за зеркала спутниковых антенн. Подрастающие чинары, покрытые испариной, трепетали под умелыми ласками неостывшего к вечеру ветерка и томно мурлыкали. Высоко над головой, развалившись на пушистых подушках облаков, дремали благополучные небеса.
Я отворил знакомую калитку и ступил на мраморные плиты двора, под сень краснобокого барина-дома.
В сопровождении здоровенного обормота с повадками сторожевого пса я прошел через длинную прихожую, холл и очутился в большом ярко освещенном зале с бассейном посредине.
Обормот исчез. А я, прислонившись плечом к колонне, закурил и окинул взглядом картину «отдыха» честной компании. У края бассейна был разостлан большой, видимо, персидский ковер, на нем вздымались горы подушек и стояли четыре низеньких столика, заваленных закусками и бутылками. На ковре, опираясь о подушки, возлежало семь нагих тел: трое мужских, волосатых и разжиревших, и четверо женских, юных и свежих. Я сразу обратил внимание на одну девушку с пепельными волосами до плеч. Она лежала навзничь и лениво откусывала кусочки от банана. Ее лицо было видно плохо, но все остальное просматривалось, как на ладони. К тому же девица лежала ногами ко входу в зал и они были широко раскинуты. Полные, белые, словно мраморные, бедра, запавший упругий живот, холмики немного недоразвитой груди… Созерцание всего этого неожиданно вызвало во мне животную похоть.
Публика находилась уже в изрядном подпитии, и я понял, что несколько опоздал. Компания мирно беседовала, смеялась, курила, пила и жевала.
Я оторвал плечо от колонны, приблизился и громко гаркнул:
– Милиция! Никому не двигаться!
Но ожидаемого эффекта это не произвело. Никто и бровью не повел.
– Где тебя носит, дружище? – вместо приветствия прогундосил Василий, поглаживая распухшее, как у беременной бабы, брюхо. – Мы уж и попарились, и поплавали, и выпили слегка. А тебя, понимаешь, все нет. Девочки заждались!
– В отличие от вас, господа буржуи, у меня нет курочки рябой, которая носит мне золотые яйца. Мне нужно самому деньги зарабатывать, – назидательным тоном ответил я на упрек Потоцкого. – Вот и задержался.
Мужиков, собравшихся здесь, я всех прекрасно знал. Они, как и Василий, были бизнесменами. Я обошел их и каждому пожал руку. А девушек видел впервые. Поэтому ограничился улыбками и легкими полупоклонами.
Та, которую я сразу выделил из остальных, приподнялась и села, обхватив колени изящными руками. На меня посмотрела с нескрываемым любопытством и легкой иронией. Я снял куртку и, бросив ее на ковер, опустился рядом с девушкой.
– Ты кто? – спросил я ее.
Она смахнула рукой прядь волос с лица и ответила по-детски звонким голоском:
– Я – Ася!
Я хотел сказать, что Ася – это удивительное имя, как и та, которая его носит, но справа раздался капризный возглас:
– Нет, дорогуша, так не пойдет!
Я повернул голову. На меня смотрела в упор красивенькая рыжеволосая девица с широко посаженными раскосыми глазами. Ее взгляд был нахальным, прилипчивым и насмешливым одновременно.
– Что не пойдет? – уточнил я.
– Не пойдет! – настойчиво повторила рыжая, призывно поглаживая ладонью крупный малиновый сосок на своей монументальной груди. – Раздевайся, дружок!
Я хотел что-то возразить, но тут разом загалдела вся компания, понукая меня немедленно сбросить одежду. Деваться было некуда.
Когда я остался, в чем мать родила, присутствующие прыснули смехом. Дело было в том, что вид голых женских тел, столь свежих и манящих, очень меня возбудил…
– Значит, так, – участливо посматривая на мой воинственно настроенный орган и давясь от смеха, скомандовал Потоцкий.– Быстро долбани стакан и дуй в сауну париться. Потом ополоснешься в бассейне и продолжишь отдых. Мы тебя подождем.
Я выпил поданный мне рыжеволосой бокал коньяка и спросил:
– Мне что, одному там париться?
– Ну, если ты привык удовлетворять сам себя, то пожалуйста! – захохотал Василий.
А рыжая, заглядывая мне в глаза, прибавила:
– Бери с собой, кого хочешь. Мы все твои!
Я указал на Асю:
– Хочу ее!
Девушка сразу поднялась на ноги. Она оказалась довольно рослой. Я едва доставал ей до плеча.
– Давайте, идите! – поторопил Потоцкий. – Водка киснет!
Ася взяла меня под руку и, показав язык рыжей, потянула в другой конец зала – к двери сауны.
Пройдя полдороги, я остановился. Оглянувшись, увидел, что рыженькая обиженно надула губки и исподлобья смотрит в нашу сторону, Я призывно махнул ей рукой. Она привстала, не понимая, что мне нужно.
– Ну, давай же, малышка! Иди сюда! Втроем веселее будет!
Через секунду рыжая, расплывшись в довольной улыбке и прижимаясь ко мне, зашагала рядом. А за спиной раздался чей-то хриплый бас:
– Попал мужик! Они его живым оттуда не выпустят!
И это пророчество чуть не оказалось правдой…
Не успели мы войти в предбанник сауны и прикрыть дверь, как девицы набросились на меня, как Полкан на фуфайку, и, повалив на деревянный помост, вовсю принялись мутузить. Откуда-то взявшийся презерватив проворные руки рыжей вмиг водрузили на положенное место. Через несколько секунд это самое место чуть ли не целиком оказалось у нее во рту. А Ася, встав на колени и склонившись над моим распростертым телом, начала неистово, как кот сметану, лизать мою грудь.
Я, конечно, все представлял не так. Рассчитывал сначала порезвиться с одной, а потом, восстановив силы в парилке, заняться другой. Но прыткие девицы поломали мои планы. Не успел я толком войти в Асю, как меня тут же оторвали от нее цепкие руки рыжей. И через секунду мое мужское достоинство – уже в другом презервативе – оказалось у нее между ног. Затем тем же порядком я переместился снова на Асю, которая так присосалась к моим губам, что заглотнула их. Потом опять была рыжеволосая, потом – опять Ася…
Это был, говоря языком Потоцкого, интенсивнейший разврат. Не знаю, сколько времени мы провели на полу. Мне не давали роздыху, каждый раз доводя почти до кульминации и не позволяя получить разрядку. Мы кубарем катались по помосту, извивались, как змеи, наши тела переплетались самым непостижимым образом. Я опомнился лишь тогда, когда мне милостиво дали возможность кончить. Я даже не понял, в какой же из девушек в этот миг находилось мое хозяйство…
Затем, немного попарившись, мы наскоро ополоснулись в бассейне и поспешили к пьяной компании.
– О, кажись, все в порядке! – узрев нас, воскликнул косой Василий. И указывая пальцем пониже моего живота, прибавил: – Теперь он, как все.
Мы упали, как подкошенные, на ковер, стали пить и набивать рты закусками. Неистовый разврат пробудил в нас зверский аппетит. Потоцкий, с ухмылкой поглядывая на то, как мы поглощаем жратву, вдруг щелкнул пальцами, и через пару мгновений обормот-пес влетел в зал, держа в руке поднос с горкой дымящихся шашлыков. Мы накинулись на них, будто изголодавшиеся волки.
– Кушай, Ванюха! Гуляй, японский бог! – заорал пьяный Потоцкий и, приподнявшись, одним глотком осушил стакан.
Пир пошел горой. Водка лилась рекой, закуски таяли, словно мартовский снег. Вскоре опустел и поднос, на котором лежало перед этим добрых полторы дюжины шашлыков. Пьяные мужики хватали девок за что попало, те ржали кобылицами, выставляя на показ свои прелести.
Через какое-то время, раскинувшись на ковре, захрапел Анатолий – хозяин сети супермаркетов. За ним отключились две девицы, потом – Юрась – делец, прибравший к рукам один небольшой, но довольно прибыльный заводец.
Продолжали пировать только четверо: Василий, рыжая, Ася и я. Но этот состав тоже продержался недолго. Минут через десять из него выпал Потоцкий, еще через пять – Ася. Рыжая оказалась крепким орешком, но до краев наполненный коньяком стакан, который я подбил ее выпить, сделал свое дело. Рыжая несколько раз икнула, что-то невнятно пробормотала и вырубилась. Теперь пора было и мне выпасть в осадок. И я от души старался… Но острые впечатления, обильные закуски и закалка старого журналиста мешали мне захмелеть как следует.
Покуривая, я оглядел косым оком спящую компанию. Хороши! Дрыхнут, валяясь между пустых бутылок и объедков. Сливки нового украинского общества, не просыхающие от пьянок. Разжиревшие нувориши и дорогие, знающие себе цену проститутки!
Поодаль от меня, у самой кромки бассейна, поджав длинные, соблазнительные ноги, безмятежно спала белокурая девушка, на прелести которой я раньше не обратил внимания. А теперь они манили меня, влекли, как медовый пряник сладкоежку. Я подполз к девице и начал целовать ее шелковую грудь и гладить бархатные бедра. Когда я влез на нее, она только тихо застонала, но так и не пробудилась.
Впереди была долгая ночь. Я глушил водку и коньяк, временами отключался. Потом приходил в себя, ополаскивался в остывшем бассейне и занимался очередной девушкой.
Перед рассветом я провалился в сон, как отработавший две смены углекоп.
Восемь часов утра. Куда? На работу или отсыпаться в свое гнездышко? Или к Ларисе? Да, лучше к Ларисе. А на работу – потом, после обеда. Если что, скажу, провел полдня в управлении статистики.
Еду к Ларисе.
– Милая, я – будто выжатый лимон! Всю ночь пил с друзьями.
Она смотрит, осуждающе качает пепельной головой:
– Ну и рожа у тебя! Ты весь опухший.
– Цыц, подлая! – стону я. – Налей лучше несколько капель.
– Тебе что, ночи было мало? – ворчит Лариса.
Я трясу головой, прогоняя тошноту.
– Часа в четыре выпил последнюю рюмку. Сейчас нужно стакан водяры и хорошенько поспать.
Лариса одевается и уходит в магазин – спиртного в доме нет, закончилось. А я позабыл купить.
Сижу у окна на кухне, чищу копченую рыбу, затем режу ее на кусочки. Управившись с нехитрой сервировкой стола, тащусь в ванную бриться.
Вот и Лариса. Ставит на стол две бутылки – с водкой и минералкой.
– Пей, золотой, коли охота!
– Балуешь ты меня, распаиваешь! – поддразниваю я Ларису, помогая ей снять пальто, – Так ведь и до алкоголизма довести можешь.
– До алкоголизма? Тебя? – смеясь, она присаживается за стол. – По-моему, ты давным-давно алкаш. Я бы даже сказала, обер-алкаш!
– Это я-то? – делаю обиженное лицо.
– Ну, а кто? Я не припомню ни одного случая, чтобы от тебя не разило спиртным, – в голосе Ларисы больше беспокойства, чем укора.
Налив полчашки водки, залпом выпиваю. Ух! А что, пошла ничего, даже не ожидал. Сейчас полегчает: мир насытится красками, в душе запоют соловьи, захочется жить и любить.
– Лариса, прости старого пьяницу!
Она запихивает мне в рот ложку с печеночным паштетом.
– Закусывай хотя бы, чудо краснорожее! – и вздыхает:– Мужики все одинаковые: то пьяницы, то бабники.
– Я это дело совмещаю.
– Что ты там лепечешь? – не расслышала Лариса.
– Совмещаю, говорю! Пьянку и женщин, – мямлю, пытаясь проглотить паштет.
Она окидывает меня ледяным взглядом. Мне кажется, что меня голого посыпают снегом. Но постепенно ее взгляд теплеет.
Наливаю себе еще полчашки и, выпив, командую:
– Сейчас вымой полы. А я выбью на улице ковровые дорожки и паласы. Нужно освежить квартиру.
– Ты что же, не собираешься поспать? – Лариса удивленно вскидывает перышки бровей.
– Чувствую себя бодрым и молодым! Немного поработаю, а потом уже посплю, – поднимаюсь, иду в прихожую и начинаю скатывать ковровую дорожку.
Работа длится минут сорок. Все! Чисто, убрано, свежо! Завалившись на диван и потягиваясь, зову Ларису:
– Котенок, иди сюда!