– Уползай!!! Уползай, малыш! – неистово заорал я. – Подальше уползай!
А сам задеревеневшими пальцами судорожно цеплялся за края полыньи. Но лед ломался и ломался. Я терял силы.
Пацаненок пришел в себя и, вопя что есть мочи, на карачках отползал в сторону. Его подхватили приятели.
В какой-то момент мне показалось, что мое тело, став невесомым, воспарило над этой зияющей раной реки. Потом я почувствовал свинцовую тяжесть внизу – утепленные ботинки тянули меня ко дну.
А дальше… Дальше я увидел стайку белых лебедей и залюбовался ею, не догадываясь даже, что это всего лишь кучки тающего, грязного снега. Я смотрел на них во все глаза и был по-настоящему счастлив: я не сомневался, что сам такой же божественно красивый и гордый, как они. Я силился вознестись к небесам…
Первое, что я увидел, придя в себя, это огромный коровий зад. А первое, что услышал, – встревоженный женский галдеж и родной отборный мат. Я лежал на охапке соломы под задрипанной стеной коровника, а вокруг, сгрудившись, топтались взбудораженные доярки.
– Как мне удалось выбраться? – спросил я, еле ворочая деревянным языком и не чувствуя тела.
– Выбрался бы ты, если бы не Васька! – пояснила грудастая, большеротая молодка, склонившись надо мной и расстегивая мою куртку.
Оказалось, меня спасли работники фермы. Увидели, что тону, прибежали, обвязали скотника привязью, и он подполз к полынье. Когда подхватил меня, лед проломился. Но доярки имеют крепкие руки, и нас выхватили из воды, как цуциков из крапивы.
– Сейчас я тебя быстренько переодену, а потом пойдем ко мне домой, – ворковала молодка, запаковывая меня в свою фуфайку. – Я живу ближе всех. Отогреешься. Пока одежда высохнет, потолкуешь с моим батей. Он отпоит тебя самогоном, не то, упаси Бог, воспаление легких подхватишь.
– Мне бы телку хорошую, вроде тебя, вот тогда бы я точно отогрелся, – слабым голосом пролепетал я.
Женщина задорно рассмеялась на эту шутку и одним рывком сдернула с меня мокрые брюки и стала натягивать чьи-то огромные гамаши. Ее лицо мне показалось знакомым. Но я не мог вспомнить, где и когда мы встречались раньше.
Из Божковки редакционная «Лада» вырулила поздним вечером. Усевшись на заднее сидение машины, я, уставший и хмельной, сразу уснул.
Глава четвертая
Очерк о сельской жизни получился довольно живым. Понятно, что в нем я не упомянул ни об инциденте с директором, ни о приключении на речке. Рассказал об отце и дочери – простых тружениках-аграриях, о том, как они живут, как зарабатывают на хлеб насущный.
Секретаршу шефа я продолжал поддразнивать. Мне это нравилось. Опытность потрепанной жизнью женщины уживалась в ней с трогательной наивностью школъницы-пацанки. Она очень серьезно относилась к моим словам и поступкам, хотя догадаться, что флиртовать с дамами – мое привычное амплуа, было, мне кажется, совсем не трудно.
Во вторник вечером, уходя из редакции позже обычного, я увидел в приемной свет. Шефа уже не было. Собственно, уже никого не было, на работе после пяти часов никто не задерживался, кроме, конечно, дней передачи газеты в типографию, то есть каждой среды. А вот Маша почему-то имела привычку засиживаться. Я это заметил.
Она стояла у подоконника с горшочком и поливала из него цветы.
– Не пора ли домой, зайчонок? – спросил я, устало переступая порог приемной.
Мой вид, наверно, показался секретарше не таким, как обычно, потому что она посмотрела на меня озабоченно.
– Что-то случилось?
– Нет! – пожал я плечами. – Почему ты так решила?
– Глаза у тебя какие-то сумрачные. – Маша поставила на подоконник горшочек и, подойдя к столу, уселась в свое маленькое креселко. Взяла в руки бумажку, посмотрела и начала набирать текст. Я встал у нее за спиной, уставился на монитор.
– Набираю приказ шефа, – объяснила секретарша. – Лишает премии за декабрь корректоршу. Она в прошлом номере опечатку пропустила.
– Да? – удивился я. – Ничего не знаю. Какую опечатку? Маша засмеялась, с прищуром вглядываясь в монитор.
– В статье на медицинскую тематику вместо слов «если вы ободрали кожу» в газете вышло «если вы обос…». В общем, ты понял.
Я расхохотался.
– Ну и ну! Вот так описочка! Забавно!
Секретарша продолжала тискать клавиатуру, но краем глаза следила за моими действиями. Я присел на краешек стола.
– Будешь уходить? – спросила она, на секунду повернув ко мне голову.
– Пока нет. Я, собственно, зашел поцеловать тебя на прощание, – сообщил я будничным голосом, с интересом ожидая ее реакции на эти слова.
– Ты куда-то уезжаешь? Надолго? – Маша перестала набирать текст.
– Никуда я не уезжаю! – ее белая грудь притягивала взор, как магнит. – Просто хочу сказать тебе до свидания и поцеловать.
– Но это похоже на прощание, – заметила секретарша, потупив глаза.
– Это похоже на то, что ты мне очень нравишься, – я забавлялся ее растерянностью. – А ты разве не хочешь меня поцеловать? Хотя бы в щечку.
– С чего бы мне хотеть? – неуверенно хмыкнула она.
Я поудобнее уселся на столе и, закинув ногу за ногу, простецки улыбнулся:
– А что, меня можно и не хотеть поцеловать? – куражился я.
– Ну, ты прямо неотразимым себя считаешь, – заулыбалась Маша и себе.
Я положил ей руку на плечо, заглянул в наивные глазки:
– Не считаю, конечно. Но думаю, что все женщины просто обязаны меня целовать. Потому, что я им самый преданный и верный друг. В каждой всегда нахожу что-то хорошее и не боюсь о нем говорить. У меня в запасе полно ласковых слов для дам. И целую я их, между прочим, с большим удовольствием. Без усилий, без фальши. От души целую! И мне без разницы, блондинка это или брюнетка, худенькая или полненькая, молоденькая или не очень, добропорядочная или не так что б сильно…
Маша, закусив губу, с интересом слушала.
– А что хорошего ты скажешь мне?
Я ничего не стал говорить. Просто наклонился и крепко ее поцеловал. Поднять голову она мне не дала, обхватила руками за шею и прижалась губами так, что я чуть не задохнулся. Потом вдруг резко отпустила, вспорхнула с кресла и, круто повернувшись, встала ко мне спиной. Я с наслаждением провел рукой по ее стройной спинке, покатым плечам, тонкой лебяжьей шейке, погладил стыдливо склоненную головку.
– А я тебе наврала о муже! – почти выкрикнула секретарша решительно. – Нет его у меня. Был когда-то, давно… Два было… А что ты мне наврал о себе?
– Я? Ничего. Зачем мне врать? – ее поведение меня забавляло все больше. А вот новость об отсутствии мужа взволновала и обрадовала. Интересно, с чего бы это вдруг?
– Но ты ведь своими поступками даешь мне повод думать… Ты все время провоцируешь меня…
– Машенька! – я поднялся, взял ее за плечи и прижался грудью к изящной спине. – Ты, наверно, хочешь спросить, нравишься ли ты мне по-настоящему? Верно?
Она не ответила. Стояла, прильнув ко мне, и едва дышала. Тогда я склонился к ее ушку и с жаром зашептал:
– Ты мне очень нравишься! И я хочу тебя! Думаю, нет ничего противоестественного в том, что мужчина хочет красивую женщину. Или ты придерживаешься другого мнения?
– Но ты ведь женат! – мягко, но с легкой укоризной в голосе напомнила секретарша.
Я вздохнул:
– Да, это так. Более того, скажу тебе честно, я никогда не брошу свою жену. У каждого свои принципы…
– Ты очень сильно любишь свою жену, да? – чуть слышно спросила Маша.
– Если тебя интересует вопрос: найдется ли в моем сердце уголок для еще одной женщины, то я отвечу положительно. Если, конечно, эта женщина – ты! – я выдал эту тираду с пафосом, хотя старался говорить ровно.
Секретарша повернулась ко мне лицом. Ее грудь высоко и часто вздымалась. Видно, она пробежала в своих мыслях солидную дистанцию, пока я говорил.
– Хочешь стать моей постоянной женщиной? – я проникновенно посмотрел ей в глаза, крепко прижимая к груди. – Лично мне этого очень хочется…
– И ты будешь меня любить? – губы Маши касались моего подбородка.
– Буду! Обязательно буду! – пылко заверил я. И это было правдой, чувство уже начинало расцветать в моей душе.
– Ты говоришь серьезно? – взволнованно поинтересовалась секретарша. Ее дыхание было прерывистым и горячим.
– Абсолютно! А вот тебе, девочка, стоит хорошо подумать, так ли уж я тебе нужен, – отеческим тоном посоветовал я. – Дело все-таки не шуточное – связать судьбу с женатым мужиком.
Маша уткнулась головой мне в плечо и тихо произнесла:
– Я очень влюбчива, раньше так часто влюблялась… Но сейчас это чувство просто переполняет меня. Такого никогда не было…
– Ты его надлежащим образом взвесь, это чувство, – я нежно поглаживал волосики у нее на виске. – А пока… Один поцелуй!
Крепко обхватив Машу руками за талию, я впился губами в вырез ее кофточки. Затем, бережно освободив грудь из плена одежд, жадно захватил ртом бледно-розовый сосок. Секретарша с жаром целовала мою голову. Ритм ее дыхания опять нарушился.
Оторвался я с трудом и не сразу. Грудь этой милой женщины оказалась слаще меда. Только усилием воли я заставил себя отпустить ее и отойти назад.
– До свидания, солнышко! – я ласково улыбнулся и, поправив на ее груди кофточку, пошел к выходу.
– До завтра, Ванечка! – в голосе секретарши отчетливо слышались нотки радости. – До свидания, мой любимый!
Борясь с острым желанием вернуться, я вышел на улицу. С неба сыпались редкие пушинки. Воздух казался хмельным, источая слабый аромат анисовой водки.
– Сказано же мудрыми людьми: на работе не воруй и ни с кем не заводи шашни! – с укором сказал я себе, поднимая воротник куртки. – Не придется ли жалеть?
Вечером я решил на пару часов заехать к Насте. От редакции к ней добираться не очень далеко: нужно перейти проспект Ленина и у областной научной библиотеки имени Горького сесть на любой автобус, который идет в Шевченковский район города. Пятая остановка – «улица Иванова». Вот там, в одном из домов и находится гостеприимная квартирка Насти. Дома она появляется или в шестнадцать, или в двадцать часов. Рабочий график такой. Если что, Настеньку можно и подождать, ключи от ее жилища у меня, естественно, есть.
С пакетом провизии и букетом алых роз я заявился к ней как раз вовремя – она только пришла с работы.
Улыбаясь друг другу, мы принялись выкладывать продукты на кухонный стол. Настя – из своей вместительной сумки, я – из своего пакета. Розы она сразу засунула в вазу и отнесла в спальню на тумбочку. Любит заниматься любовью при цветах.
– Ты очень нерачительный, – сделала мне замечание Настя, возвратившись на кухню. – Такие розы зимой стоят целое состояние.
– Но это же для тебя! – парировал я.
– Неужели ты действительно меня любишь? – спросила она, стараясь придать голосу будничность.
– А ты сомневаешься? – ответил я вопросом на вопрос.
Настя вздохнула, посмотрела на меня долгим серьезным взглядом и призналась:
– Боюсь тебя потерять. Кроме тебя, непутевого, у меня ведь никого нет. Матери я не нужна, она равнодушна ко мне с детства. Подруги… Подруги это не то.
Я обнял ее за плечи и прижал к себе. Что-то в тоне Насти меня обеспокоило.
– Не бойся, мы не потеряем друг друга, – эти слова прозвучали твердо, как я и хотел.
Потом мы уселись за стол. Я опустился на стул, Настя – ко мне на колени. Пока она резала ветчину и сыр, я откупорил бутылку и налил себе водки. Время от времени Настя поворачивалась и целовала меня то в нос, то в щеку, то в губы. А я одной рукой обнимал
ее талию, другой – талию рюмки.
– Скажи, Ваня, я действительно тебя волную как женщина? – возобновила Настя прежнюю тему разговора.
– Ты желанна, как первый стакан! – пошутил я.
Она шлепнула меня рукой по бедру.
– Я часто тоскую по тебе, – ее голос был исполнен тихой грусти. – И часто задаю себе вопрос: почему мы не вместе?
Я только молча склонил ей голову на плечо. Но мое молчание Настю не устраивало.
– Ответь на мой вопрос.
– Ответить? Помнишь, что я тебе говорил год назад, когда мы начали встречаться?
Настя тяжело вздохнула:
– Помню, конечно. Ты сказал тогда, что полюбил меня. И что ты женат. И что ненавидишь мужиков, бросающих семьи…
– И еще я говорил, что буду относиться к тебе, как к жене. Буду регулярно приходить. Пообещал хоть одну неделю в году проводить вместе с тобой. Иногда ходить по гостям, бывать в театре или в кино. А кроме этого, я сказал…
– Подумай и реши: нужна ли тебе такая жизнь, – быстро прибавила Настя. В ее голосе не чувствовалось ни раздражения, ни сомнения, ни жалости к самой себе, в нем было нечто другое. Что – я не мог понять. – Если не нужна, то я вольна устроить свою судьбу так, как посчитаю целесообразным.
– Ты тогда решила, что мое предложение тебе подходит, – я все пытался уразуметь, зачем она завела этот разговор. Что-то, вероятно, ее мучило, не давало покоя. – Ты теперь пересмотрела свое решение?
Настя чмокнула меня в губы и начала резать хлеб. После непродолжительного молчания почти застенчиво заговорила:
– Конечно же, я не представляю свою жизнь без тебя. Просто… Понимаешь, мне тридцать два года. Я никогда не была матерью. Еще немного, совсем немного, и, считай, мой поезд ушел! Хочется ребенка, очень хочется, Ваня!
– Хочется – значит, сделаем! – эти слова, как-то сами собой слетели с моих губ.
Выпалив их, я сразу представил себя в роли отца внебрачного ребенка. Если жена узнает – куча неприятностей гарантирована. Хотя до развода дело вряд ли дойдет. Не может же быть, чтобы Аня и в мыслях не допускала, что я могу ей изменять. Эти мои постоянные отлучки, командировки, опоздания… Конечно, жена, по всей вероятности, давно подозревает, что я имею любовницу. Знала бы она, что у меня их три! Постоянных… Теперь о ребенке. Материально буду поддерживать. Если необходимо, смогу полностью содержать и малыша, и его маму. Свою фамилию дам. Настя представит меня своей матери в качестве отца ее ребенка. Та, понятно, не одобрит связь дочери с женатым мужиком, но деваться ей будет некуда. А может, матери вообще плевать, как и с кем живет дочь? Намекнула же Настя, что отношения у них прохладные.
– Солнышко, можно тебе спросить? Ты беременна? – я ласково улыбнулся и погладил ее теплую руку.
Она отбросила ладонью золотую прядь волос, упавшую на правую половину лица, повернулась ко мне и, хитровато щурясь, проникновенно посмотрела в глаза:
– А если бы я сказала «да», ты расстроился бы?
Я нежно прикоснулся губами к Настиной шее.
– Ответ был бы таким: чудесно, солнышко! Постараюсь стать хорошим отцом нашей крошке.
– И редким гостем в доме! – грустно улыбаясь, прибавила она.
– Я находил бы для вас в десять раз больше времени, чем сейчас.
Настя вздохнула и, пожав плечами, с сожалением произнесла:
– Но я не беременна…
Допив рюмку, я вырвал нож и хлеб из ее рук, затем поднял, прижал к себе и понес на тахту в гостиную.
– У меня руки грязные! – дрыгая своими великолепными ногами, она пыталась вырваться. Но я держал крепко.
– Грязные, не грязные – какая разница! – засмеялся я. – Нам нужно заняться зачатием малыша. Работаю под заказ. Вам, мадам, мальчика или девочку? Решайте!
– Ненормальный! – Настя тоже рассмеялась.
А я, положив ее на тахту, принялся осыпать поцелуями. Потом, после бурного, непродолжительного секса, у нас состоялся почти праздничный ужин. Потом опять была постель, опять объятия и поцелуи.
Когда Настя ушла в ванную и надолго там засела, я расположился на кухне, налил себе водки, закурил и углубился в размышления. Меня просто одолевали мысли о будущем Насти и ребенка, если он действительно родится. Мне хотелось все разложить по полочкам.
Настя, если разобраться, очень несчастлива. У нее нет главного, что необходимо нормальной женщине. Нет семьи. Я, хоть и бываю у нее довольно часто, все же больше гость, чем спутник жизни. Насте не о ком заботиться, не на кого растрачивать свои ласку, нежность и любовь. Это, конечно, ужасно. Когда же появится ребенок, многое в ее жизни изменится, серое существование наполнится смыслом. Со временем я поставлю жену перед фактом своего отцовства. Ане придется нелегко, но я же, в конце концов, останусь с ней и с нашими детьми. Аня помучится, покочевряжится и успокоится.