"А доброе пиво варит здешний люд", - заметил про себя Аникей Горностай.
Уезжая с государственными делами ко двору Великого князя, наместник, кроме всего прочего, возил туда речицкое пиво, - хвалили.
Примечания:
*Городни - оборонительные стены крепости; срубы из брёвен, уложенных горизонтально в несколько рядов, внутри засыпались землёй.
*Семён Полозович, державца речицкий, наместник в 1522- 1529 гг.
*Подклет - нижний этаж деревянного строения. Служил местом для хранения оружия и проч.
*Лямус - арсенал, склад оружия и боеприпасов.
*Боярин - в шестнадцатом столетии в Великом княжестве называли крепостных мастеров. Хозяин крепостного на Полесье звался князь-боярин.
*Аркебуза - ручное огнестрельное оружие, заряжалось с дула.
*Посад - центральная тесно застроенная часть города, окруженная стеной.
*Спихлеры - склады, амбары
*Мытня - таможня, пункт пропуска, взвешивания и обмера товаров. Мытники и шаферы - сборщики налогов в городскую казну. Право взимания налогов сроком на один год покупалось у городских властей.
*Важница и мерница - весовая и мерная изба. В каждом городе была своя система мер, несколько отличавшаяся от мер других городов. Привезённый товар необходимо было взвешивать на месте
*Шинок - пивная, кабачок. Шинок брали в аренду шляхтичи, евреи или зажиточные мещане.
*Судная изба - общественное здание, заменявшее в Речице городскую ратушу. Правление, архив, судопроизводство. Возможно, в XVI веке судная изба находилась не в посаде, а внутри замка. Часть деловой документации городского магистрата в XVI веке принято было хранить в доме писаря или в замке под защитой оборонительных стен.
*Сени - первое от входа помещение.
*Камора - комната.
*Светлица - большая комната. В разных постройках назначение светлицы разное.
*Корчма-аустерия - гостиница для приезжих с обеденным залом, в котором собирались горожане и временные постояльцы. В отличие от просто корчмы, в аустерии была просторная конюшня, в которой оставляли не только коней, но и экипажи.
*Броварня (бровар) - винокурня
Ярмарка
С восходней, и заходней, и полночной стороны по трём дорогам, сходившимся в место Речица, на ярмарку ехали возки и телеги, шли пешком хуторские и деревенские люди. В городе в ярмарочные дни людей прибыло в несколько раз: не было такого двора, где бы ни принимали в гости родню.
Ярмарка!
Она не помещалась уже у пристани: ряды приезжих продавцов, торгующих прямо с телег, растянулись далеко вдоль берега. Городские люди носили свой товар в руках, ставили на рогожи, а то и раскладывали прямо на земле, смахнув старым петушиным крылом, как веником, сор и помёт с облюбованного места. Речицкие ремесленники, имевшие лавку при мастерской, отворяли дверь в неё шире: пусть видит народ, как ладится у них работа, что за славные вещи выходят из умелых рук!
Для местных просолов* наступила горячая пора - большую часть привозного купеческого товара скупят они, сложат в своих лавках. И потом целый год будут подходить к ним бабы да мужики за всякой нужной человеку мелочью. И не раз заглянет к купцу то один, то другой шот* - сгребёт немало товара: наполнить свой короб, рассчитается, высыпав перед купцом горку мелких монет, которыми расплатились его покупатели: сельские люди. Раз-другой блеснёт среди тёмной мелочи пражский серебряный грош* - это какой-то сельской девушке к свадьбе понадобилось несколько локтей дорогого золотого шнура, расшить безрукавку. Или это парень-жених расплатился полновесным литовским динарием за новые кольца, да бляхи, да бубенцы - украсить конскую сбрую для свадебного выезда. Но, бывает, не сыплет шот мелочь: просит купца дать товар в долг, и оставляет ему на серой бумаге долговую расписку. Когда расплатится? Да скоро: вот-вот! Но сколько таких дел потом, случается, рассматривают ратушские, призывая человека вспомнить о долге.
На ярмарку прибыли торговые люди и перекупщики из Мозыря и Бобруйска, из Рогачёва и Могилёва, с полдня - из Любеча, Чернигова и сам-град Киева.
У больших купцов большой товар. Селитра, железо, гвозди, замки и завесы, серпы, иголки. Хорошо выделанные кожи. Ласковые меха: лисьи, волчьи, беличьи. Выставили обувь - девичью, детскую, мужскую - не простую, не для каждого: с цветными голенищами, с острыми носками. Выложили, гордясь нарядным товаром, тонкое отбеленное льняное полотно, бумазею и шерстяную тонкую итальянскую ткань.
Развесили платки и шали, чепцы, присобранные в складку спереди, с завязкой на бант сзади - такие чепцы любят носить речицкие жёнки. В коробах развалили тесьму, оборки, ленты, кружева, пуговицы. Там же, - только подходите - украшения и штучки на радость девкам: колечки и перстеньки, серьги, бусы, мониста, браслеты из цветного стекла, златотканые и вышитые пояса, зеркальца, белила, румяна и тонкой работы ларчики, чтобы было где хранить это добро. Для отдельных покупателей, по предварительному уговору, привезли писчую бумагу - сколько надо; и чернила, и особый подкрашенный воск для запечатывания государственных бумаг. А вот - дивитесь: шахматы, лекарства, стеклянные кубки и аптекарские бутыли, тонкой работы посуда. Привезли книги - напоказ и на продажу. Расхваливали дорогое оружие, на которое сходились посмотреть, полюбоваться мужчины.
Настоятелю местного католического кляштора* купцы доставили стул с высокой резной спинкой, с сиденьем, обитым красным бархатом, пару великолепных свечных подставок и затейливый, тонкой работы латунный фонарь.
Откуда ни возьмись, привалили табором цыгане, остановились за заходними воротами на горке, где разрешил городской бургомистр. Речицкие мамки поспешили припугнуть младших детей, запрещая выходить со двора, "не то украдут цыгане".
На ярмарочные дни с купцами и перекупщиками приехал батлейщик: бедный, очень молодой мужчина, а с ним дети от мала до велика, всех пять человек: три мальчика и две девчонки. Люди, смеясь, приставали к батлейщику: когда успел он, в молодые свои годы, обзавестись таким богатым приплодом, не украл ли он этих деток? Дети оказались его родными братьями и сёстрами. Отец с матерью умерли, родственников не осталось, и этот горемыка забрал сирот, стал возить с собой по литовскому краю.
Посмотреть его скрыню* на притоптанное место перед корчмой, где и остановился батлейщик (а звали его Юзеф), собралась толпа. Галдели, теснились и разглядывали семейку, вздумавшую потягаться в забавах с дерзкими и блудливыми вездесущими скоморохами*.
Задумчивый Юзеф заиграл на скрипочке. Под его локтем один из мальчиков трогал старые дребезжащие гусли. Девочка, та, что постарше, извлекла из дудки протяжные печальные звуки. Маленькая девочка - живая, быстроглазая, - вышла вперёд, став серьёзна личиком, и тоненьким голоском, правильно и без запинки выговаривая каждое слово, произнесла вступление, такое мудрое и кроткое, что оно больше походило на молитву.
Скрипочка запиликала веселее, Юзеф стал притопывать ногой в такт, потряхивать нестриженой головой, старшая девочка отложила дудку в сторону, мальчик-музыкант оставил гусли, и дети пошли колесом вокруг батлейщика.
Они кувыркались все одновременно и порознь, в рядах зрителей пронёсся было вздох беспокойства: не осрамятся ли девчонки, тоже становившиеся вверх ногами? Но нет: на старшей девочке и на малышке только вспархивали хитро сшитые юбчонки, да мелькали с оборками и кружевцами по краю, как у беленьких паненочек, штанишки. Дети подпрыгивали на одной ножке, ловко подбрасывая яблоки, крутились и показали кудесы с верёвкой, у которой сами собой расплетались узлы. Самого маленького мальчика, - румяного Юрасика с ямочками на щеках, - длинный парень Ладусь поднимал на плечи, и Юрасик, взлетев высоко, лихо выкрикивал "Гоп-гоп! Ляцеу буслiк!" А братец опять подкидывал его над собой и он продолжал: "Гоп-гоп, невялiчкi!" И снова: "Гоп-гоп! Прынёс буслiк хлопцам - штаны, дзеукам - спаднiчкi!"* Тут все артисты, бросив кувыркаться, хором задиристо закричали: "Хто шкадуе нам пенезi*, той да пекла спрытна лезе*!" И Юрась обошёл ряды развеселившихся зрителей с шапкой в руках.
Дети были яркоглазые, улыбчивые и, не в пример почти оборванному батлейщику, нарядно и чисто одеты.
Речицкие бабы умилялись, глядя на эту семейку, жалели сироток и опускали медяки им в шапку. Какой-то парень остановил малыша, сунул в руки торбочку, полную орехов. Панна Смилович вложила в ладошку мелкий серебряный полугрош. Войтова малженка* решила передать после детям гостинцев, а заодно и бедному батлейщику хоть что из одёжки. Выступление, только начавшись, сулило хороший сбор.
Юзеф открыл свой невиданный ящик батлейку. Под треньканье гуслиц батлейщик стал двигать фигурки внутри ящика. Старшие дети держали в руках дивных ангелочков на тонких верёвочках, и ангелочки подлетали к батлеечным куклам и, трепыхая золочёными, бумажными, наверное, крылышками, разлетались прочь. Это было замечательное зрелище. Люди заслушались, засмотрелись. Даже маленький Юрась, много раз видевший представление, смотрел, не мигая, в расписной ящик, в котором ходили в прямых прорезях деревянные раскрашенные фигуры.
Сначала батлейщик рассказал знакомую историю про царя Ирода, а вот когда попросили зрители нового, началось самое занятное. Сейчас куклы в ящике показывали быличку про то, как Бог собирал людей в пары.
О, ну это стоило послушать!
Люди сдвинулись теснее, молодки вскинули на руках своих деток повыше, девушки вытянули шеи и превратились в слух, а парни не зря отодвинулись за их спины: может, повезёт, удастся найти рукам удобное место на боках девушки? Нет, ну что сразу отбиваться? Для чего же тогда парням неутомимые руки, а девушкам-завлёкам такие бока?
"Давным-давно ходил Господь по земле, - начал Юзеф. - И смотрел Господь, как живут люди. Вот однажды пришёл он в славное место Речица". (Это хитро приплёл Юзеф - порадовал зрителей). Батлейка снова раскрылась: на обеих дверцах ящика люди увидели похоже нарисованную соборную Вознесенскую церковь, стоявшую рядом с корчмой в посаде, а над городом возвышался Верхний замок. Люди заволновались, стали указывать пальцем в сторону ящика, счастливо вздыхали.
"...Идёт-идёт Бог по дороге. Видит: девка молодая, красивая, жито жнёт. Да так ловко, так быстро жнёт и снопы вяжет: посмотреть приятно! "Хорошая девушка, - подумал Бог, подойду, спрошу у неё дороги". Подошёл Господь ближе, спросил, как пройти в город. Но девушка даже не разогнулась, поздоровалась с подорожником через плечо, головой мотнула в сторону и сказала: "Иди, человече, как шёл, дорога сама приведёт".
Что ж, пошёл Бог дальше. Видит, работает в поле другая красавица. Работает - не спешит. То потянется, то позевает. "Подойду и к этой девушке, - подумал Бог, - поздороваюсь". Поздоровался Господь с этой работницей, а она и рада! Пригласила его на меже присесть, стала расспрашивать: откуда идёт человек, и куда идёт. Про себя поведала, про всех городских рассказала, и когда Бог уж идти собрался, долго его не отпускала: всё ей разговоры разговаривать хотелось. А про то, что работа не сделана, девка и думать забыла. Идёт Бог дальше. Вот и Речица - великокняжеской милостью* вольный город. В первом дворе парень дрова рубит: высокий, крепкий. Бог и ему говорит: 'Здравствуй, добрый человек! Не скажешь ли ты прохожему, где найти мне Моисея, который пустит переночевать за Христа ради, и копейки с меня не возьмёт?"
Люди в толпе стали хохотать, и долго не могли успокоиться: их Моисей был мастер выставить человеку счёт так, что и, расплатившись, всё равно останешься должен корчмарю до конца жизни!
"А крепкий парень отвечает, не бросая своей работы: "Пройдёшь, добрый человек, туда-то и туда-то, вот и выйдешь прямо к корчме Моисея!". Ну, спасибо. Пошёл Бог, как ему было сказано. Видит, в другом дворе парень возок чинит. Посидит, в затылке почешет, в зубах поковыряет, а работа его ждёт. Перешагнул Господь через гнилой плетень, сказал парню: "Добрый день!", а парень рад такому гостю: рядом с собой усадил, завёл длинный разговор, табаку предложил..."
Золочёные ангелы разлетелись в ужасе.
Батлейщик и дети дружно перекрестились. Зрители млели от удовольствия и смеялись: редкие мужчины курили чёртово зелье: разве что, побывавшие в солдатах, или проходимцы - непонятных занятий люди, передвигавшиеся по дорогам края по каким-то своим делам. Чёртово зелье нельзя курить в доме, и нехорошо - во дворе. А уж предложить табак Богу - ого! Ну и выдумщик этот батлейщик!
"И тогда, - закончил Юзеф, а дети придвинулись к нему поближе, выстроив полукругом бумажных ангелов, - сказал Отец наш: "Сделаю я так: отныне собирайтесь вы в пары, и работящей девке пусть достанется ленивый хлопец, а работящий хлопец пусть берёт в жёнки ленивую девку. И будет по слову моему. А иначе разделятся люди - одни будут только процветать, а другие - только горевать! А это не по-божески". И с тех пор так повелось на всей земле".
Ну, конечно, представление понравилась. Как могло оно не понравиться - такую интересную быличку в Речице ещё не слышали.
Девочка запела стишок из псалма, и артисты, немного поиграв на своей скрипочке, дудочке и гуслицах, опять обошли зрителей, собирая мелочь.
Батлейку ходили смотреть все горожане, а дети не пропускали ни одного представления в продолжение всех ярмарочных дней.
Примечания:
*Просол (перекупень) - лавочник, перекупщик. Как правило, скупал у приезжих купцов товар и торговал им в течение года.
*Шот - коробейник. Бродячий торговец, продающий по сёлам разную мелочь.
*Пражский грош - на территории Великого княжества Литовского устойчивая денежная единица вплоть до семнадцатого века, чеканился в Праге
*Кляштор - католический монастырь.
*Скрыня (бел. "ящик") - деревянный расписной ящик, в котором двигались раскрашенные куклы.
*Скоморошество в XVI веке было настолько популярно, что деятельность скоморохов в Великом княжестве облагалась одним из самых больших налогов.
* "Летел аистёнок, летел невеличкий. Принёс аистёнок ребятам - штаны, девчонкам - юбчонки!" "Первым влезет в пекло тот, кто жалеет денег - вот!"
*Пенези - в Великом княжестве в XIV-XVI веках: деньги как платёжное средство. Второе значение: монета номиналом одна десятая, или, по другой системе, одна сороковая часть гроша.
*Малженка, малженок (стар. бел., официальное) - супруга, супруг.
* "Королевской милостью вольный город" - Речица получила статус вольного города в 1511 году при Великом князе Литовском, короле польском Жигимонте I Старом.
Наваждение
Ночью сильно шумел осенний ветер. Старые берёзы, стоявшие у двора бортника, раскачивались и скорбно лопотали, не готовые расстаться с мелкой неиссохшей ещё листвой. Время от времени, в кромешной беззвёздной тьме, в городе взлаивали собаки: видно, и им ветер навевал смутные сны.
В эту ночь Боду приснился перстень на женской руке. Перстень сделан был далеко, не в этих краях. Узор, обегавший тонкий обруч, был странно знаком и тревожил...
...Этот перстень увидел Бод, стоявший в толпе вокруг батлейки, когда златошвейка Анна Берёзкова подняла к голове, к высокой белой намитке*, каких не носили здешние женщины, красивую руку. Перстень с винно-красным лалом блеснул на безымянном пальце...
Кровь ударила в голову Боду. Красный камень, как вызов! Как объяснить, что это, как понять?
Бод посмотрел пристально вслед этой Анне, и она, конечно же, обернулась
Обернулись и две её дочки, всегда и везде следовавшие за ней по пятам.
Он глянул на девочек: на одну, на другую - похожих, как две капли воды, - целясь взглядом на детские выпуклые лбы, меж бровей. Дети отвлеклись, завозились у мамкиной юбки: принялись водить по земле новеньких глиняных коровок.