Не смешите.
— Нет.
Она идет в школу, возвращается. Стирает ладонью слезы с лица, не останавливаясь. Ноги идут, не слушаясь ее головы.
“Жить”, - шепчет мозг, но никто не может услышать этих слов.
Ступенька, еще одна.
Гребанный совет.
Девушка берет палочку в руку, отстранено рассматривает. Как же легко зависит чья-то жизнь от ее взмаха, желания. От прикосновения к древку и нежных, мягких слов. Направление на человека, и такое простое движение.
Смеется. Истерически, с иронией в голосе.
— Палочка. Больше не нужна мне, — фыркает.
Грубо, небрежно засовывает ее в карман. Умрет она - древко будет с ней. В черной могиле, погребенная в земле.
Продолжает идти. Никогда раньше Гермиона не подумала бы о таком. Никогда, но сейчас…
Все кажется настолько простым - убить себя. Жизнь твоя, и ты вправе распоряжаться ею так, как считаешь нужным. Почему же тогда это считается грехом? Ведь человек свободен в своих правах и выборе - почему же?..
Самоубийство - слабость, потеха бедных. Не в состоянии бороться и существовать. Так просто - шаг, и ты летишь с пропасти. Штрих, и кровь струится из вен. Глоток, и смертельные таблетки растворяются по крови с чистой, кристальной водой.
Громким эхом раздаются шаги по всему замку. Шаги девочки, сбившейся с толку. Потерявший главную цель - существовать, радоваться в жизни. Сбитое дыхание отражается от стен, врезаясь Гермионе в кожу. И она вскрикивает, обнимая себя руками. Пытается укрыться в больших коридорах, но не выходит - новые голоса преследуют ее. Новые, страшные и ужасные. Смертельно опасные, давящие на нервную систему.
“Уродка. Глупая уродина!”
Гермиона останавливается, сильнее впиваясь ногтями в кожу. Голос пропитан злобой и яростью. Такой, что становится страшно и неуютно.
“Грязнокровка. Грязнокровка-Грейнджер”
Девушка вскрикивает, отшатываясь от двери, ведущей в какой-то класс. Голос становится настойчивее и грубее.
“Неприятно стоять с тобой, Грейнджер”
Звучит, будто обладатель стоит за спиной.
Крик, стон. Но никого рядом нет, она одна. Одна во всём Хогвартсе и Малфоя около нее нет. Но девушка могла поклясться, что это твердое шипение принадлежало именно ему. Давящее на голову, сжимающее тело в узелок.
— Драко?..
Но вместо его ответа, она снова слышит. Этот ужасный рев, который гремит на всю школу: “В смерти отца виновата ты!”.
Кидаясь на пол, Гермиона закрывает уши руками. Орет, просит о помощи. Бьет кулаками по полу, раздирая раны до крови.
— Ненавижу!
Но внутренний голосок продолжает нашептывать. Уже тихо, настолько, что мурашки бегают по коже.
“Ты его убила. Ты…”
— Нет!
Резко поднимается, порвав юбку. Начинает бежать вверх по ступенькам, несясь подальше от этого места, этих картин.
Сумасшедшая, растерянная. Убитая горем и страданиями. Гермиона Грейнджер.
- Нет!
И опять падает, расшибая колени. Оставляя открытую рану.
Ничего больше не имеет значения, кроме внутренней боли. Кроме открытой дыры, которую она не смогла заполнить до сих пор. Не хотела, не могла, не старалась. И теперь страдала.
Она - убийца своего отца. Она - ходячее несчастье, разрушающее все на своем пути. Она - ничтожество, ничего не замечавшее, кроме своих пресловутых книжек и пергаментов. Она та, о которую всю жизнь вытирали ноги такие ублюдки, как Малфой. Просто всезнайка, до которой никому не было бы дела, не будь Гермиона подружкой Поттера.
Промахивается и летит назад, вниз по длинной лестнице. Лежит на полу и плачет - горькими, большими слезами. Больше нет сил, ни на что нет.
Сумрак охватывает замок, напоминая: близится вечер, поторопись. Девушка лежала бы так целую вечность, наконец найдя способ забытья, но адреналин толкал ее дальше.
“Иди, иди, иди”.
И она шла дальше, волоча ватные, тяжелые ноги. Сама не понимая, куда идет и зачем. Просто неслась мимо удивленных учеников, закрыв лицо руками.
Смех, радость и веселые разговоры. Гермиона готова была ударить всех их, лишь бы не слышать этих визгливых криков. Не сейчас. Вам не позволено быть счастливыми. Не в эти времена, не в этот день.
Девушка остановилась посреди лестничной площадки, ведущей на Астрономическую башню. Грудь тяжело вздымалась. Усиливающий ветер плетьми хлестал по незажившему телу. Это могло бы вызвать боль, не будь ее решимость настолько сильна. Не будь кровь такой быстрой и нарастающей. Не билось бы сердце так учащенно. Так, что раз, и замрет от усердия.
“Сейчас или никогда”.
Глупые, бессмысленные слова сейчас. Простые, непонятные обычным людям. Непонятные для тех, кто сидит сейчас дома и пьет чашку чая, смотрит в окно или делает уроки. Не понятны для тех, кто знает, что такое радость.
“Сейчас или…”.
С каждым выдохом из нее будто выходили остатки здравого смысла. Ничего больше не имело право жить.
Вытекала жизнь. Легкими парами воздуха, бесконечным потоком слез. Всхлипами, раздирающими горло.
— Я так больше не могу! — прошептала она жалобно, отчаянно, как будто бы сдалась, сломалась.
Гермиона знала, что может сломать чью-то жизнь своим уходом, так же, как недуг отца сломал ее.
Дрожит всем телом, рыдает. Захлебывается в своих страданиях, ощущая невероятной тяжести груз за спиной. Медленно подходит к ограде, опираясь руками об нее. Холод, который заставляет кровь остановиться, пробирается сквозь одежду, заполняя голову. Чем? Страхом, безумством и ненавистью к себе.
Дрянь.
Длинными пальцами обхватывает поручень - крепко. Так, что другому человеку не разжать. Приподнимает себя, приседая на выступ. Не с первого раза, нет. Колени подкашиваются, что еще секунда, и Гермиона упала бы на пол, уже не в силах подняться. И это было бы лучшим действием за вечер. Остаться живой, спасенной. Но более никогда не счастливой.
Зачем мы приходим на этот свет? Чтобы быть здоровыми, любимыми, любящими, честными и открытыми - счастливыми. Бывает, человек вдруг теряет все это и понимает, что жизнь больше не имеет смысла. Что у него не осталось никаких целей. Что все - бесконечно и бессмысленно. Почему же тогда прощание с собой - грех?
Сильно прижимается к столбу, становясь на ноги. Одно неправильное движение, и девушка полетит вниз, не успев и моргнуть.
Холодный поток воздуха развевал ее юбку и рубашку. Волосы попадали в мокрое лицо, которое безнадежно смотрело вдаль - туда, в нескончаемые леса. Как бы Гермионе хотелось побежать, скрыться там. И больше никогда не показываться людям - стать дикой. Но было уже поздно, слишком поздно.
Грейнджер всегда думала, что в смерти есть что-то величественное, что-то неприкосновенно-убийственное. Но это не так. Твои мозги просто вытекут на асфальт, а потом тебя засунут в деревянный ящик. Никакого романтизма в гибели нет.
Гермиона наклонилась еще больше - теперь ее туловище нависало над землей. Она ожидала почувствовать животный страх, желание изменить решение…
Снова ничего. Снова пустота, гноящаяся в ее голове. Такая опасная и всепоглощающая.
Мерлин, как же она устала от этого “ничего”, как же она устала от бесконечной череды мгновений, черных и белых полос, любви, злости, боли, чужого счастья… Она устала жить.
Девушка смотрит на землю - далекую отсюда, манящую. И тут же появляется фобия - сильнейшая боязнь высоты.
- Господи…
Голос дрожащий, не слышный никому, кроме нее. Хриплый, сдавленный.
- Господи… прости…
Белый снег ровно лежит на листьях, которые еще не успел сдуть ветер. Рябь проходит по озеру, создавая красивый звук. Но он не в силах перекричать вопли птиц, которые чуют гибель. Гибель ученицы.
Гермиона стоит, кричит. Вместе с животными, рыдая.
Нет смысла жить, нет.
“Давай же!”
— Прощайте, — прошептали ее губы, прежде чем девушка отпустила онемевшие пальцы, чувствуя, как ветер ласкает ее лицо. Это был конец.
Руки дрожали - чаще, чем обычно. Колени тряслись - быстрее, чем привычно. А сердце замерло, словно чувствуя, что это - последний день жизни, мучительно долгой и ужасной.
Голова отключается, а душа вылетает из ее тела.
Самоубийство - грех. Непростительный, смертельный. Полет в пустоту и перемещение в другой свет.
Шаг.
Руки отпускают поручень. И, прежде чем почувствовать свободу под ногами, в мыслях появляется всего одно короткое слово - жить.
“But everything looks better, when the sun goes down
Но теперь всё кажется красивее, когда солнце опускается за горизонт
I had everything, opportunities for eternity and I
У меня было всё, возможность жить вечно.
could belong to the night
И я могла принадлежать ночи”
Комментарий к
Приветствуется критика в любой форме. Оставляйте, пожалуйста, комментарии.
========== Часть 14 ==========
Холодный, выпускающий ядовитый пар ветер опускает девушку вниз - в дальнюю пустоту, на приближающуюся землю. Сердце замирает, а глаза закрываются, тяжелый хрип вырывается из груди.
Холодная рука резким движением обхватывает запястье и тянет тело на себя. Но девушка уже почти ступила в неизвестность и теперь чуть ли не свисала с веранды вниз. Одной рукой она схватилась за спасителя, а другой мертвой хваткой вцепилась в перила. Ноги раскачивались внизу, и Гермиона отрывисто кричала, цепляясь за выступы. Человек упорно пытался спасти старосту, вытягивая ее к себе. Девушка неистово заорала, когда сильный парень полностью вытянул гриффиндорку, подтянув на руках. Они вместе завалились на холодный пол, охнув.
— Дура?!
Эмоции снежным комом налетели на девушку, и она еле держалась, чтобы не расплакаться. Вроде бы, с одной стороны, Гермиона рада — последняя мысль в ее голове была о спасении и возможности жить. Где-то внутри она, всё же, поняла, что это решение было глупым, необдуманным и аморальным. Никогда нельзя убивать себя и идти против Бога. Обстоятельства не должны выходить из-под контроля и доходить до такой ситуации! К тому же, инстинкты самовыживания дали о себе знать, и накативший адреналин отдавал легкой радостью внутри. Но, с другой стороны, вся тоска, печаль и усталость не покинули Грейнджер, а только глубже поселились в ее голове. Наверное, ничто теперь не смогло бы выгнать оттуда эти мысли. Ни под каким предлогом и никогда.
— Дура!
Холодный ветер хлестал одежду на девушке, ударяя по ногам и телу. Гермиона лежала на полу, рассматривая узоры, вырезанные на потолке школы. Они сплетались, расходились и бежали по сводам дальше. Можно было часами вот так просто лежать и смотреть на красивые линии, не думая о проблемах. Маленькие снежинки опадали на двух людей, тяжело дышавших под темным небом. Тучи сходились, выпуская снег на улицу. Странное явление — на дворе стояла осень, пусть и не раняя, а признаки зимы уже напоминали о себе. Вот подождите немного, и я прийду, оглянуться не успеете. Холодная, белая и красивая.
Маленький луч радости испарился куда-то за исчезнувшим солнцем. Нахлынувшее счастье внезапно пропало, сменяемое убийственным гневом. Девушку словно окатило ледяной водой, и теперь ей приходилось стоять раздетой при температуре -20 С.
Гермиона подскочила на месте, яростно сверля спасителя глазами. Что это за мода такая — лезть в чужие жизни? Залазить и еще самовольно решать в них что-либо? Разве девушка кого-то просила помочь ей? Решить судьбу гриффиндорки за нее? Ей нужно было скоротать эти дни, чтобы больше не испытывать мучений. Она так много пережила, что простое закрытие глаз, и остановка сердца — были бы лучшим подарком к Новому году. Почему в таком простом, никого не удручающим желании Грейнджер не получила свободы? Не смогла сделать роковой шаг и улететь в бездну? Расправить длинные крылья и полететь, ударяясь о твердую землю?
Наказание. Вечное пожизненное наказание. За все грехи и поступки. Делай, Гермиона, что хочешь, но ты будешь жить долго, бесконечно. Так долго, что вся радость, которая еще могла оставаться в тебе, выветрится навсегда. Будет ли счастье в годах, что потеряли счет? В днях, перерастающих в столетия и века?
— Это твое хобби? — девушка снова легла на спину, переводя взор на темное небо. Пахло сыростью, предвещающей начало дождя.
— Что? — спросил Ленни, находившийся по левую сторону от нее.
Вид у когтевранца был потрепанным: рубашка порвана от приложенных усилий, штаны грязные, а волосы растрепанные. Лицо искажала злая гримаса: в глазах бегал красный огонек, а губы были плотно сжатыми. Руки, сжатые в кулаках, дрожали от негодования. Слишком неопрятно для данного факультета. Слишком некрасиво и ужасно.
— Ты сделал это специально? Спас меня? Да? — с напором спрашивала Гермиона, хотя уже утратила интерес к беседе. Ее больше волновало тусклое небо и крики птиц. Они предвещали что-то страшное, то, что не дано понять человеку. Страшное и опасное.
— То есть, ты не благодарна, что я уберег твою жизнь? — обиженно, как семилетний ребенок, воскликнул Страцкий, поднимаясь в сидячие положение. Его рубаха развевалась на ветру, ударяя по груди сильными ударами. — Нет?
Он не мог отойти от увиденного: Гермиона — Гермиона Грейнджер! — хотела убить себя. Сама, без особой на то причины. И это случилось бы, не заметь парень гриффиндорку около класса, где он находился, потому что забыл учебник травологии.
Вероятнее всего, это произошло бы — самоубийство отчаянной старосты. И уже никто не смог бы помочь ей — вылечить, вернуть время вспять. Гермиона была бы мертва, и больше никто в этом мире не смог бы заметить блеск в ее глазах, улыбку тонких губ и худых рук, державших учебники.
Животные продолжали выкрикивать тяжелые тирады, разнося их по лесу, вдоль озера и гор. Рябь больше не была спокойной, разгоняя льдинки по воде — в одну сторону и во вторую.
— Благодарна? — девушка усмехается, стирая пот со лба. Выдыхает, смотря, как струйка пара летит по воздуху. — Ленни, за что? Я хотела этого и не нуждалась в твоей помощи, — равнодушно говорит Гермиона.
Но это была ложь. Непроглядная и такая детская. На самом-то деле, сейчас, лежа около парня, гриффиндорка была готова простить Страцкому все: драку, предательство, рассказ о ее проблемах при всех. Только потому, что когтевранец спас ее жизнь. Да, Грейнджер действительно думала о том, чтобы отправиться на небеса, но разве люди не делают неверных шагов? Не оступаются, не теряют равновесие? Конечно же, так происходит. Потому что ошибки свойственны любому существу на земле. И Гермиона не исключение в этом случае.
— Знаешь, моя мать когда-то тоже решила, что пора закончить ее длинную жизнь. Она накупила себе таблеток и собралась выпить все залпом. Не знаю, зачем матери понадобилось делать это, и она никогда не рассказывала мне о причинах. Так вот, когда эта несносная женщина запихнула в себя десятую таблетку, стоя на крыше высотного здания, к ней прибежал охранник того самого сооружения. Он стал просить не делать этого, на что моя мать возмущалась и просила, чтобы он не лез не в свое дело. Но мужчина был отважным и какими-то доводами убедил мать, что стоит родить детей, понянчить внуков, прожить долгую и счастливую жизнь. И только тогда можно со спокойной душой отправляться на покой.
Ленни вздохнул, переводя взор на девушку. Его немного попустило, потому что он понял - угрозами, криками и истериками ничего путного от Гермионы не добьешься. И только сможешь расположить ее не в правильный путь - а ему так хотелось узнать, почему Грейнджер сделала такой ответственный шаг. Шаг в пропасть.
— Ленни, это история не располагает меня к тебе, уж извини, — ответила девушка, поднимаясь на ноги.
Длинные волосы развевались на ветру, закрывая лицо, попадая в рот и глаза. Гермиона стояла, разглядывая парня. Ей было так хорошо, так спокойно. Весь адреналин и неуловимое чувство убить себя улетучились, и Грейнджер улыбалась. Она жива, и это самое главное. Пока что девушку не волновало ничего, потому что тот короткий миг — раз, и твоя история окончена у ворот школы — очень сильно подействовал на ее сознание. То мгновение, когда ты думаешь, что видишь небо, птиц и лес в последний раз, невероятно короткое. И ты уже проклинаешь весь свет за то, что решился на такое. За то, что твоя нога ступила в воздух, и больше ничего не может удержать тебя на скользком поручне. Секунда — и ты летишь, как птица. Только без крыльев.