— Я не закончил, — подскочил парень, словно боясь, что девушка может уйти в любую минуту, и он потеряет восстановленную нить общения. Когда Грейнджер не кричит на него, когда не бросает яростные взгляды в его сторону, проходя мимо. Когда не делает вид, что никакого Ленни не существует на этой планете. — Моя мать сначала была очень зла на того человека, что спас ее жизнь. Потому что он повез ее в больницу, и ей пришлось проходить лечение у психиатра, лежать под капельницами, очищая желудок. Но, в конце концов, она сказала ему “Спасибо”. Потому что жизнь — очень тонкая грань, и ты иногда не понимаешь, что переходишь ее. Что делаешь неверные поступки. И, порой, окружающим лучше знать. Поэтому я считаю, что, пусть не сейчас, но когда-нибудь ты скажешь мне это маленькое словечко, потому что именно я оказался рядом с тобой и спас тебя.
Девушка молчала, засунув руки поглубже в карманы. Беспощадный мороз бил по щекам, ударял в лицо, хлестал по оголенным ногам. Но Гермиона лишь стояла и смотрела в бездонные голубые глаза парня. В его уже спокойный взгляд, в котором читалась надежда на то, что все будет, как прежде. Что они снова смогут общаться и стать, если не парнем с девушкой, то хотя бы друзьями. Грейнджер почти видела, как с его губ слетает: “Прости”. Она стояла, ожидая этого слова, потому что отчетливо видела, как парень виновато оглядывает ее. Они оба понимали, что думает другой, но продолжали стоять в тишине, слушая крики птиц. Она ждала, а он — просчитывал последующие слова и фразы, боясь ошибиться снова.
— И, знаешь, кем оказался тот мужчина?
— Нет.
— Это был мой отец.
История, рассказанная с намеком. Спасение, сделанное с намеком. Взгляд, смотрящий с намеком. Он весь состоял из загадки, которую можно было бы разгадывать вечно, было бы у гриффиндорки на то время. Было бы у нее хоть малейшее желание продолжать с ним общение. Но Гермиона прекрасно помнила его проступок и не собиралась прощать. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Даже после спасения.
Ленни — странный человек. Вначале он помогает, и ты бежишь в его раскрытые объятия, которыми он потом и душит тебя. Он дарит тебе внимание, и ты веришь, поддаваясь внутренним позывам, а затем когтерванец ими же и губит тебя. Страцкий играл другими, сам того не понимая. Протянутая рука помощи оказывается ножом в твоей спине. Нельзя доверять таким людям. Они уничтожают других, не замечая этого. Эти люди действительно верят, что все совершенные ими деяния идут на благо окружающим, одурманенные своими “добрыми поступками”. Увидь они себя со стороны, быть может, задумались бы, но никогда не смогут сделать подобного. И Ленни принадлежал к их числу, зная, что такое долг и как его следует выплачивать. В его голове навсегда засели случаи помощи Гермионе, и он всю жизнь будет хвалить себя за это, думая о том, как гриффиндорке следовало бы обожать парня после таких мужественных действий.
Грейнджер видела, читала. Этот созревающий план в его мыслях - заполучить доверие девушки, а затем снова воспользоваться им. Снова растоптать ее при окружающих, действительно не понимая, что он делает. Она уже ошиблась в нем однажды и не хотела наступить на эти грабли повторно. Но что-то умоляющее в его взгляде, доброе в словах покушало ее сделать маленький шаг по направлению к этим самым граблям. Словно Ленни создавал невидимые чары сожаления по отношению к нему, манящие с огромной силой. Создающие зов, который проникал в ее голову.
Не купись на это второй раз, Гермиона.
— Я жду.
— Чего?
Легкий смешок и нервное постукивание пальцев по другой руке. Просящий о чем-то взор и тяжелое дыхание. Учащенное сердцебиение и умеренный пульс.
— Благодарности.
— Мы крутимся на одном месте. Тебе не кажется, Ленни?
Девушка сурово оглядывала его лицо, постоянно возвращаясь к его глазам. Если бы он только мог сделать правильное движение - Гермиона бы повелась на это, позабыв о старых обидах и ненависти. Но Страцкий наотрез отказывался понимать ее, зацепившись за какую-то свою ниточку. Веревочку, которая вела его к обрыву. К месту, где никакой гриффиндорки не будет, и лишь злость девушки останется с ним. Злость и ярость.
— А как с тобой можно по-другому?
— Как со мной можно по-другому? — Девушка открыто улыбается, сдерживаясь, чтобы не залиться хохотом. Какой же Ленни смешной — знал бы парень, как тяжело ей с ним. — Разве я предала тебя? Разве я рассказала всем твои секреты? Разве я такая мразь? — говорила она, медленно надвигаясь на когтевранца. С такими безжалостными, грубыми нотками. Научилась у хорошего учителя скрывать свои эмоции. — Знаешь, мне кажется, что сейчас ты должен сказать: “Нет, Гермиона. Этим человеком был я”. А?
Она остановилась, когда расстояние между ними значительно уменьшилось. Оставалась всего пара сантиметров, когда Гермиона замерла. Она снизу смотрела на Страцого, пожирая его карими глазами. Ее губы скривились, а лицо перекосилось от отвращения. Знал бы он, как сильно девушка его ненавидела. Как не могла терпеть его и чувствовать запах парня. Пахло свежим чаем с клубникой. Гораздо хуже запаха Драко.
— Пусть так. Но разве людям не положено оступаться? Я такой же человек, как и остальные.
— Остальные так не поступают, — отрицательно качает головой девушка. Нет, она не просит его, не опустится так низко.
— Дай мне второй шанс, я исправлюсь. Я клянусь тебе!
Гермиона сглатывает, поджимая губы. Взгляд смягчается, и она будто уменьшается в росте, убирая руки с груди. Она внимательно смотрит в голубые глаза, пытаясь понять — действительно ли Страцкий раскаивается? Или это новый обман, ложь? Выдуманная честность и невинность? Девушка раскрывает рот, чтобы согласиться, но парень внезапно перебивает ее:
— Я стану лучше, чем Драко.
Она отступает. Оступается, спотыкается. Чуть ли не падает, теряя равновесие. Идет спиной к перилам, чтобы схватиться руками за них.
Снова. Ленни не исправился. Он повторяет свою ошибку вновь — пытаясь показать, что он лучше кого-то. Пытается опустить другого человека, чтобы подняться в ее глазах. Но не хочет изменить себя. Не хочет и даже не думает об этом.
— Ты не лучше Драко, Ленни. Ты хуже. Был, есть и будешь, — с накатившейся злостью роняет девушка, проводя дрожащими пальцами по холодной стене. — Ты — ничто, ясно? Для меня ничто. — Закутываясь в свою рубашку, девушка движется по направлению к удивленному когтевранцу, но проходит мимо, сбегая к выходу. Она не хотела ни видеть его, ни слышать, ни ощущать запах свежего чая. Ничего, связанного с этим человеком.
— Стой! — рассерженно кричит парень, хватая Гермиону за запястье. Он разворачивает ее к себе, притягивая сильными руками.
— Отпусти, — она зло бьет его в грудь ладонью, пытаясь вывернуть запястье, но когтевранец лишь сильнее сжимает его. Он настолько сильный, что девушке в жизни не удалось бы вырваться из этого боксерского хвата. — Отпусти, немедленно!
— Никуда я тебя не отпущу, пока не ответишь мне, — громко шикнул Ленни, прислоняя ее к стене. Сцепив обе руки над ее головой, он говорил прямо в ее рот, и это ужасно злило девушку. Она отворачивалась, надеясь, что ветер подует на волосы, которое закроет ее лицо от этого парня. Но он, как назло, закончился — только грозовые тучи сходились всё сильнее.
— И что ты хочешь от меня? — быстро, словно куда-то спешила, поинтересовалась Гермиона. Хотя, что это я? Ее совершенно не интересовал Страцкий — она хотела поскорее убраться от него.
— Чем же я хуже Драко? — грубо спросил он.
— Я не собираюсь отве…
— Чем я хуже Драко? — громче произнес парень.
— Я же сказала…
— Чем я хуже его? — строго повторил Ленни.
— Не буду я…
— Чем?! — сорвавшись на крик, задал вопрос Страцкий. Словно в бреду повторяя: — Чем я хуже его? Чем я хуже Драко? Чем?
Девушка смотрела в противоположную стену. Грудь быстро поднималась и опускалась из-за ускоренного дыхания. Проблески страха прокрадывались в ее сознание.
— Чем я хуже?! Отвечай! ЧЕМ Я ХУЖЕ?!
— Тем! — не выдержала Гермиона, посмотрев ему прямо в глаза. — Ты такая мразь, Ленни! Драко не скрывает своей ненависти! Всегда понятно, что доверять ему нельзя! Всегда знаешь, что можно ожидать от такого человека. А ты, ты — крыса! Понятно? Тебе доверяешь, а ты, как последняя сволочь, выдаешь все! Ты не видишь грани! Ты думаешь, что тебе все позволено, Ленни. Но это не так, далеко не так. И я не собираюсь давать тебе второго шанса, потому что такие, как ты, не меняются. Такие, как ты, так и остаются по жизни безмозглыми крысами!
Она тяжело дышала, выплевывая слова в замершее лицо. Оно не выражало ничего, кроме лютой ярости, которая навалилась на парня. Недобрые огоньки мерцали в его глазах, которые словно кровью наливались. Страцкий, не ожидавший подобного ответа, расцепил руки, отшатнувшись назад. Воспользовавшись моментом, Гермиона отталкивает когтевранца назад, выбегая вперед. Быстрыми шагами пересекает пространство, почти вылетая на ступеньки. Девушка думает о том, что больше не поведется на его провокации, но ошибается.
— Разве ты не понимаешь? Он же использует тебя для своих целей! Я знаю таких людей! Знаю их замыслы.
Давит. Сильно, в больную точку. Думает, что этими фразами причинит ей вред. Специально, зная, что говорит.
— Не понаслышке знаешь? — девушка выходит из-за стены, уже сжимая палочку в руке. — Сам такой, поэтому и говоришь?
— Ну нет же! — ударив кулаком по стене от бессилия, прошипел Ленни. — Почему ты все прощаешь этому Малфою, чем он так услужил? Он использует тебя — пф, да ладно, почему бы не сделать вид, что этого не произошло? Он чуть ли не изнасиловал тебя — пф, закроем глаза на это. Он лезет к тебе, а затем бросает — почему бы?..
— Закрой свой рот! — крикнула девушка, начиная задыхаться холодным воздухом. Глаза защипало, и Гермиона быстро заморгала ресницами.
Ленни говорил правду — девушка ощущала это своим нутром. Точно осознавала достоверность его слов. Сказанных от злости, от невероятного желания разлучить Гермиону с Драко всеми силами. Собственник. Страцкий был тяжелым, в душе больным, собственником.
— А-а-а, — с ухмылкой протянул он. — Больную тему затронул, да?
— Я же сказала, чтобы ты закрыл свой поганый…
— И, что самое интересное, он не делает ничего хорошего, верно? Не извиняется, не просит прощения. Не спасает тебя, не находится все время около тебя, зная в каком ты состоянии. Ему наплевать, но ты прощаешь. А я, как белка в колесе, бегаю вокруг тебя, почти вымаливая хоть один добрый взгляд в мою сторону. Так что же, наверное, мне стоит обижать тебя, бить и не пытаться извиниться? Стоит оставаться равнодушным и унижать при моих друзьях? Тогда ты обратишь на меня внимание и соизволишь поговорить в нормальном тоне? Да? Выражение “Чем меньше женщину мы любим, тем больше любит она нас” про тебя? Гермиона?
Девушка держалась за стену, сжимая губы. Она пыталась сдерживать себя, но не могла. Холодные слезы уже текли по осунувшимся щекам, моментально замерзая от холода. Дождь, который пошел внезапно и очень быстро, падал тяжелыми каплями на тело девушки, клоня ее вниз, молотом ударяя по голове. Она еле стояла на ногах. Вся радость давно уже пропала. Наверное, ее унес ветер, а в замен — в замен он принес боль, пот, слезы и воспоминания об отце.
— Так что же? Я не прав, мисс самая умная девушка школы?
— Не желаю слышать тебя больше, — холодно отчеканила она, отворачиваясь спиной. Девушка сделала пару шагов, намереваясь уйти. Но кто-то более сильный решил, что так дело не пойдет.
— Инкарцеро, — равнодушно произнёс парень, направляя палочку на худое тело.
Гермиона закричала, когда тяжелые веревки обвились вокруг нее. Она моментально зашаталась и повалилась наземь. Ударившись коленом и плечом, девушка застонала от боли, закрыв глаза. Искры посыпались перед ее взором, делая голову ватной. Пытаясь сообразить хоть что-то, Грейнджер медленно поднимает палочку, надеясь вспомнить нужное заклинание. Но стоящий над ней, как гора, Ленни через секунду держит древко в своей руке, злобно ухмыляясь.
— Я хуже? Пусть так. Если я настолько ужасен, тогда буду поступать подобающе в следующий раз, — оскал, яростный взор. Смотрел, как хищник смотрит на добычу. Наставлял свое древко, как охотник наставляет нож. Думал, как гений думает над тяжелой задачей. Размышлял. — Если бы я так не любил тебя, Гермиона, то уже убил бы, — тихо, почти неслышно.
Бросает палочку ей в лицо и уходит. Обвиваясь своей мантией, душась ею. Почти умирая в смертельных тисках. Смертельных тисках обвиняющего взгляда Гермионы.
***
Драко крепко сжимал бокал, доверху наполненный огневиски. Слезы давно были выплаканы — еще в тот миг, когда адская боль растеклась по его телу, превращая в Пожирателя смерти.
Теперь он вновь остался наедине с самим с собой, рассуждая: поступил ли он правильно или же совершил ошибку. А впрочем, какая разница? Будто бы у него был выбор.
В Малфое было столько злости, столько обиды. Что он такой жалкий, такой беспомощный. Маленький ребенок, из которого вьют длинные ниточки.
На кого же была направлена обида?
Да он и сам толком не понимал. Это просто было.
Его пальцы все сильнее сжимали стекло, которое в один миг с треском лопнуло, разлетаясь по всей комнате.
Драко хотелось крушить все вокруг, уничтожая помещение. Убрать эти мысли, убрать пронзительно-черную татуировку с руки. Это тупое чувство вины… Ведь это он был убийцей той грязнокровки. Пусть парень не знал, что, выпив из чаши, лишит ее жизни, но догадывался. И это было так чертовски больно.
Все в Малфое буквально кипело. Он один из них. Господи!
Он один из них.
Он один из тех людей, которыми пугают ребятишек ночью. Имя которых боятся произносить. На которых говорят: “Страшные, страшные люди”. Которых стремятся уничтожить, дабы оставить свет в безопасности.
Драко теперь вечная слуга Волан-де-Морта, и это нельзя изменить.
- ЧЕРТ! - заорал он, ударив рукой по дивану, чувствуя, как довольно большой осколок вонзается в руку, из которой теперь ручьем текла красная жидкость. Такая же алая, соленая кровь, как и у всех. Ничем не отличавшаяся от крови той девушки, что погибла днем. Просто кровь, а сколько она значит для его семьи, для Темного Лорда, для него самого.
Любое проявление человечности в мире Малфоя было недопустимым. А он всегда был слишком человечным. Слишком трусливым, скользким… Да ни для кого в Хогвартсе не было секретом то, что Драко Малфой являлся самым настоящим трусом. Конечно, сейчас он научился подавлять в себе эти качества, оставляя только холод, но храбрецом ему никогда не стать. Парень был лишь ребенком, на чью долю выпало слишком много всего плохого.
Но он ведь нашел в себе мужество принять метку, он поборол страх перед такой судьбой.
А поборол ли?
Ответ был ясен — нет. Это давящее чувство ни на секунду не улетучивалось, также, как и мысли о его возможных жертвах.
Было страшно, до коликов в животе страшно. Теперь уже ничего не изменить, черная метка навсегда въелась в его кожу. Такое ненавистное для Малфоя навсегда.
Теперь это каждую секунду будет с ним — незримое присутствие Лорда Волан-де-Морта. Человека (если его можно так назвать), который отнимал у людей все, самого жестокого и темного мага на земле.
Это было разумно — быть на стороне сильнейшего. Ведь рано или поздно объединившийся силы Тома Редла победят Гарри Поттера и подчинят весь магический мир себе. Но, с другой стороны, жертвовать своим сердцем ради этого? Убивать едва знакомых людей ради этого?
Да, Драко готовился к подобному еще с пеленок, но будучи юношей, который отвечал за свою судьбу, парень понимал, что не подходит для этой роли.
Насколько омерзительно было признавать самому себе, что он недостаточно хладнокровен. Ведь это, мать его, так! Слишком мягкий мальчик, который всю свою недолгую жизнь рос в тени отца. А сейчас… сейчас уже Люциус выходил “в свет” благодаря своему сыну. Ведь таким тщеславным людям, как он сам и его семья, всегда надо оставаться на верхушке. Даже если они падают в пропасть, то быстро из нее выбираются. ДОЛЖНЫ ВЫБИРАТЬСЯ.