Он схватился руками за голову, не переставая освещать дорогу своей сверкающей улыбкой. А затем — слишком стремительно — подлетел и коснулся влажными губами ее рта. И так нежно провел рукой по лицу, наклоняя ее тело вниз. Придерживая, при этом делая с ней все, что хотел.
А она мертво стояла, чувствуя, как ее клонят вниз, держа за талию, как в типичных мелодрамах. Чувствуя не родной вкус на губах. Чувствуя эту-не-ту руку на куртке. Этот запах одеколона, который врезался в нос.
И вообще. Это же был не Драко. Тогда какого?..
Какого лешего?!
И вдруг удар по плечу. Так резко, что руки, болтавшиеся до этого по воздуху, с силой хватают Ленни за спину, чтобы не упасть. И он дергает ее на место, отрываясь.
Она изумленно смотрит на него, опустив взгляд на слегка красные губы от ее помады. На довольные глаза и легкую улыбку.
Черт. Она же только стала хорошо к тебе относиться.
— Кто это был? — тяжело дыша, спрашивает он, всматриваясь куда-то за ее спину.
И до нее сразу же доходит, как только глаза видят темную фигуру, скрывающуюся за снежинками. И паром, закрывавшим его платиновые волосы.
— Черт…
— М? Что? — Ленни настороженно смотрит на нее.
— Ничего. Эм, Ленни, — она нетерпеливо отталкивает его от себя. — Договорим завтра.
— Но…
И она бежит следом. Спотыкаясь о сугробы, камни и бугры. Не видя ничего из-за волос, которые лезли в глаза.
— Гермиона!
И она продолжала идти, чувствуя, как кровь приливает к голове. Не думая ни о чем, кроме того, что Драко шел впереди.
Просто подожди. Остановись хоть на секунду.
— Герм!
— Потом! — орет она в ответ, не оборачиваясь к Ленни.
Да пошел ты!
Идти на бал — одно, а все эти поцелуи.
Да пошел нахрен!
Ветер дул ей в лицо, отталкивая назад. Заставляя падать в снег и чуть ли не кричать от боли, когда в колени врезались палки.
— Драко! — кричит она.
И фигура, которая мерцала вдали, даже не останавливается. Продолжает туманом покачиваться.
— Прошу тебя! Остановись!
И он замирает. Оборачивается.
И девушка поднимается, хватаясь руками за ближайшее дерево. Быстрым шагом идя к нему, не обращая внимания на дырки в колготках, замерзшие и промокшие ноги. На зубы, которые стучали друг о друга. И сердце, которое почти выпрыгивало из груди.
— Драко…
Она приближается к нему. И в страхе смотрит на двое сжатых пальцев, в которых виднеется сигарета.
Он молча заносит ее, вдыхает дым и отправляет его в воздух, почти скрываясь за туманом.
— Драко, ты что делаешь?
— Тебя ебет?
Вновь подносит тонкую “веточку” смерти. И вдыхает почти с блаженством.
— Зачем ты это делаешь?
— Ты морали мне читать будешь? Иди к своему дружку.
— Ты куришь?
Ее рука сильно хватает за его запястье, почти вырывая белую сигарету, которая дымилась. А взгляд в стопоре уперся в раскрытую ладонь, на которой под порывами ветра колыхалась трубочка.
— А тебе какое дело?
Он с ожесточением ударяет ее пальцы, и сигарета с большой скоростью летит вниз, зарываясь в снег. И, не посмотрев на ее удивленное лицо, закрылся в мантии, как летучая мышь. И попытался скрыться в метели, пока тяжелая рука вновь с силой сжала его плечо.
— Драко! Ты теперь все время мне так отвечать будешь?
Смешок. Уголки губ влезают вверх.
— Какая тебе разница, что я делаю, Грейнджер?
Фырканье.
И он презрительно убирает ее руку, вновь отряхивая грязь с куртки.
— А то ты не знаешь!
Она уже злится. И быстрым взглядом окидывает его одежду, будто из кармана должна торчать упаковка с сигаретами. Или что-то, что могло бы действительно подтвердить его новое “увлечение”.
— Знаешь что, — он с яростью шипит, — пускай тебя Страцкий твой волнует! Уебок конченный!
— Не надо кидаться на людей с оскорбления, не зная их!
— Даже так? Защищаешь его уже? — он гневно покосился назад, словно надеясь взглядом найти Ленни и убить его. — Пошла тогда нахер к нему!
— Да что ты раскомандывался?
И беспомощный вздох вырывается из груди, когда он вновь поворачивается спиной и быстрыми шагами идет прямо. Скрываясь за метелью, которая становилась стеной между ними.
— Ну Драко! — беспомощно и устало.
Это уже стало пожизненно: он обижается, она извиняется. Нормой дней.
Но все это сидело у нее в печенках. Как и то, что она, ни в чем не виноватая, бежала вслед за ним, еле поспевая за скрывающейся фигурой. Беспомощно блымкая глазами, смотря за тем, как пары вылетают из его рта.
И когда он стал курить? Новое увлечение аристократа? Или это считается престижно — пыхтеть, как паровоз?
Она бы поинтересовалась, но кто соизволит дать ответ на все это?
Грязнокровкам не понять.
Действительно: куда ей? Зачем вообще ей что-то объяснять?
Один орет, психует, потом вдруг становится чуточку милее, затем его словно огревает чем-то тяжелым, и все по кругу. Другой пол года извиняется за свое поведение, а потом затем за одну минуту все рушит. То поцелуями, то словами.
Отличный месяц, нечего и говорить. Что будет дальше — она даже представить боялась.
Тяжелая дверь с грохотом отворилась, пропуская мрачную фигуру вовнутрь, а затем тихо закрылась, словно принимать кого-то другого не хотела. Однако Гермиона с напором дернула за ручку, и та поддалась, скрипнувши при этом.
Приглушенный стук каблуков, которые отдалялись от нее, быстрым шагом поднимаясь по ступенькам. Длинная мантия, волочащаяся после хозяина, который небрежно снял ее и перебросил через плечо. Платиновые волосы, подскакивающие на его голове на каждом шагу.
Ей стало совсем не по себе. Как только они зайдут в комнату — она в этом уверена, — начнется долгая ссора, которая явно не закончится миром. И пойдет все сначала: она будет извиняться, а он обижаться. Конечно, может быть и другое развитие событий, но это было вряд ли.
Вся ругань ей уже настолько надоела, что хотелось один раз плюнуть на все и забыть этого человека. Потому что каждый день приносил все больше разочарования и боли, которая выедала всю плоть и въедалась в душу. Настолько сильно, что не было место для других чувств.
Дружба, преданность, любовь. Она, кажется, забыла, что это такое. Лишь отдаленное напоминание об этом вертелось у нее в голове — когда-то ты дружила так, что готова была отдать жизнь. Когда-то ты была настолько предана школе, друзьям, что не могла и представить, что существует кто-то или что-то, способное затмить это. А любовь…
Может, она испытывала ее сейчас. Но за страхом, утратой и вечной суетой не могла уследить это чувство.
Когда еще одна дверь, мягко коснувшись стены, открыла проход в знакомую гостиную, она еле слышно вздохнула и проследовала за ним. Прикрыла глаза. Насладилась минутной тишиной. И приготовилась слушать.
Однако ничего не последовало. Лишь скребущая тишина, которая царапала перепонки.
Он обошел кресло, сел на диван. Спокойно, не торопясь, достал пачку сигарет в белой упаковке из кармана мантии, открывая ее. Пальцы ухватились за длинный папирус. Губы коснулись убийственной палочки, и зубы раскусили маленький кристаллик.
Затянулся, выдохнул струю пара. Так, словно курил уже с десяток лет. И совсем не заботился о вреде табака.
Его глаза холодно остановились на ее лице. Он выдержано, будто ему не доставляло особых усилий контролировать себя, выдохнул еще раз и сказал:
— Мне просто интересно, — с прохладой обычного прохожего, спрашивающего у незнакомой дамы время, — все заучки такие? Или ты… — он выдержал паузу, — особенная?
Она сковано поерзала на месте.
Он пугал ее. Своим внезапным спокойствием. Лучше бы наорал, стукнул кулаком об стену. Так нет — сидел, выражая полнейшее равнодушие. И курил эту сигарету, которая уменьшалась в худых пальцах.
Он не был похожим на себя. Каким-то другим.
Растрепанные волосы, подрагивающие губы, шмыгающий нос. Порванная сверху рубаха и грязная мантия. Темные пятна на руках и одежде. И эта сигарета, что совсем убивала в нем Малфоя.
— Ну? — требовательно, но со странной выдержкой продолжил он монолог. — Чего молчишь? Или тебе сказать нечего?
Он пару раз струсил пепел, а потом, решивши, что время этого папируса пришло, выкинул его в камин. Он, прошипевши, зарылся в углях.
Драко встал. Медленно, оставив мантию на диване. И грациозно подошел к ней, стоящей у стены.
Вздохнула, дрогнула. Испуганно поджала губы.
В таком состоянии она его еще не видела: слишком убитый, потерянный.
Сильный запах от сигарет ударил ей в лицо, как только между ними осталось меньше десяти сантиметров. И она поморщилась, скривив губы, потому что терпеть не могла этот дым.
— Что такое, солнышко? Я больше некрасив для тебя? Страцкий лучше?
Он подходит еще ближе, заслоняя тощую фигуру своей. Наклоняется, заставляя ее сглатывать, прикрывая глаза от неприятного запаха.
— Отойди, пожалуйста.
Она устало смотрит на него. И молча шевелит губами.
Отойди.
Неприятно, противно. До жути противно. Почти так же, когда Страцкий подходит к ней и…
Боже, он действительно сделал это сегодня. Поцеловал. И не просто прикоснулся губами, а поглотил ее полностью, словно Гермиона — его собственность.
И да, ей было слишком обидно, чтобы держать все это в себе. Чтобы дать разуму заговорить.
Просто маленькие слезы, выступившие на глазах. И, слава Мерлину, всего лишь застрявшие на темных ресницах.
Рука твердо упирается в его грудь и отталкивает парня в сторону. Она быстро проходит вперед, смахивая капли одним пальцем.
Че-ерт. Поцелуй. Он был слишком сокровенным. Это было что-то для нее, чем нельзя было разбрасываться. Что-то, что должно было принадлежать одному человеку.
А получилось иначе. И теперь ей было тошно даже думать о том, чтобы поцеловать кого-то вновь.
Она с силой отворяет дверь в ванную и влетает. Почти падает возле крана. И с громким воплем опускает руки, чтобы открыть воду.
Холодная, разрывающая кожу на тысячу иголок вода стекает по запястью, локтю и падает на пол. Мочит одежду, которая моментально повисает на девушке длинными патлами.
Она судорожно вдыхает, пытаясь, чтобы ни одна слеза не скатилась по ее щекам. Большой ком с болью сжимает горло.
Почему?
Этот вопрос не давал ей покоя весь этот год.
Почему она стала старостой старост? Почему она влюбилась в Малфоя? Почему она так быстро забыла о друзьях? Почему ее отец? Почему у нее эти ссоры? Почему ее должны убить? Почему ее хотят изнасиловать? Почему ее “парень” попадает в больницу? Почему из ее “круга общения” есть человек, который болен?
Почему вообще эта жизнь досталась ей?
И почему эти слезы вновь разрезают ее лицо? И рыдания вырываются из глотки, заполняя всю гостиную жалостью.
Она осела, упала. Ударилась головой об кафель и тихо взывала.
Глотала соленую жидкость.
И, черт, ей было так плохо, что ни одна живая душа не смогла бы помочь.
А он стоял вдали, смотря на то, как ее тело извивается на полу. Как мокрая куртка почти душит худую шею. Стоял и молча хлопал светлыми ресницами, закуривая очередную сигарету.
Больно? Ему тоже было больно. И он мог представить себя на ее месте. Но продолжал выдыхать убийственный дым.
Убийственный? Сигарета была малой частью того, что действительно смогло бы убить его или ее, например. Потому что были вещи, были люди, гораздо опаснее, чем маленькая белая палочка, которая догорала в его руках.
Он снова выбрасывает ее в камин и медленными шагами проходит в ванную, где, скрутившись, забившись в дальний угол, плакала она.
Успокой ее. Тебе же ничего не стоит сделать это.
И он подступает ближе, присаживаясь около нее, его девушки.
Это осознание пришло настолько мгновенно, как и то, что его руки обхватывают ее спину, прижимая ее к себе.
Девушка? Она была его девушкой?
Да.
И пусть это было тайной даже для них, это было правдой. Потому что иначе назвать нельзя было. Да и не нужно — хватало и того, что он убирал волосы с ее лица и вытирал пальцами большие слезы. И прощал ей поцелуй со Страцким, заглядывая в испуганные глаза.
— Ты боишься?
Спокойно, прорывая ее хриплые рыдания.
И она вновь чуть ли не задыхается, чувствуя, как новая волна слез течет вниз.
А вода громко ударяется по умывальнику, будто поддерживая ритм. И они отлетают вдаль, оседая на ее коже. Смешиваясь с горькими слезами.
— Боишься?
— Да.
И ее пальцы хватаются за его воротник, оттягивая на себя. И он сильнее сжимает ее тельце, приподнимая с пола. Перекладывая на свои колени.
— Драко… Я так боюсь.
— Чего?
Он продолжает водить подушечкой по ее щекам, стирая мокрые следы. Чтобы от них не осталось ничего.
— Не знаю. Но этот страх, — она дрогнула. И до боли сжала его шею ладонью. — Он не дает мне покоя. Я только сейчас поняла, как напугана.
И он осознает, насколько она не понимает своего положения. Ведь она наверняка уже забыла о том, что поручение в силе. Что Волан-де-Морт не дает заданий в пустую. И даже не знает, что на это Рождество его палочка будет дрожать около ее виска.
Поэтому сейчас, давая ложную надежду, шепчет:
— Я здесь. Я рядом. Не бойся, Грейнджер.
— Ты не оставишь меня?
Пауза.
И новая порция лжи, как по маслу ложится на тарелку, с аппетитом проглатывая:
— Нет.
Потихоньку успокаивается, закрыв глаза. Уже легче, уже спокойнее. С ним, в его объятиях. Слушая привычные капли из раковины. Чувствуя засохшие слезы на щеках.
— Я сниму.
И его тяжелая рука мягко касается пуговиц ее пальто. Расстегивает их, не отводя взгляда от ее глаз и подрагивающих ресниц.
Красива. В любом случае, она была невероятна красива, кто бы что ни говорил.
Да ему было наплевать. Потому что она тут, с ним. Не с каким-нибудь Страцким или Уизли, а с ним, полностью утопая в его руках.
Насколько же она доверяла ему. Даже сейчас, когда он бережно снимал пальто с маленьких плеч и откладывал в сторону. Принимался за рубашку, которая оттопыривалась в районе груди. Она молча лежала, упираясь затылком в его руку.
Глаза опускаются к лифчику, который стал выглядывать из-под школьной формы. И он в миг убирает лишнее, замирая на белых узорах.
Грейнджер, как он соскучился за этими тупыми рисунками на нижнем белье. За ее телом, за ней в целом.
Пальцы скользят по талии, съезжая к мягкой ткани юбки. И медленно расстегивает ее, зацепившись за молнию. Приподнимая Гермииону за бедра, он стягивает все, вместе с розовым трусиками.
Она слегка дергает ногой, будто холодный ветер ударил по ее коже. И открывает глаза, с не пониманием уставившись на него.
— Я просто помою.
И тянет за застежку на лифчике, который со скрежетом скатывается по телу на пол, где образовывалась лужа от воды из крана.
Ее руки цепляются за его шею, и парень забирает ее, поднимаясь на ногах. Опускает в кабинку душевую и включает теплую воду.
Она прижимается грудью к коленям, уперевшись подбородком в твердые выступы.
Он подносит душ к ее телу, пробуя, достаточна ли температура воды. Опускает его на ее голову, рукой смывая грязь с волос. Взявши мыло с тумбочки, намыливая длинные волосы.
Струи стекают по ее телу. Не слишком теплые, но она молча сидит, проглатывая воду.
Он делал это. Он действительно делал это.
И она не могла поверить в реальность ситуации. Потому что… черт возьми, она была настолько погружена в эту странную атмосферу, что другие мысли не лезли в голову. Даже Ленни с поцелуем ушел далеко на второе место.
Руки Драко, его прикосновения. Его поцелуи в макушку.
Он перешел на спину, натирая ее мылом. Водя руками по ней, направляя струи из-под душа на кожу.