— Жезл Юпитера! — возмущался Марк. — Для чего ты тогда обратила меня? Вещала что-то о семье, а теперь посылаешь в Плутонову жопу!
— Остынь, — криво улыбалась темная Габриэль. — Побудь один, это пойдет тебе на пользу. Подумай о кампании.
— Да думаю я, думаю о кампании и этих гребаных варварах! — не унимался друг Юлия, так мало на него похожий. — Но мысли о голоде что-то сильнее… Изголодался я, понимаешь, по женской ласке, да и по кровушке тоже…
— Кровь у тебя есть… — протянула, зевнув, Габби.
— Крысиная… фу! — скорчил рожу Антоний.
— Будь доволен тем, что имеешь и не мешай мне думать, — Габриэль сегодня была склонна к философии, что раздражило Антония еще сильней.
— И о чем же ты таком важном задумалась, скажи на милость? — с досадой спросил Марк.
— О Надежде, — искоса посмотрев на него, ответила Габби, — о том, что я ведь ее предала… родила, а не вырастила и вместо того пустила плавать в корзинке, словно котенка… А потом я ее предала уже иначе и убила.
— Ох, прости меня, я грубиян! — тут же расчувствовался Марк. — Не грусти, твоя дочь… ваша с Юлием дочь ведь снова живет, и мы ее скоро найдем. Скоро ты обнимешь ее!
— Спасибо, — тихо ответила Габби и на сей раз позволила римлянину обнять и поцеловать себя.
Но на сердце у вакханки было неспокойно. Какой она найдет свою дочь, и что если та не захочет знать ее? Оставил ли ее обитавший в ней демон? Нет, она не будет об этом думать, иначе сойдет с ума. Она позволит Антонию целовать и ласкать себя и в его объятиях ненадолго забудет обо всем.
Тем временем, туманный остров все приближался, и в один прекрасный день, вернее, вечер римляне высадились в месте, которое сам Цезарь с своих инструкциях указал Антонию и Ворену как лучшее место для высадки по сделанным им из результатов прошлой кампании выводам. На сей раз бритты не явились на своих колесницах препятствовать римлянам.
— Боятся, — презрительно проговорил Антоний, — увидели наши корабли и боязно стало.
— А может, просто хотят выиграть время, — сказал Луций Ворен.
Так оно и вышло. Как только римляне предприняли ночной марш вглубь материка, бритты, похожие на чертей из-за своей обычной боевой раскраски, напали на них.
— Долбаные патлатые и размалеванные кельты! — выругался Антоний. — Вперед, ребята, дадим им жару во славу Рима!
И тут же раздался громовой крик Луция Ворена:
— Тринаадцатый!
Бравые легионеры ринулись на врага со своими гладиусами. Варвары сражались остервенело, но их дикарская ярость не устояла перед римским коротким мечом. К несчастью для кельтов Антоний, Луций Ворен и сражавшаяся на стороне римлян Габриэль помимо обычного оружия пустили в ход клыки. Теперь Антоний мог насытиться сполна горячей варварской кровью. Его зубы то и дело смыкались на мощных вражьих шеях.
После того, как кельты ощутили на себе разящий член, простите, меч Юпитера, Антоний приказал разбить лагерь. Там римляне стали праздновать свою первую победу на этих землях. Выпив после кровушки красного вина Марк снова стал просить Габри о внимании, но та опять была неблизкая и неласковая. Тогда раздосадованный вампир полетел в ночь искать себе приключений с местными белокурыми и рыжими красотками и улучшать британский генофонд. Тит Пулло с завистью смотрел ему вслед.
— Вот вернемся, и я тоже выпью все вино и перетрахаю всех шлюх, — размечтался он.
Заметив возмущенный взгляд Габриэль, Ворен прикрикнул на него:
— Замолчи! Как тебе не стыдно?!
Тит тут же поправился:
— Простите, я хотел сказать «осчастливлю всех прекрасных дев».
Габриэль, вздохнув, пробормотала:
— Эти мужчины…
Ворен же хотел было снова пожурить своего друга, но потом подумал о том, что у него самого давно не было женщины. Некстати вспомнилась изменница Ниоба…
Внезапно, в палатку вбежали двое часовых, имевшие какой-то растерянный вид.
— В чем дело? Привидение увидели, что ль? — недовольно спросил у них Луций Ворен.
— Там женщина-воин… мы не смогли с ней справиться.
— Дожили… — возвел очи горе Луций. — Не смогли справиться с женщиной?!
— Это Зена? — встрепенулась Габриэль.
— Это не Зена и это не совсем обычная женщина… — отвечали незадачливые часовые.
— Ладно, я пойду разберусь в чем дело, — проворчал Луций, подымаясь.
— Я с тобой, — сказал ему Тит.
— Не надо, я женщин не боюсь, — бросив выразительный взгляд на проштрафившихся часовых, ответил его друг-начальник.
Выйдя из палатки бодрым, несмотря на выпитое, шагом, Луций Ворен увидел перед собой высокую и статную, но отнюдь не мужеподобную незнакомку с коротко стриженными рыжими, как пламя волосами.
— Так ты и есть знаменитый друг Цезаря — Марк Антоний? — с любопытством разглядывая его, спросила она на латыни, но с певучим кельтским акцентом.
Луций сначала хотел сказать, что она ошибается, но потом передумал и с улыбкой проговорил:
— Ну, если тебе так нравится, можешь звать меня Антонием.
— Хм… Я представляла тебя другим, — протянула дама. — Думала, ты смугл и темноволос, а ты на кельта похож, только бритый.
— Римляне не все темноволосые, это заблуждение, — ответил Луций, которому не очень нравилось сравнение с варваром.
— Значит, это из-за тебя и твоей солдатни столько шума? — продолжала насмешничать незнакомка. — Не могу сказать, что я впечатлена.
— Будешь… — ухмыльнулся Луций. — Если захочешь познакомиться со мной поближе.
Говоря так, он хотел приобнять ее за талию, но рыжая ловко увернулась.
— Не распускай руки, римлянин, — дерзко сказала она. — Мой визит чисто деловой.
— Тогда перейдем к делу, — серьезно ответил, не отводя от нее глаз, Ворен. — Но хоть скажи мне свое имя, прекрасная незнакомка!
— Меня зовут Морриган, я наполовину богиня и наполовину человек, увы… — отвечала огненноволосая красавица. — Человеческая природа делает меня слабой, но благодаря Кернунну я могу быть сильнее всех на свете.
— Ты пришла от него?
— Да, чтобы предложить тебе сделку, от которой ты не сможешь отказаться, — голосок Морриган напоминал колокольчик. — Кернунн уже предлагал это Цезарю в прошлый раз, но тот упорно отказывался. Думаю, теперь бы он не повторил этой ошибки и вряд ли тебя похвалит, если ты откажешься. Разделайся с друидами и тогда… — красавица загадочно умолкла.
— И тогда? — подхватил Ворен.
— И тогда вы, римляне, во-первых, получите покровительство наших богов, а, во-вторых, получите кровь Кернунна. Мы знаем, что она нужна Цезарю… слухом земля полнится. Как только ваш император испьет ее, он станет еще сильней. Солнечные лучи больше не будут ему страшны…
Глаза Луция Ворена загорелись. Он подумал о возможностях, открывавшихся перед вампиром, испившим такой крови. Она пригодилась бы не только Цезарю…
— Что-то мне подсказывает, что Кернунн щедро делится своей кровью и с тобой… — сказал он вслух.
— Так и есть, — весело отвечала Морриган, — и я могу продемонстрировать, что я могу с ее помощью…
В руках красавицы появилась чаша с кровью, и она с наслаждением отхлебнула из нее.
— А теперь смотри, — с задорной улыбкой сказала она.
— Весь внимание.
Со скоростью метеора Морриган обежала вокруг него, переместилась дальше, а потом вернулась назад. Человеческому глазу было трудно уследить за всеми ее передвижениями.
— Не могу сказать, что я впечатлен, — с притворным равнодушием проговорил Ворен.
— Будешь, — хихикнула Морриган, стремительно атаковав его.
Человек не смог бы среагировать на ее нападение сразу, да и дралась она не хуже Зены. Но вампир сильнее и ловчей человека. Оскалившись, Ворен зашипел и начал становиться рукокрылым.
— Э, да Цезарь, смотрю, обратил тебя, — не растерялась полубогиня, приготовившись обороняться.
— Я не хотел, чтобы у нас с тобой были другие столкновения, кроме тех, что ниже пояса, но ты меня вынуждаешь! — прошипел вампир.
— Ну что ж, посмотрим, кто из нас окажется сверху! — рассмеялась Морриган.
Они начали драться и не заметили, как их борьба стала плавно переходить в любовную. Вампиру удалось повалить полубогиню на землю, и он принялся рвать своими когтями на ней одежду.
— Эй, эй, полегче, грубиян, — сердясь, да не очень, промурлыкала она и… стала помогать ему.
Ворен принял человеческий облик и, сбросив доспехи, рванул на себе тунику… Он вошел в нее резко, стремительно и быстро-быстро задвигался в ней. При этом он ласкал чудесные груди Морриган, покусывая озорно торчащие соски.
…Время спустя, когда они, усталые и довольные лежали в объятиях друг друга, Ворен произнес:
— А я ведь соврал тебе. Я не Антоний, меня зовут Луций Ворен.
Морриган приподнялась на локте и возмущенно уставилась на него:
— Что?! Ах ты… Да я тебя убью, но давай сначала продолжим… я хочу еще! Но теперь сверху буду я!
— Да со всяким удовольствием, — хохотнул Ворен, — но… скоро рассвет и…
Морриган хитро улыбнулась.
…В палатку Ворен вернулся поздно… по меркам вампира. Солнце уже давно взошло, но теперь его лучи могли лишь согреть, а не опалить Луция.
— Где ты был? Мы беспокоились, солнце уже высоко в небе! Но как тебе удалось?.. — засыпали его вопросами Тит и Габриэль.
— Долгая история, — тонко улыбнулся Луций. — Скажу только, что мне довелось попробовать божественный нектар.
— Вот же извращенец! — подозрительно покосившись на него, буркнул Тит.
— А еще, — продолжил Ворен, — нам нужно срочно решить вопрос с друидами. Цезарь не хотел устраивать смертоубийства, и я сам не сторонник этого, но…
— Что ты предлагаешь?
— Узнать, не делают ли они чего-то подозрительного, из-за чего их деятельность можно было бы запретить. Местный народ их, конечно, почитает, но не бывает так, чтобы все были довольны. Все равно хоть один недовольный найдется.
Более-менее поднаторевший в римских интригах Ворен справедливо считал, что и в этих глухих местах все точно также. Но боги, похоже, услышали его, и некоторое время спустя часовой доложил о том, что какой-то кельт хочет видеть их полководца. На сей раз Луций играть роль Антония не собирался, но последний не возражал против того, чтобы при его разговоре с незнакомцем присутствовали они с Титом и Габриэль. После вчерашних возлияний Марк мучился похмельем и выглядел не очень хорошо что для человека, что для вампира.
Представ пред грозные, красноватые очи полководца, рыжий детина начал цветастую речь:
— О, подобный Таранису, могучий, словно гроза, воитель…
Антоний, схватившись за голову, простонал:
— О боги, что за херню ты несешь?! Мне и так тошно… Скажи мне просто, чего тебе надо?
— Цицерон хренов, — хмыкнул Ворен.
— Я насчет друидов… — сконфузившись, начал детина.
Но тут он заметил Габриэль, и его реакция при этом была несколько неожиданной.
— Спасайтесь, это она! — заорал он, пятясь. — Не надо, не убивай меня! Я ничего им не собирался говорить!
— Ну что опять такое? — простонал Антоний. — Ох, моя башня…
— Это… это она! — не унимался варвар.
— Кто — она?
Решив, что это либо сумасшедший, либо убийца, прикидывающийся им зачем-то, Габриэль, зашипев, подлетела к нему.
— Я перегрызу тебе глотку, если не скажешь, что за комедию ты ломаешь! — пригрозила она.
— Не… не надо! — задрожал кельт. Потом, словно что-то поняв, он изумленно проговорил: — Ты… ты вампирша, ты не богиня! Значит, ты — не она.
— Да что ты все заладил «она — не она»?! — проворчал Ворен. — К делу.
А Габриэль помрачнела, начав понимать, что человек принял ее за другую.
— Говори! — сказала она ему, проведя коготком по его шее. — Что общего у друидов с этой богиней и кто она?
— Они… они заставляют нас поклоняться ей. А еще они вроде как учат добру, но при этом…
— При этом требуют, чтобы вы несли их секте денежки, как обычно, — хмыкнул Антоний, к которому вернулось чувство юмора. — Знаем мы такие дела.
— Да нет, не это, — замотал головой варвар, — им ничего не нужно, только…
— Что — только? Давай, говори, не мямли!
— Они говорят, что принести в жертву человека — это желанное действо богобоязненности, а съесть его плоть — самое большое благо, — вымолвил дрожащим голосом кельт.
Антоний переглянулся со своим советником. Римляне подумали об одном и том же: поводом к подавлению культа друидов будут именно человеческие жертвоприношения. Но темную Габриэль больше заботила богиня…
— Ворен, — обратился Антоний к центуриону, — вы с Пулло отправитесь, как начнет смеркаться, на разведку в логово этих друидов.
— Слушаюсь! — отсалютовал Ворен.
— Я пойду с ними, это дело касается и меня! — вызвалась Габриэль.
— Не вижу причин отказать тебе, тем более, что я не считаю этих жрецов такими уж грозными вояками, — проговорил Антоний. — Юлий, вообще, говорил, что видел среди них ребенка.
— Ребенок опаснее всех! — вскрикнул кельт. — И бойтесь богини — она очень могущественна!
— Посмотрим… — задумчиво проговорил Ворен. — А ты тоже пойдешь с нами, так как нам нужен провожатый!
Детина чуть не упал в обморок.
…Переодетые кельтами Ворен, Пулло и Габриэль следовали за своим провожатым, углубляясь все больше в полный неизвестности черный лес. Двое из них были вампирами, один — смертным, но храбрым воином и охотником на нечисть, которому доводилось бывать в разных передрягах. Однако же, все они испытывали сейчас невольный страх. Непролазные чащи, похожие на чудищ деревья, а где-то там притаилось Зло, и столкнуться им предстоит с устрашающей магией. Впрочем, зло иногда тоже понятие относительное. Иногда этим словом называют то, что просто не нравится, пугает или не укладывается в общепринятые рамки. К примеру, до недавнего времени они считали злом вампиров, а теперь…
Пройдя еще несколько шагов, путники наконец увидели странное строение, напомнившее Габриэль своей формой другое — то, где ее однажды обманом заставили пролить кровь и где в ее еще не рожденного ребенка вошел бог или демон, называемый Дахоком. Габриэль снова видела себя тогдашнюю — отчаявшуюся юную девушку с невинной душой, которую заставили стать грешницей. Девушка с минуту бессмысленно смотрит на свои обагренные чужой кровью руки, а потом кричит от боли…
Друзья тихо вошли внутрь, стараясь не привлечь к себе внимание. Похоже, им это удалось. Находившиеся в помещении кельты восторженно смотрели на то, как люди в белых одеждах, взявшись за руки и встав над жертвенником, занимаются песнопениями. Среди жрецов в белом были не только мужчины, но и молодые девушки. Был и ребенок, о котором, должно быть, и говорил Юлий. Но что это был за ребенок! Если бы вместе со своими разведчиками был и Антоний, он сказал бы, что недетским взглядом и стоячими глазами этот мальчишка напоминает ему Октавиана — юного племянника Цезаря, к которому он пылал большой «любовью».
«Ребенок опаснее всех!» — невольно вспомнилось Ворену, и он посмотрел на Пулло так, словно хотел спросить, разделяет ли он его опасения.
Меж тем, песнопения прекратились, и мальчик обратился к собранию с речью. Говорил он о вещах светлых и возвышенных, говорил серьезно и взвешенно — не как ребенок, а как мудрый старец.
— Даже в самом черном сердце можно отыскать частичку света, — говорил он. — И сейчас Айрис подарит свет своего сердца нашей богине и истинному богу Дахоку.
По его знаку к алтарю подвели улыбающуюся девушку, одетую, как на праздник. Ее уложили на алтарь, словно жертвенное животное, но она и не сопротивлялась. Счастливая улыбка не сходила с ее губ.
— Богиня, приди и прими ее жертву! — возгласил мальчик-жрец.
Тут отворилась боковая дверь, и к присутствующим вышла девушка, как две капли воды похожая на Габриэль, но разве что не такая бледная.
— Надежда… — прошептала Габри.
В эту самую минуту одна из друидесс достала ритуальный кинжал и занесла его над жертвой. Увидев это, Луций Ворен в свою очередь быстрым движением достал свой кинжал и метнул его в руку фанатички. Брызнула кровь, и девушка закричала не столько от боли, сколько от неожиданности и гнева. Она была явно возмущена тем, что ритуалу помешали. Что до жертвы, то она отнюдь не выказывала признаков радости от того, что у нее появился защитник.