Красная ауди с наглым изяществом неожиданно лихо выпорхнула из капкана и в два движения встала на более широкое место. Окончательно его добило складывание зеркал и волшебное доставание откуда-то , словно кролика из цилиндра , спящей чихуахуашки , которую либо забыли, или он просто незаметил её ранее... Партер рукоплескал уходящей актрисе... Слёзы, цветы, занавес...
Он вздохнул и хлебнул из открытой бутылки пива. Тихо играла музыка, домой идти совсем не хотелось. В голове мелькнула мысль, что есть в жизни непонятные вещи, которые понять невозможно, да и не нужно... Потому, что понять этого нельзя. Потому, что только идиот не согласится, что женщины необыкновенные существа, волшебным образом перенесённые в этот скучный и занудный мир... Все... Даже блондинки... особенно в красном...))
Последний день пропретора Публия...
Наместник Римской Британии пропретор Публий Осторий Скапула молча смотрел на посланника Рима. Он всегда знал, что эта минута когда-нибудь настанет, но не предполагал что так быстро и к своему удивлению осознал , что не совсем готов к этому . Такова смерть,, все знают, что она когда-нибудь обязательно наступит, мы рождаемся с этой мыслью и знанием о ней, но мало кто оказывается готовым к этой встрече. Вот тебе и скапула, он мысленно усмехнулся. Не знавшие причину его прозвища scapula (лопатка) , всегда связывали его с тяжёлым ранением в левое плечо и огромным рваным шрамом на плече над лопаткой в виде головы медузы Горгоны, странной прихоти стянувших спину рубцов. И только близкие и друзья детства помнили, как его отец дал ему это прозвище, когда нашёл в его вещах обугленную кость лопатки медведя, а потом выяснил, что мальчик всерьёз занимается гаданием со своим дядей, принёсшим эту хитроумную ересь из Британии, где он в составе своего легиона обосновывал право владычества Рима на этих землях... Вчерашнее гадание на лопатке после удачной охоты в британских лесах, куда он попал , вот ирония судьбы, с той же задачей, как и дядя, показало, что впереди его ждёт мало хорошего . Лопатка буквально была испещерена чёрными линиями, да и иные знаки указывали на неблагоприятный ход событий и что выход он найдёт сам...
Перед ним стоял его старый боевой друг по десятому легиону Марк Овидий Окулюс, всевидящее око кесаря Нерона, исполнитель всех его тайных поручений. Они были похожи. Оба высоченного роста, закованные в броню извитых, мощных мышц, отмеченные шрамами всех великих сражений Римской империи последней четверти нынешнего века. Что-то общее неуловимо присутствовало в этих немолодых, но всё ещё грозных воинах, словно они были братьями, встретившимися после долгой разлуки...
-Я знаю о решении Нерона...- Публий поднял глаза на Марка, стоящего перед ним, - у меня остались кое-какие люди в Риме... Правда, не много...
Марк улыбнулся одними глазами и жёстко произнёс:
- Я тоже знаю... И поэтому не стал убивать твоего гонца, хотя такой приказ был, чтобы он смог донести эти известия до тебя и у тебя было время принять решение... Правильное решение... - Марк промолчал, давая время Публию на размышление.- Решение принято, Публий, и его изменить или отсрочить уже нельзя... Ты должен умереть сам или я должен убить тебя. Таков приказ кесаря. Мы окружили твою резиденцию. Сил примерно поровну , я настоял на малочисленном отряде, и ты , я думаю, можешь вполне уйти,, убив меня, и прорвав окружение... - на этих словах Марк остановился и спокойно посмотрел на Публия. - Но ты и без меня знаешь закон... Все твои родственники будут перебиты, владенья конфискованы, а самому тебе всю оставшуюся жизнь придётся скитаться , укрываясь от убийц Нейрона, а после его смерти и людей его преемника...Решение за тобой...Ты можешь убить меня прямо сейчас, как видишь, я пришёл на разговор с тобой без охраны. Все мои люди снаружи... Убить и прорвав оцепление, уйти в леса...
Публий внимательно посмотрел на своего друга...
- Значит выхода нет... Вернее, варианты есть, но выход один... - и он криво усмехнулся. - Поистине божественный жребий, предлагать массу вариантов, зная наперёд , что жертва выберет именно этот... Ладно, не будем ломать комедию. Время это то , чего у нас никогда нет, хотя мы порою считаем иначе. У нас ведь , Марк, есть немного времени, чтобы вдвоём выпить кувшин вина?
Публий жестом пригласил Марка под альков в углу комнаты, где стоял небольшой столик из чёрного британского дуба , а вокруг были приготовлены два ложа с подушками, обшитыми золотой тесьмой.
- Располагайся... Мы давно не виделись...
Марк не стал долго себя упрашивать и скинув перевязь с коротким мечом, блаженно растянулся на ложе, обитом шкурами медведей, головы которых задумчиво глядели в потолок.
- Как я устал, Публий! Годы всё же берут своё... Как в прочем и груз чужих жизней, отнятых тобою. Чем больше убитых, тем менее мы достойны жить. Чужие жизни укорачивают и наши собственные... Как ты жил всё это время, Публий?
Публий неторопливо разливал вино по свинцовым кубкам..
- Вино - как кровь. Того же цвета. Когда закончится оно в кувшине, закончится и моя жизнь...
Он улыбнулся.
- Ты знаешь, я за неё никогда не держался и идя в бой не особенно задумывался вернусь ли живым, а вот сейчас понимаю, что не совсем готов. И дело не во мне, а в тех, кого я оставляю здесь. Дурацкое слово ответственность...
Он помолчал...
- Ты знаешь, не хуже меня, что Рим любит дураков, извращенцев и пьяниц. Там опасно не то, что быть умным, а просто иметь своё мнение. Складывается впечатление, что в результате этой селекции в Риме не осталось ни одного умного человека... Ты помнишь, как я чудом избежал смерти и был отправлен императором Клавдием вторым губернатором в римскую Британию. Все эти годы я воевал за то, чтобы Британия была нашей. Союзы, сражения, переговоры, что только не использовалось, чтобы принудить кельтов встать под наши знамёна. И вот гражданский венок из Рима и вызов к новому императору Нерону... Приехав в Рим я сразу понял, что стал здесь чужим, чужим и опасным. Помнишь, как испугала Нерона моя боевая гвардия. И я увидел в его глазах страх и свою смерть. Дядя уговаривал меня уехать , как можно быстрее уехать в Британию, пока не поздно. Я сразу понял, что поздно, уж больно много почитателей моего таланта стали нашептывать Нерону о моих подвигах и достоинствах, и слишком многим их доблестным жёнам я отказал. Моя просьба к Нерону отпустить меня обратно, в мои леса, где я себя лучше чувствую , была встречена с облегчением, но взгляд Нерона, когда я уходил был слишком красноречив, чтобы строить какие-либо иллюзии. Покидая Рим, я знал, что вижу его в последний раз...
- Я прибыл в Рим сразу после твоего отъезда, - Марк , не задумываясь, первым пригубил вино, давая понять, что полностью доверяет хозяину, - Чуть-чуть не успел. Рим только и твердил о тебе, о твоей силе, ловкости и как ты легко раскидал четверых людей Нерона, напавших на тебя в переулках Рима, переодевшись разбойниками. То что ты не убил, а покалечил их, сломав каждому правую руку, было воспринято как дерзость, словно бы ты издевался над самим Нероном...Ну, и твои доброжелатели... Неистребимое племя бескорыстно любящее нас... и с нетерпением ждущее нашей смерти...
Марк улыбнулся, с явным удовольствием вспоминая произошедшее.
- И всё же, как жилось тебе в этой глуши?
- Ты знаешь, как это не покажется странным, но люди везде одинаковы...Состояние народной любви кратковременно, как вспышки сознания коматозника. Он или презирает, или ненавидит. Презирает за слабость и совпадение всех низменных качеств своего вождя со своими собственными. А ненавидит за силу, наличие своего мнения, расходящегося со мнением стада. Они слепы и страшно внушаемы, в упор не видят хорошего, считая это всё само собою разумеющимся, и вечно требуют невозможно, прекрасно понимая, что осуществить это на практике нельзя. Они, как сварливая жена, вечно недовольная при любом раскладе, так что происходящие изменения по большому счёту не имеют для них никакого значения.
Ещё хуже их лидеры, почти никогда не думающие о своём народе. Они отделены от него глухой стеной. Их сердца и сокровища в Риме, а не здесь. Целью и смыслом всей жизни наших здешних либералов стало пристальное наблюдение за неуспехами их далёкой Родины и бурная радость, когда это происходит. Их вклад в улучшение жизни там, где они живут минимален, их сердца за пределами Родины, а разум вообще давно потерян. Они любят только себя, они всегда и во всём правы, у них нет обязательств по отношению к своему народу, их раздражает всё кроме себя и своих любовниц, это пена, кал, в который вляпываешься на каждом шагу... Думаю, большинство писаний Нерону местного производства. Единственное , что у них хорошо выходит так это письма в Рим, вот уж где написано от души, с любовью и прилежанием...
Марк расхохотался...
- Ты, как всегда прав! Твои поклонники радовали Нерона своими посланиями по нескольку раз в день. Последнее время он их даже не читал, видимо, надоело...Ну, а в личном, где твои любимая рабыня, ты не хочешь дать ей сейчас свободу?
Публий взглянул, на Марка и тот осёкся...
- Я не хотел тебя обидеть, Публий..
- Знаю, Марк... После смерти Корнелии у меня давно никого нет. Есть незаменимые женщины. Женщины, которые даются Богами тебе лишь один раз. Это Дар, и если ты его потерял, остаётся лишь горевать об этой потере, её не заменит уже ничто и никогда... Ты знаешь, я даже успокоился, когда понял это... Но Боги периодически добры. Часто они не возвращают утеряное, но дают замену. И тут уж твоё решение принять её или нет. Семь лет назад мы воевали с кланом лигуров, и мне пришлось биться с их вождём. Он оказался серьёзным противником. Бой был практически на равных, но мне повезло больше и я победил. Умирая, он взял с меня слово, что я не убью его единственную дочь. Матери у неё не было, умерла при родах, а другую жену он брать отказался. Я назвал её Корнелией, как покойную жену, Корнелия Минор, и ты знаешь, она стала для меня дочерью. Приехав из Рима, и понимая, что произойдёт дальше, я подписал ей дарственную на свободу,так что теперь она вольноотпущенная. Есть и вторые бумаги, по которым она является моей дочерью, но это уже после смерти Нерона и то, если ничто не будет угрожать её жизни...
Марк, - центурион увидел, что Публий смущён.- Марк, у меня к тебе большая просьба. Обещай мне, что ты о ней позаботишься. Деньги у неё есть. Будь ей отцом вместо меня.
На лице Марка на миг отразилось замешательство, но затем он твёрдо произнёс:
- Я обещаю , Публий, выполнить твою просьбу, чего бы мне это не стоило...
Марк почувствовал, как Публий обрадовался и расслабился.
- Ты знаешь, Марк, а ведь она участвует в решении всех моих проблем. Вернее, я принимаю решения, думая в первую очередь о ней. Ешё в Риме мне предложили участие в заговоре против Нерона и , если бы не она, я согласился. Я прекрасно знаю леса Британии и , если бы не она, искали бы Вы меня, как иголку в стоге сена.Она моё всё, весь смысл моей жизни и ради её счастья я принимаю сейчас это решение. И не причём тут Нерон или моя собственная трусость.. Дороже всего в этом мире нам обходится любовь. Да , Марк, только это имеет значение в жизни. Только это...
Они ещё около часа говорили о разных вещах. Вспоминали боевых товарищей, переделки, в которые попадали и из которых чудом выходили живыми, города и земли, которые оставили позади, те мгновения, которые остались в памяти навсегда. Не собирай вещи, собирай мгновения, говорили древние и были правы. Никому в голову со стороны не могло прийти, что за этим столом незримо присутствует смерть и развязка совсем близко...
Публий разлил остатки вина по бокалам...За столом стало совсем тихо...
- Ну, вот и кувшин уговорили...- Публий едва заметно улыбнулся. - Последний тост за друга. А ты знаешь, смерть мне сделала роскошный подарок, пожаловав сюда в твоём обличии. Я только мечтать мог об этом! Спасибо тебе за всё! За тебя друг!..
Они выпили...
-Я пойду переоденусь...- Публий улыбнулся.- Умирать надо в приличном виде! Сейчас приду...
Он вышел. Марк лихорадочно искал выход из создавшегося положения и не мог ничего придумать. Все высказанные за и против казались сейчас абсолютно бессмысленными. Он был растерян и раздавлен...
Мускулистый слуга внёс тяжёлый, обитый кожей стул. На его лице был написан ужас и недоумение. Затем девочка лет четырнадцати-пятнадцати в белом платье, расшитом золотым шитьем по краям внесла два медных таза и поставила их с боков от стула. В лице девочки не было ни кровинки, зубы крепко сжаты, а по щекам катились слёзы...
На голове вошедшего Публия красовался начищенный до блеска имперский шлем. Шерстяная туника отсвечивала кроваво- красным цветом, изящно сползая с мускулистых плеч. Красноватый плащ прикрывал мощную спину, развиваясь словно знамя на ветру. Балтеус с серебряными накладками обхватывал мощную талию. На рукавах и талии красовались кожаные птеруги с чернёными серебряными накладками, их сложный мозаичный рисунок говорил о незаурядных способностях мастера. Слева на боку мерно покачивался в металлических ножнах гладиус, справа висел кинжал в ножнах с искусной серебряной инкрустацией. Ноги были обуты в новые калиги, подошва которых была подбита бронзовыми гвоздями, и позвякивала, при каждом соприкосновении с поверхностью мраморного пола. Он был величественен, красив и спокоен. Подойдя к мощному стулу, он снял с плеч плащ и накрыл им стул. Пододвинув ногою к ножкам бронзовые тазы, усмехнулся и , чуть помедлив, сел на стул...
- Ну, что, Марк, приступим!- на лице Публия отражалось лишь решительная сосредоточенность. Он словно бы хотел побыстрее закончить это неприятное дело и отдохнуть... Раб с девочкой рыдая кинулись к его ногам, но он величественным жестом остановил их...
- Обо всём уже говорили... И не раз... Всё, успокойтесь и не позорьте меня, отсутствием воспитания....Смерть - не повод вести себя недостойно...
Все замерли...
- Марк, я начинаю...- проговорил Публий, доставая из-за пояса кинжал, сверкнувший опасной остротой заточки в солнечных бликах.
- Подожди, Публий! - Марк достал из-за пояса футляр. - Император Нерон велел передать тебе это...
Публий открыл футляр. Там лежал богато инкрустированный нож. Публий взял его в руки и вдруг улыбнулся.