Казалось, коммандер замялся. Искал в голове схемы поведения при экстренных ситуациях, не иначе. Ну что, энциклопедия ходячая, есть в твоем арсенале что-то для таких, как Джим Кирк?
- Нет, это невозможно, - наконец, сообщил он медленно. - Приемлемо будет, если мы станем считать это опытом с отрицательным результатом.
- Если это отрицательный результат, - Джим красноречиво продемонстрировал подсыхающую на ладони сперму, - то что же положительный?
Спок порывисто отвернулся, словно отказываясь верить в то, что произошло. Хорошо, его отшили, - Джим это понял, - но ни прогнать, ни отрицать произошедшее не могут. Тогда он будет бить по больному, терять уже нечего.
- Нам с вами предстоит работать вместе, кадет, - вулканец обернулся и посмотрел на Кирка с отчетливой долей злости, слишком уж явной. - Сможете ли вы придерживаться традиционной модели поведения, соблюдать субординацию?
- Конечно, - Кирк пока не понимал, куда клонит коммандер.
- Отлично, - темные глаза уставились на него. - Тогда сделайте это. Начните сейчас.
Джим вспыхнул. Ах, так? Трусливая попытка сделать вид, будто ничего не было - чем она лучше слова «забудь»? О, отлично, так он и сделает!
Интересно, сколько часов медитаций потребуется этому остроухому холодильнику, чтобы восстановить свою каменную невозмутимость?
- Я вам это еще припомню, коммандер, - пообещал Джим и, быстро помыв в ванной руки, ушел из гостиницы при Центре.
Прохладный весенний воздух ворвался в легкие как глоток воды; он освежил Джима и снял с него пелену наваждения. Кирк наклонился и поднял горстку опавших яблоневых лепестков.
Чем бы оно ни было, это пришло к нему вместе с весной и росло в ее теплых руках. Впереди экзамены и летние каникулы - достаточно времени, чтобы забыть остроухого засранца и его…
Нет, - он тряхнул головой, - только не снова. Джим задрал лицо к чистому звездному небу.
Опять тоска по нездешнему, новому, дальнему. Вскочить бы на первый попавшийся корабль и двинуть куда-нибудь… Но любая земля не принесет покоя, какое бы название она ни носила. Это он знал точно, уже побывав кое-где.
Покой один - между звезд, в вечном звездном пути.
Покой нашел там отец, покой ищет мать… Он тоже должен найти его. Он будет капитаном звездолета, чего бы это ему ни стоило. В космосе забудется все, даже холодный вулканец с сердцем человека.
Джим подул на лепестки, и они маленькой армадой понеслись в свой путь по волнам ветра.
========== Когда падали звезды ==========
I remember years ago
Someone told me I should take
Caution when it comes to love
I did
James Arthur «Impossible»
Звездопады в августе Джим любил как иные любят Рождество. Звездопады напоминали ему - космос ждет. Тоска в такие ночи достигала апогея, и Джим бродил по айовским полям в одиночестве, запинаясь, но упрямо не отрывая от неба взгляда. Потом падал и лежал, не обращая внимания на ночной холод, до самой утренней росы.
Возвращался всегда смурной и пустой, не помня, что за мысли бродили у него в голове и бродили ли вообще. Замученная душа, так, казалось, и жаждавшая выскочить за пределы атмосферы, уставала и засыпала на целые недели, делая Джима неразговорчивым и бесполезным, как сгоревший фитилек.
Когда-то давно мамин взгляд встречал его, и Джим знал, что не он один тоскует в августовские ночи, ожидая невесть чего. Она ничего не говорила, он тоже молчал, пили по кружке горячего какао и отправлялись досыпать. В одну из таких звездных ночей в доках маму забрал звездолет, на который она вернулась, и Джим видел ее улыбку - такую же, какая встречала его после ночной отлучки; они друг друга понимали. В одну из таких ночей Сэм не выдержал и ушел из дома, ведомый проклятьем Кирков, а спустя полгода от него пришло видеосообщение с Деневы. Только Фрэнку было неведомо, почему в августе ни от жены, ни от пасынков не добьешься ни слова, а то и не найдешь их дома.
С тех пор, как большую часть года Джим проводил в Сан-Франциско, изменилось немногое - разве что полей под рукой не было, зато имелись крыши самых высоких небоскребов, парки и бары, в которых ближе к рассвету запивалась тоска.
Каникулы… Для тех, кого тяготит учеба, это самое сладкое слово. Для тех, кому хочется вернуться в отчий дом, это слово пахнет маминой выпечкой. Для тех, кому в каникулы хочется то ли лететь, то ли застрелиться, август бродит по венам тоской и алкоголем. И без того нелегкий земной месяц для Джима превратился в кавалькаду пробуждений бог знает где, чтобы, приведя себя в порядок и прошатавшись несколько часов, снова нырнуть в забытье.
Таким его и нашел Пайк.
- Я общаюсь с твоей мамой, - просто начал он, заказывая себе виски со льдом; вне службы он носил мягкие брюки с футболкой и позволял себе сутулиться, - и давно знаю про ваше семейное проклятье, Джимми.
Он уставился на Кирка, ожидая реакции. Джим пожал плечами и осушил шот. Какая разница. Чертовы звездопады, чертов август.
Чертов Спок.
- Только вот с пьянством оно раньше связано не было, - руки Пайка сами собой сложились в замок за стойке. - Хоть я и профан в психологии, но не вчера родился. Ты что-то пытаешься запить, сынок.
Джим заказал еще и отвернулся.
Не рассказывать же, как чертов Спок засел в его мыслях, как раз за разом просыпался от накатившего напряжения и обиды - повторялся тот отказ в гостинице. Просыпался - и радовался, что не второй сон, где снова переживал удивленные стоны и горячечные слова, и кончик острого уха под пальцами. Ему повезло, что Боунс уматывался хуже него и спал как убитый всю сессию. По окончанию, конечно, спать стал чутко - ему-то уехать было некуда, как и Джим, он жил в общежитии, - так что приходилось ночевать у подцепленных в баре девушек или просто возвращаться пьяным.
Экзамены как в тумане, в награду за чертову статью - отметка в табель и грамота, которую он закинул в угол… Кирк едва мог вспомнить, что происходило этим летом.
- Ладно, - Кристофер вдоволь насмотрелся на безразличный ко всему профиль Джима, - будем считать, что я старый и недалекий. Но знаешь, сынок… у Кирков, сколько их помню, была одна любовь - космос.
Тот не отреагировал, только выпил шот как-то нервно. Пайк продолжал.
- Будь осторожен, когда дело касается любви, Джим. Кого бы Кирки ни любили здесь, на Земле, в космосе им всегда было лучше.
- С этим я даже соглашусь, - хрипло проговорил Джим. - Вот только надо пережить еще год.
- И ту несчастную любовь, что у тебя случилась, - улыбнулся Кристофер, и морщинки лучились в уголках его глаз; вопросов он не задавал, зная, что на них не ответят.
Кирк тяжело посмотрел на капитана и снова утопил взгляд в шоте.
- Вы ничего не можете сделать, так же, как и я, - буркнул он.
- Наверное, - согласился Пайк. - Но космос все излечит, поверь мне, сынок. Космос стоит того, чтобы ждать его.
- Вы возьмете меня на Энтерпрайз? - жадно уставился на него Кирк; Крис мог бы поклясться, что голубые глаза пьяными не выглядели.
- Постараюсь, - кивнул он. - Пойдешь оператором фазерной установки? Только без фокусов, я тебя знаю, - капитан шутливо погрозил ему пальцем.
- Есть «без фокусов», сэр, - живо фыркнул Джим.
- Ну вот и славно, - одобрил Пайк. - Но учти, на Энтерпрайз назначаются лучшие. Не подведи.
Тот кивнул светловолосой головой уже более живо. Кажется, сработало, мальчик настоящий фанат своего дела. Джордж бы им гордился. А любовь… космос полон приключений, найдется кто-нибудь еще.
Кристофер Пайк был единственным отцом, которого Джим знал. Не Фрэнка же им считать, в самом деле! Отчим всегда был далеко от всего, связанного с космосом; человек земли, он не был даже нормально образован, и Джим до сих пор не понимал, что нашла в нем мама. Нисколько не удивительно, что в итоге она указала ему на дверь и вернулась к службе.
Так что твердая, но деликатная рука Кристофера, вовремя сказанное им слово, мимолетное «сынок» - вот что имело силу, вот что вело Джима через трудности. Не память отца, не молчаливый взгляд матери, так и не нашедшей покоя рядом с сыновьями, а фигура капитана Кристофера Пайка. Пайк не следил за ним, но всегда знал, каковы успехи юного Кирка, какие скандалы рядом с ним происходят… Джим вполне мог бы рассказать ему о Споке, но он отвык что-то кому-то рассказывать за одинокую юность; к тому же, закономерно боялся осуждения.
Так или иначе, Джим был Крису очень благодарен - за умение вовремя прийти и сказать то, что нужно именно сейчас.
Когда Кристофер ушел, Джим действительно почувствовал себя лучше. В шоте плавали отблески света, стекающий по глотке алкоголь походил на проглоченную жидкую звезду: тоже обжигал, тоже дарил спокойствие.
Почувствовав дурноту, Кирк вышел из бара и поплелся в студгородок, с трудом ворочая тяжелыми мыслями.
Он отрицал это целых три месяца: то яростно, то презрительно, то безнадежно. Искал что-то в глазах и объятьях тех, кто приходил к нему. Нежнее смотрел на темноглазых брюнеток и напряженно вслушивался в их стоны, ища хоть один похожий. Без толку.
Даже Боунс заметил то разочарование, которое преследовало Джима по утрам после таких ночей. То ли догадался, то ли неудачный брак и впрямь чему-то его научил, но он, изменив ворчливой манере, изрек:
- Это сильнее тебя, не сопротивляйся.
- Хренова иллюзия и ошибка, - согласно вздохнул Джим; оба к теме больше не возвращались: Кирк не делился, а Леонард и сам плохо управлялся с сильными чувствами.
С любовью точно.
Пьяная походка выравнивалась; в студгородке Джим снова поднял голову к небу. Рассвет уже занимался, да и городские огни не давали увидеть часть звезд… Одна упала, и он зажмурился, загадывая желание, как в детстве.
Беспомощность, сколько беспомощности. Именно то, что он ненавидел больше всего - сценарии, в которых ты ничего не можешь сделать, а значит, и выиграть не можешь.
Джим не любил и не умел ощущать себя чьим-то стыдом. Ни мать, ни отчим, ни даже задира-Сэм, что бы ни делали, никогда не стыдились за него. Пайк не стыдился за него, скорее уж, гордился; а если были странные истории, все больше смеялся, списывая на юный пыл. Даже Боунс в глубине души не стыдился его, несмотря на то, что умел театрально закрывать лицо руками, закатывать глаза и всячески намекать на идиотизм собеседника.
Почему Споку было стыдно?
Джим не слепой, он чувствовал, как Спок реагировал на него, а субординация… Как будто Джиму было бы впервой притворяться, что все идет как идет, и никто ни с кем не спит - да половина Академии делала точно так же! Преподаватели тоже люди - и тоже спят с мужьями, женами, друг с другом… иногда и с учениками, хоть об этом и молчат! Почему этот чертов Спок думает, что он какой-то особенный?
Ноги сами несли его к офицерскому корпусу. Джим не был достаточно пьян, чтобы вломиться к Споку просто так, но и не был достаточно трезв, чтобы дождаться утра.
Коммандер Спок открыл через пять минут - такой же собранный и строгий, каким был днем, разве что одежда другая. Из квартиры несло вулканскими благовониями и жарким воздухом.
- Кадет? Извольте объясниться, - проговорил он ровно.
- Хотите, чтобы все услышали? - усмехнулся Джим.
Спок, мгновенно поменявшись в лице и став настороженнее, огляделся и впустил его.
- Что вы себе позволяете? - снова спросил он, на сей раз далеко не так спокойно.
О, Джим чувствовал, как шевелится в вулканце возмущение. Да, вот он сделал шаг назад, к шкафу, и уверенность из взгляда начала исчезать.
- Ты меня боишься? - плевал Джим на субординацию, он не для того пришел.
А для чего, и сам не знал.
- Я не боюсь вас, но… - глаза Спока сфокусировались на Кирке и тут же взгляд скользнул в сторону. - Это нарушение Устава, способствующее распространению многочисленных порочащих слухов…
- Так вот чего ты боишься! - фыркнул Джим хищно. - И я все три месяца чувствовал себя дерьмом, только потому что правильный вулканец испугался слухов?
- Нарушение Устава - это серьезное…
- Я устал болтать, - все три месяца снова всплыли в голове Джима одним неприятным комком. - Я помню, каким ты можешь быть.
Кажется, его снова несло, словно рядом со Споком он уже не мог контролировать речь и просто озвучивал все, что приходило в голову. Чем ближе, тем тише, но сокровеннее.
Вулканец наконец поднял на него глаза, темные, как ночное небо, и свет от ночника пускал по ним звездные блики, окончательно сносящие Кирку крышу. Опять.
Вот руки тянутся, как к видению, но находят, наконец находят не сон, а живую плоть. Джим слышал, как часто Спок задышал. Просто обняв его, он так ясно чувствовал ответ, как будто был сверхчувствительным передатчиком.
Он три месяца мучился из-за какой-то ерунды в голове Спока, он устал и больше не хотел проигрывать себе самому…
Когда руки Спока сомкнулись вокруг него надежнейшей из всех цепей, Джим понял, что победил - хотя бы на эту ночь.
А когда вокруг его члена сомкнулись тонкие нервные пальцы, Джим понял, что звезды впервые его услышали.
Последний этой ночью метеор стремительно сгорел в атмосфере, и его блик слизал один из первых лучей солнца.
У Джима в груди зажглась крохотная собственная звездочка - острое ухо Спока покоилось на его плече.
========== Когда пришла осень ==========
You were strong and I was not
My illusion my mistake
I was careless I forgot
I did
James Arthur «Impossible»
У осени холодные руки и сердце не теплее. Осень приходит по дороге из опавших листьев и, шурша подолом вдовьего платья, качает головой, делает всех грустными и нервными.
Однако Джиму с осенью повезло больше - она была его доктором, его психиатром, залечивающим августовскую тоску и ее последствия. Словно отвечая золоту листвы, золото волос Кирка сияло ярче, и осень гладила его по голове, успокаивая еще недавно мятущуюся душу. Джим не знал осени фигуральной - той, что селится в груди, - а знал только осень фактическую.
Но в этом году все осенние черти вцепились в его душу когтями-скальпелями и замерли так на долгие недели.
Леонард вошел в комнату, устало плюхнулся на кровать и лишь потом огляделся, присвистнув.
- Это ж какой черт в тебя вселился, малец?
Обычный залихватский бардак комнаты куда-то подевался. Лен точно помнил, что этих стульев тут не было - или подождите-ка, так эти кучи шмотья и были стульями? А вон те статуэтки откуда взялись? Ах ты ж черт, а он думал, это подставки, и вешал на них всякую дрянь… На золотых фигурках сверкали надписи «Джеймсу Тиберию Кирку за то-то». И учебники рядками на полках, дела-то совсем плохи… И как теперь носки искать? Строго говоря, общая куча в углу не очень вдохновляла, но какая разница, если они одинаковые и чистые? Даже календарь прошлогодний выкинул, паршивец.
Кирк поднял на него ясные голубые глаза, такие серьезные, каких Маккой давно не видел.
- Заняться было нечем, - буркнул он неохотно.
- Вчерашний день искал? - проворчал тот себе под нос.
«Вчерашнего себя», - мысленно поправил Джим, но вслух ничего не сказал, слепо уставившись в учебник.
- Что стряслось-то? - вздохнул Маккой.
- Ничего, Лен, - бездумно ответил Кирк, и Леонард чуть не подавился очередным ругательством.
- Да никак ты болен, Джимми-бой? Где твое дурацкое «Боунс»?
- Все тут же, Боунс, если хочешь, - все так же отсутствующе отозвался Кирк.
Маккой вздохнул. Вот всегда так. Чертов мальчишка настолько упрям и непредсказуем, что о причинах его поступков можно только догадываться - сам никогда не скажет.
Леонард, кажется, был одним из немногих, кто философски относился к образу жизни Кирка: все выкрутасы, загулы и изобретательность он воспринимал скорее как здоровую норму молодого парня; с Кирком было хлопотно, но весело жить рядом. Не то чтобы Маккой смеялся или участвовал, но внутри он был доволен - с этим пацаном никогда не соскучишься. К слову сказать, веселья иногда перепадало и в прямом смысле - захаживающие к Джиму красотки в последнее время нуждались в утешении или просто в бокале виски, раз уж сам Кирк постоянно отсутствовал.
Видимо, причина как раз в этих отсутствиях.
- Кто-то втюрился по самые уши, - в пространство сообщил Маккой и увидел, как Джим вздрогнул.
Но не столько из-за попадания в яблочко, как думал Леонард, сколько из-за напоминания об ушах. Джим мог бы поклясться, что видел, как Спок повел ухом как-то раз - хотя тот и отрицал.