Три? Не четыре? Четвертый, видимо пострадал от атаки легкого истребителя. Хэн боялся этого. Ну и ладно — пусть у него меньше двигателей, чем он надеялся, зато больше, чем вообще можно было ожидать в подобных обстоятельствах.
Забыв о своих собственных измышлениях, он завел движок на полную. Не было времени нянчиться с двигателями. Они держались с жутким скрипом, со шквалом вибрации, прокатившимся вдоль по всему кораблю, но держались. Пока держались.
Хэн пробежался взглядом по показаниям ускорения, скорости и высоты, не слишком на них полагаясь, особенно на последнее. На его счастье, эти дисплеи были стандартизованы, хотя могли быть выполнены в каком-то невразумительном селонианском формате, о котором он не имел ни малейшего представления.
Но представшая перед ним картина не слишком обнадеживала. Он имел достаточно опыта полетов в атмосфере, чтобы понимать: их неприятности только начинаются. Лучшее, на что они были сейчас способны, — это управляемое столкновение с землей. Хэн рискнул бросить взгляд в иллюминатор и успел разглядеть <Пламя Джейд>, которое каким-то образом умудрялось сохранять с ними минимальный разрыв. Что и говорить; Мара была первоклассным пилотом.
Теперь только бы еще видеть, куда они летят. К несчастью, корабль мчался к планете кормой вперед, а кормовая камера, которая могла хоть чем-то облегчить его задачу, окончательно вышла из строя во время всей этой круговерти.
Впрочем, удавалось разглядеть и положительные стороны происходящего. Сопротивление воздуха стало замедлять их осевое вращение. Вскоре корабль окончательно прекратил вращаться, что совсем чуточку, но облегчило пилотирование. Как раз самое время для того, чтобы хоть что-то здесь стало полегче.
Хэн поглядывал на показатели скорости и высоты, понимая, со сколькими еще трудностями ему предстоит столкнуться. Нужно еще сбросить скорость. Обязательно. И был способ это сделать, но, как и все, он имел свою собственную изнанку. И реализовать этот замысел без маневровых двигателей было крайне проблематично. Ему придется ловко орудовать главными двигателями, не забывая при этом, что те уже и так направлены на то, чтобы компенсировать отсутствие четвертого. И все же… план выполним Возможно.
Он чуть ослабил подачу мощности на двигатель номер три, и корабль-конус начал медленно клониться набок, пока не достиг угла в сорок пять градусов к горизонтали. Он все еще падал строго вниз, но теперь его нос был отклонен от вертикальной оси на восьмую часть оборота. Если Хэн не ошибался в расчетах, в таком положении корабль должен был начать вырабатывать некое подобие аэродинамической подъемкой силы. Движение корабля стало не только отвесным — появилась также и горизонтальная составляющая; теперь корабль отклонялся от вертикали с каждым пройденным сантиметром.
Судно яростно затрясло, но причиной всего этого грохота и треска во. многом был чрезмерный расход избыточной энергии.
— Уважаемый Соло! — протестующе заверещала Дракмус, перекрывая своим голосом внешние шумы. — Корабль стал смещаться вбок! Куда вы нас заведете?
— Понятия не имею! — честно ответил Хэн. — Нам нужно выровнять полет, иначе мы не сумеем сбросить скорость.
— Но вдруг мы приземлимся за пределами владений моего логова?!
— Тогда и будем решать, что делать, — рявкнул Хэн. Дракмус промолчала, но в ее словах была логика.
Было не слишком разумно приземляться наугад на планету, раздираемую гражданской войной.
Хэн выбросил это из головы. В данную секунду его заботило одно: приземлиться в целости, а не по кусочкам. Куда приземляться — вопрос второстепенный.
Он проверил приборы. Корабль по-прежнему падал, словно камень, — но теперь это был уже более медленный, планирующий камень. А температура на обшивке даже понизилась — на самую малость, но и то неплохо. Возможно, у них даже есть шанс выйти из этой передряги живыми.
Естественно, осуществлять посадку на досветовых двигателях вместо ныне почивших репульсоров, да еше и вслепую — тоже задачка не из легких. Можно даже начинать беспокоиться, как решить ее, — но не раньше, чем через полторы минуты.
Он вновь бросил взгляд на приборы. Трюк с боковым падением замедлял их, но этого было явно недостаточно. При таких условиях лучшее, на что они могут надеяться: перед падением снизиться до скорости звука.
Ему больше ничего не оставалось, кроме как попытаться выжать из двигателей еще немножко. Да что же там с^этим четвертым, почему он отказался работать? Может, была всего лишь разрушена перемычка пускового механизма? Может, сам двигатель в порядке, просто надо придумать, как до него достучаться? А что, если он попробует параллельный запуск? Поскольку все прочие двигатели в норме, он может позаимствовать частичку их выходной мощности для запуска четвертого. Такое могло сработать. Хэн перенаправил пять процентов энергетического потенциала двигателя номер два через устройство запуска на четвертый двигатель. Резким движением он вдавил кнопку, надпись над которой гласила: НАЖАТИЕ ЭТОЙ КНОПКИ ПРИВЕДЁТ К ЗА-ПУСКУ ДВИГАТЕЛЯ НОМЕР ЧЕТЫРЕ.
Неестественный и пронзительный скрежет прорезался сквозь неистовый рев, наполнявший рубку, и корабль-конус бешено затрясся в такт вспыхивающему и гаснущему индикатору работы двигателя. Индикатор снова вспыхнул, а на дисплее засветилось: ДВИГАТЕЛЬ НОМЕР ЧЕТЫРЕ РАБОТАЕТ СТАБИЛЬНО, — но затем погас снова, и это повторилось еще раз, прежде чем он вновь зажегся и больше не мерк.
Четыре двигателя. Теперь у него есть четыре рабочих двигателя. Все-таки шанс на то, чтобы выжить, еще не потерян. Но после того как он взглянул на высотомер, в его душу вновь закрались сомнения. До земли оставалось всего три километра. Хэн осознал, что ему придется немедленно погасить горизонтальную составляющую, если он все еще хочет совершить посадку. Он еще сильнее накренил корабль, развернув его параллельно земле. В иллюминаторе возник горизонт планеты и тут же начал исчезать, так как корабль разворачивало все дальше: и вот уже Хэн летит вверх тормашками, носом к земле и пятками к небу. Он завел все двигатели на максимум, а потом добавил еще немножко. Наконец он добился того, что земля перестала метаться у него перед глазами, зато теперь она неслась прямо на него. Горизонтальная составляющая скорости вконец приблизилась к нулю.
Зато вертикальная никуда не делась. Хэн еще раз развернул конус, так чтобы его нос смотрел вертикально вверх, и убедился, что двигатели функционируют на полную катушку. Больше он ничего предпринять не мог.
— Держитесь! — заорал он на селонианском. — Пристегнитесь и вцепитесь во что-нибудь. Мягкой посадки не предвидится!
Зеленые огоньки замерцали на панели состояния двигателей. Для большинства кораблей это было бы добрым знаком, но только не для данного летающего гроба. Для любого селонианина зеленый цвет означал угрозу, опасность. Двигатели уже работали на пределе, а то и за пределом своих возможностей. Хэну отчаянно захотелось выяснить, а не сможет ли он выжать из них еще капельку, но он не посмел. Не будет ничего хорошего в том, что он, пройдя такой длинный путь, разнесет свой корабль на куски в полукилометре над землей.
Ну, вполне возможно, им уже удалось достаточно замедлиться для того, чтобы выжить при крушении. Хэн убрал подачу энергии на все системы и перевел ее всю на инерционные компенсаторы. Компенсаторы никак не могли поглотить всю энергию удара, но с какой-то ее частью они точно могли сладить. А вдруг, если их перевести на максимум, этого хватит, чтобы остаться в живых?
На этом все. Больше у него в запасе трюков не осталось. Только держаться за то, что есть под руками, и следить за неумолимым обратным отсчетом на высотомере. Хэн не имел ни малейшего понятия, куда они приземлятся. Его единственного короткого взгляда в иллюминатор было мало, чтобы определить их местоположение. Он видел воду, видел плоскую поверхность суши, видел небольшую высокогорную гряду. Куда они в итоге упадут, он определить не мог.
До земли остался километр. Восемьсот метров. Семьсот. Пятьсот. Четыреста. Триста пятьдесят. Эх, если бы у него работали репульсоры. Как все-таки жаль, что ему пришлось поджарить их ради запуска двигателей. Три сотни. А вообще, насколько точен высотомер? Две сотни. Сто пятьдесят. Всего сто метров. Семьдесят пять. Пятьдесят. Хэн вжался в кресло, готовясь к столкновению, и преодолел стремление зажмуриться. Ноль.
Минус десять метров. Нет, все-таки не точен. Правда, какую роль могли сыграть эти лишние метры? Мощности двигателей все равно не хватало, чтобы замедлить корабль. Минус двадцать. Минут пятьдесят…
ШМЯК!! Словно сотня взбешенных бант разом прыгнула на грудь Хэна, вдавив его в спинку пилотского кресла. Дракмус пронзительно взвыла. С жутким металлическим скрежетом в какой-то из частей конуса прорвалась обшивка, и мгновением спустя одновременно не меньше дюжины сирен огласило корабль своим воем. Иллюминатор над головой каким-то образом остался цел, и Хэн мог видеть, как небесный свод наполняется дымом, паром… и грязью. Огромные комья влажной земли брызнули в иллюминатор, залепив его почти целиком.
Хэн отрубил сигналы тревоги и был поражен неожиданно возникшей тишиной. Ну, почти тишиной, нарушаемой лишь всхлипываниями Дракмус и булькаюши-ми звуками, сопровождавшими приземление последних комьев грязи на корпус корабля. Они сумели посадить корабль и остались живы. Внезапный водяной шквал тонкой пеленой накрыл судно, смыв часть грязи с иллюминатора.
Хэн выбрался из кресла и сделал несколько весьма неуверенных шагов.
— Это было слишком близко, — буркнул он на общегалактическом, больше для себя, чем для окружающих. — Пойдем, — продолжил он по-селониански. — Надо выбираться. Может возникнуть… — он запнулся.
Похоже, вместе с ударом из его головы вылетела как минимум половина его селонианского словарного запаса. Хотя после таких переделок одно только то, что он может вспомнить свое собственное имя, уже можно считать чудом. Но он так и не вспомнил, как сказать по-селониански <возгорание>, <утечка топлива> или <короткое замыкание>.
— Могут возникнуть неприятности, — сказал он наконец. — Неприятности… с кораблем. Нужно уходить немедленно.
Обе селонианки, очевидно, находились в полуобморочном состоянии, но все же поднялись на ноги и последовали за Хэном по лестнице на нижнюю палубу к главному входному люку. Хэн вдавил кнопку открытия дверей и ни чуточки не удивился, когда ничего не произошло. Корабль, ради приземления которого они рисковали жизнями, корабль, в котором так отчаянно нуждались хунчузуки, теперь напоминал груду металлолома. Пустое место. Опустившись на корточки, Хэн стал возиться с панелью доступа к механизму ручного отпирания дверей. Отогнув крышку, он повернул нужную рукоятку. Дверца стала с неохотой растворяться; дважды заедала, прежде чем распахнуться настолько, чтобы они смогли выбраться наружу. Хэн для начала высунул голову и огляделся.
Они приземлились ровно посередине мелководного озера — и столкновение корабля с поверхностью осушило его: на дне оставалось лишь несколько крошечных лужиц. Из влажной земли шел пар — в воздух уходило тепло, произведенное ударом судна о поверхность. А на дворе был ясный весенний денек. Каким-то образом живописные луга и подлс-ски, окружавшие враз осушенное озеро, заставляли всю эту грязь, топь, месиво, образовавшееся на месте посадки, казаться чем-то нелепым, чуждым для этого места При посадке корабль-конус по меньшей мере на полметра зарылся в мягкое озерное дно. Привычное расстояние от люка до земли — полтора метра — теперь заметно сократилось. Хэн присел на краешек входного люка и одним махом съехал вниз — чтобы тут же уйти по щиколотки в вязкую грязь. Он выдернул из жижи свою левую ступню, едва не потеряв в процессе ботинок, и, прежде чем попытаться вытянуть ступню правую, сделал очень широкий шаг.
Он захлюпал по вязкому дну озера в направлении твердой земли. На которой неожиданно для себя он узрел пожилую селонианку с седеющим темно-коричневым мехом и угрюмым лицом.
— Это ведь конус хунчузуков, не так ли? — осведомилась селонианка, наблюдая за тем, как Дракмус и Салкулд выкарабкиваются из корабельного люка.
— Точно, — немного растерянно ответил Хэн, проталкиваясь сквозь грязь. Вот они, селониане, во всей красе. Звездолет падает с неба прямо в озеро, и какова реакция? Ни шока, ни удивления, ни испуга. Ни тебе <здрасьте>, ни <какое чудо, что вы спаслись!>, ни <с вами все в порядке?>. Сперва обязательно должны побеспокоиться, с каким логовом имеют дело.
— Гм… — сказала селонианка. — Это земля чанзари. Мы — прореспубликанцы, стало быть, союзники хунчу-зуков.
— Замечательно, — отозвался Хэн, все еше пытаясь доползти до берега. — Рад это слышать.
Хэн выкарабкался (а скорее, выполз) из грязи и замер на мгновение. Пожилая селонианка обвела взглядом корабль и покачала головой.
— Конуса, — насмешливо пробурчала она, — Хунчу-зуки слишком безрассудны. Селонианам нечего делать в космосе.
Хэн задержал взгляд на селонианке.
— Знаете, — наконец вымолвил он. — Я только что сам в этом убедился. — Он повернулся спиной к конусу и нетвердой походкой двинулся к дальнему краю пустыря, где <Пламя Джейд> осуществляло ровную, гладкую, исполненную достоинства посадку.
3. У ИСТОЧНИКА
Сидя в пилотском кресле корабля под названием <Знатный гость>, Тендра Рисант размышляла над тем, все ли у нее сложится удачно, и если да, то каким образом. Она сделала все от нее зависящее, но сделанное казалось ей недостаточным. Если смотреть объективно, то все шло вполне успешно. Она воспользовалась радиопередатчиком, чтобы послать Ландо предупреждение о флоте, затаившемся у Сакоррии. Ее друзья узнали обо всем, и эти сведения могли оказаться для них жизненно важными. И она была уверена, что Ландо все еще жив и находится в пределах системы.
Но сама она застряла здесь, посреди пустоты, и добраться до нее не мог никто. Она разглядывала в иллюминаторе яркую звезду Корелл, висевшую у нее прямо под носом — только руку протяни и достанешь. Но пока не будет отключено поле заграждения, ей понадобятся месяцы, чтобы покрыть расстояние отсюда и до звезды.
Она прекрасно понимала: дело стоит того. Более чем вероятно, что своими действиями она спасет жизни, много жизней — возможно, даже жизнь самого Ландо. Но мысль о том, что придется провести в одиночестве на этом корабле еще не один месяц, угнетала.
И все же бакурианцы — люди, с которыми теперь был Ландо, — просили ее не прекращать передачи. Она могла сообщить им немногое — помимо того, что она уже им сообщила, — но она должна была постараться рассказать им обо всем, о чем могла. Она включила радиопередатчик и принялась за работу.
* * *
Бакурианский легкий крейсер <Нарушитель> трижды дал залп из носовой турболазерной батареи, и три патрульных мини-катера разлетелись в щепки.
— Великолепно, — проронил адмирал Хортел Осси-ледж. — Можете прекратить огонь. Переведите турбо-лазеры в походное положение и обесточьте их. И убедитесь, что наши <друзья> видят, что мы творим. Мы показали им, как больно мы кусаемся. Теперь мы предлагаем им лететь своей дорогой. Так что давайте поглядим, нормально ли у них с головой и понимают ли они намеки.
Разумная тактика, признал Люк Скайуокер, хоть сам и был от нее не в большом восторге. Да, демонстрация силы, несомненно, заставит тех, кто остался в живых, отступить. Собственно, много ли было шансов у горстки истребителей одолеть в бою <Нарушитель>, да еще при поддержке <Стража> и <Защитника> и летных звеньев, что базировались у них на борту?
С другой стороны, повстанцы сами не раз оказывались в такой ситуации в войне с Империей, и все равно выходили из нее победителями. Хорошая подготовка, сильная мотивация, высококлассное вооружение и разведка — плюс немного удачи — и любой несчастливый расклад оказывался бит. В войне нельзя быть ни в чем уверенным на сто процентов.
Люк Скайуокер стоял бок о бок с адмиралом Осси-леджем на капитанском мостике <Нарушителя>. Как и прежде, когда он признавал правоту этого человека, он чувствовал себя не вполне уютно. Люк бросил взгляд на Ландо Калриссиана, стоявшего по другую сторону от адмирала: застывший на его лице взгляд поведал Люку, что Ландо разделяет его опасения. Тактика была избитой, можно даже сказать, консервативной. Силы противника состояли из чуть более двадцати ПМК: было абсолютно бессмысленно вырезать под корень всю эту честную компанию. Зато, если заставить их отступить, не подвергнув свои собственные силы ненужному риску, — тогда совсем другое дело.