"Функель". Слава вспотел. Нервически вчитался: "...шестерка Функель небось теперь губешки кусает. Сначала втерся в доверие, думал, собачатина, всегда будет четко следить. Теперь глодай кости, куцерявый. Я так его и не понял: вроде бы раньше Функель отшельником странствовал по Росс..."
Слава аж вытер рукавом со лба капли. Перелистнул одну бумагу назад, внизу нашел: "Над нами сызначалу был поставлен его шелудивый пес-секретарь. Этот мерзопакостный... - и начало следующей странички: - ...шестерка Фун..." Так, понятно... "Функель якобы нищебродом странствовал по России, так сказать, вольный путешественник. Любил он блеять о всяких ситуациях и конфузах, зубы заговаривал, короче. Пожалуй, что и заливал. Якобы накушался пространства и благопристоился. Обворожил своего олигарха, вылизал ему все места, за что дорос до позиции старшей шавки при дворе Его Козлиного Величества... Она не говорила, спала ли с этим белобрысым псиной до меня..."
У Славы в голове зачались вычисления: что он знал про своего отца? Был инженером, потом, когда НИИ накрылось, охранял стоянку. Там и помер, распив с приятелем какую-то отраву. Кажется, батя не путешествовал как его путевый сынишка. Наверное, речь все же идет о каком-то однофамильце. Забавно, что Слава -- тоже блондин. Да мало ли в жизни засадных совпадений... хотя Функелей как раз в этой стране не так и много. Да, собственно тот неведомый Функель рукописи больше и не упоминался. Автор обливает грязью еще несколько человек из окружения олигарха: как будто пишет Богу донос.
Некоторое время Слава попроветривался, стараясь не глядеть в ту сторону дыры. Ничего необычного, все так же моросит небесная хлябь да шелестят травы. По крайней мере странник уже чуточку видел себя хозяином места. Да, оно сыграло со Славой недобрую шутку, ну, а сейчас оставило в покое -- получается, резон к тому у оного есть. Вернувшись к чтению, снова пропустил очередные стенания на тему "вообще", наконец найдя хотя бы какое-то подобие конкретики, которая, кстати, звучала в унисон с ходом мыслей Функеля:
"...Здесь все устроено запросто. Главное только искренне захотеть чего-то -- оно и приходит. Холм играет с нами в эти хотелки-вертелки, и, полагаю, это оттого что ему скучно без человеческих существ. Когда мы впервые здесь очутились, оба испытали какое-то, что ли, облегчение. Он, мне думается -- тоже. Сие выражается даже в трепетании трав. Если ты, будущий открыватель моих писаний, еще не испытал такого, все у тебя еще впереди, верь. Хотя, согласись, что уже что-то было. И ты не бойся, положись на волю разума другого рода, который не хуже и не лучше человеческого -- просто, другой.
Но вот... как быть с тем, что пропала она? Мы уже и свыклись с особенностями здешнего обитания, стали даже думать, что мы под опекой Холма. А, пожалуй, дисгармония между мной и ею действительно подспудно намечалась. Пока еще она проявлялась в малозаметных деталях -- движениях рук, губ -- но именно что проявлялась. Это уже и в воздухе витало, моральную усталость, которая накапливалась по законам сопромата, своими земными нервами почуял и Холм. Все от грехов наших, а святым я не был еще ни разу.
И каждому дается по истовости. Мы же не знали про Холм, так сложились очевидные обстоятельства. Внезапно пришлось сойти на полустанке и прибираться сквозь тайгу в отчаянии... Как говорят в народе, кривая вывела. Или Он притянул? Его детское коварство ты уже познал -- я уверен. Можно предположить, что он жесток как гитлерюнгендовец, взрастивший и приручивший существо, а потом, чтобы доказать свою брутальную сущность, изощренно погубил..."
...Инструкции, где инструкции, корил автора рукописи Функель. Где кнопки, рычаги, магические заклинания, жесты, управляющие дырой и всей остальной лукоморской чертовщиной? А вот ты, Славик, и поймал себя на моменте истины! Слава созерцал картину Страшного Суда. Вот, был монастырь, святое место, вкруг которого бесы толпились. Нечисть поработила гору, монахов (или монашек) извела -- и устроила здесь царство абсурда. Гора-то и впрямь лысая! Напиши, напиши по делу, фотограф, умолял Слава автора, давай, дружок, не подведи...
"...место -- сказочное. Мы привыкли, если попадаешь в некое подобие мечты, говорить: как в сказке! Забывая при этом, что там змеи, колдуньи, закомплексованные бездари, да и вообще всякая витиеватая виевщина. Но сказки -- хотим, вот, ведь какое дело. Холм -- горнее место, где, прости за пошлость, чудеса и леший бродит. Мы еще когда вдвоем были (а по сути-то -- втроем!), сошлись во мнении, что наши человеческие сказки возникли не от болта, и из таких вот сказочных мест. Считается, жизнь богаче любой фантазии. Так же и с Холмом: Он круче любого фантазийного буйства -- потому что настоящий. Мы с ней раньше в шутку предполагали, что и сами являемся фантазиями Холма. А теперь сия идея вовсе и не кажется юмором.
О, Господи... я представил себе: а вдруг она стала русалкой и сейчас на ветвях вон в том лесу сидит! Завтра надо почаще глядеть наверх. К тебе еще не приходили видения? Ты не испытывал катарсис? - (В этом месте Славу чуток затрясло) - О-о-о, тебя еще ждет все это, и я тебе по-хорошему завидую. Надеюсь, она ушла всего лишь потому, что не вынесла эмоционального напряжения счастья. Найду, мы вернемся -- и отдохнем, отдохнем. Даже если она уже -- русалка (тогда я стану каким-нибудь водяным). Итак: еще день ее ищу -- а потом..."
Суп с ученым котом. Вот тебе и дело, леший тебя задери. У чувака так называемое экстатическое состояние, или, как говорят в народе, крышу снесло. Сие от того, рассуждал Слава, что у тебя дружок, просто мало опыта жизни наедине с самим собой, ты все привык среди людей рисоваться. Известно ведь, что самое страшное наказание для осужденных -- камера-одиночка. Короче, симпатии к автору Слава уж точно не испытывал. Он себе вообразил измученную фитнесом и солярием дуру, которой холеный самец-производитель втирает про миры и поёбзию. И как эту пару лабутенов могло в такую жопобразию занесло?!
ПАСТЫРЬ
Дождь поутих уже к разгару следующего дня. Лес кругом запарил, что предвещало значительное улучшение погоды. За время своего гостевания на нехорошей (чего уж юлить: действительно дурной!) территории Слава попривык к лазейке и даже подспудно вынашивал план, например, затолкать в нее, гадину, деревяшек от иконостаса, чтоб она, сволочь поперхнулась.
Каким-то мемом в Функелевой головушке крутилась старинная мелодия, которую путешественник сдабривал словами: "На-а-а горе-е-е.... да-а-а в дыре-е-е, да то-о-о й на горе-е-е..." По крайней мере, Слава уже перенес свое приключение в область самоиронии -- человеческая природа имеет прекрасную защиту, кстати, духовного толка. Вспоминался анекдот про жопу и глистов: "Это наша Родина, сынок..."
Чтение чередовалось с прогулками по останкам сооружений, по результатам которых странник делал поправки в начертанный на стене храма план подземелья. Вход так и не был найден, зато Слава обнаружил два вентиляционных отверстия, откуда тянуло запахом горелых свечей. На стене одного из полуразрушенных строений, функциональное назначение не угадывалось, обнаружилась полуистертая надпись, синей краской: "ПРОВЕРЕНО. БОГА НЕТ. УЧЕНЫЕ". Юмористы-охальники, думают, все им дозволено. Возвратившись под сень церкви, Функель на пожарный случай перекрестился.
По рукописи не угадать, в какую эпоху она создана. Да и кто подтвердит, что это не литературный опыт, а документальная запись, своеобразный чувственный мемуар? Безвестный автор самокрасуется, рисует свой положительный образ. А может все совсем иначе: грохнул девку, закопал и давай себе и будущим открывателям внушать, что де сам -- белый и меховой.
А, кстати... Слава так и не смог вспомнить: вот те кирпичи, которые он выломал -- там, под землей -- это свежая кладка, или... Да просто лихорадочно простукивал стены, когда почуял полость -- стал крушить. Ну и, борясь с паникой, забыл зафиксировать в памяти детали. Вот интересно: монастырь был мужской или женский? В народе всегда считалось, что два монастыря как инь и ян всегда соседствуют, а, случается, что и переплетаются; а из одного в другой якобы ведет традиционный подземный ход, который с женской стороны значительно длиннее. И кто измерял? Чушь фольклорная. Хотя, здоровое зерно здесь есть: не исключено, что где-то торчит альтернативная гора. Или наоборот - впадина.
Когда наконец сквозь облака стало угадываться Солнце, окончательно выяснилось: врет компас, а вовсе не строители храма. А это значит, почва под ногами утвердилась, можно включать разум. Аккурат почти закончилось и питание. Причем, исчезли несколько пачек лапши быстрого приготовления. Может быть, фастфуд сперли барабашки, пока Функель пропадал в подвале?
Каждый лишний грамм в поклаже странника, путешествующего на своих двоих -- непозволительное излишество, ноги-то не казенные. Тем не менее, Слава упаковал рукопись в свою суму. Портфель он швырнул в дыру (снова не услышав звука падения). Спускаясь с горы, поскользнулся, покатился кубарем. Благо, внизу полого, ничего не повредил, а намокнуть все равно пришлось бы.
- Вот спасибочки! - Воскликнул Слава патетически. Теперь он уже был уверен, что это такой прощальный как бы божественный пинок. - Бывайте здоровы не кашляйте тут.
Странник двинул в своем Юго-Восточном направлении, гордо, не оглядываясь. На первом передыхе проверил компас: прибор вернулся к норме. Сознание -- тоже; магическое притяжение жуткого места отпускало. Так вот, что такое пресловутая христианская прелесть, рассуждал Функель, это же как магнетизм, от которого сбиваются даже приборы.
Современный рациональный представитель цивилизации потребления задаст резонный вопрос: а вот этот Функель -- он кто: дауншифтер, офисный планктон, ищущий в отпуске приключений, преданный партнером любовник, сбежавший с химии жулик, утомленный цивилизацией интеллектуал, просто псих... а, может, все сразу в одной фляге. Если такой вопрос возник, это значит, мы боимся сути. Просто странник -- и все тут, плясать надо именно от этого. А весь бекграунд -- лишь антураж. Раньше, ну, в глубокую старину, это хорошо понимали и путников жутко боялись, точнее, опасались таковых обидеть -- ведь они могут и навредить. Теперь странников хотят построить и образумить, потому что вознила гипотеза об отсутствии Бога и бесов в природе. Сие означает: одни темные силы схлестнулись с другими, а поле битвы -- наши хотелки. Все дело в том, что нас стригут под одну гребенку, яростно отметая всех, кто выделяется из общего мейнстримовского тренда. Для того и придуманы социальные сети и прочие собрания общественности. Все, кто не такой - пей цикуту и отправляйся в свою Вечность. Именно по этой причине в русской цивилизации вырастали побеги наподобие казаков, старообрядцев и поморов -- пассионариев, благодаря которым Россия столь и разрослась территориально. Четвертое же явление нашего этноса: странники. Они и ныне несут особую миссию коммуникации промеж социальных групп. В русской литературе даже образовался такой жанр: дорожные байки. Случайный попутчик несет тебе всякую ахинэю, а ты ушки развесил и слезами от вымысла обливаешься. Разве что в мегаполисах нищебродов выделили в особую неприкасаемую касту, и уже никто не помнит, что таких сам Иисус в уста целовал. Впрочем... а не есть ли Евангелие навеянный нам некой группой странников золотой сон?..
В деревнях по счастью покамест попроще. Там тоже смотрят телепередачи, а тако же (покамест робко) зависают в Паутине, но к странникам относятся все еще осторожно и с уважением. Короче: когда местный пастух по имени Оскар увидел путника, вышедшего из леса, ни на йоту не удивился. Абориген гнал колхозное стадо, пятьдесят одну корову костромской породы, на скотобазу, и на самом деле наш путник сильно обрадовался, впервые за несколько дней увидемши живое человеческое существо. Последнее особых эмоций не выразило.
Столкнулись две параллельные цивилизации. Функель идет по персональному взбредоголовию, Оскар сознательно движется по кругу. Каждый Божий день пастырь гоняет отряд животных, считающихся на Юго-Востоке (по отношению к Руси) священными, и те охотно подчиняются. Две модели жизни, мы и не замечаем, что каждый из нас придерживается одной из них. Отсюда и наши характеры Сытые буржуа, отправляющие сорить денежными знаками в туристические мекки - тоже ведь странники. Иные наоборот обломствуют, предпочитая овощное существованье. Но есть и вид странничества как проклятие: я имею в виду притчу про Вечного Жида. И каждый выбирает по себе средства утоления физиологической, духовной, экзистенциальной жажды. А после - расплачивается, ведь в нашем мире платить приходится по всем счетам.
У Функеля есть универсальное средство налаживания отношений с аборигенами: хорошие сигареты. Табак произвел действие: Оскар согласился впустить к себе Функеля переночевать, тем паче живет пастырь... то есть, пастух, конечно, в одиночку. Слава солгал, назвав вымышленную фамилию: Смирнов... в глубинке до сих пор сильна шпионофобия, Функели вызывают подозрение, кстати, обоснованное. А в остальном Слава не обманул: честно признался, что бредет по Руси в целях преодоления расстояний.
Въедливость нескольких пар напряженных глаз, когда шли по поселку после того как пастух сдал стадо дояркам, Функель на себе испытал по полной программе, но ответный дипломатический прием -- идиотская улыбка -- подействовал умиротворяюще. Функель приметил, что женщины с сожалением пялятся все-таки на Оскара. Поселок убогий, с убитыми колеями улицами, зато все палисадники в цветах, хотя и домики покорежены. Как раз у Оскара с цветами явные нелады: весь палисадник в луке, чесноке да укропе. Аскетические условия жизни и явная антисанитария Функеля не отворотили, он и сам вроде бы как не ангел. Энная сумма денег сразу ушла по назначению: Оскар моментально сгонял за пойлом, наверное, к соседям. Пить было противно, ибо спиртное оказалось отвратительной шнягой. Из закусок -- картошка в мундире и зеленый лук прямо с огорода. Слава не сразу зашел на нужную тему, все больше выслушивал Оскаровы периферийные стенания за жизнь. На самом деле, промеж двумя мужчинами некоторое родство, ведь оба -- холостяцкое отродье.
Итак, спирт быстро развязал языки. Слава, прогнав ряд тем о международной обстановке и внутренних врагах доброго царя (продукция зомбирования через телеэфир) примитивными отговорками, задал таки основной вопрос:
- А что это у вас за гора такая в лесу?
- Горушка-то? - Оскар вопреки ожиданиям Функеля не встрепенулся. - Да просто проклятое место. А что... заходил?
Почему-то пастух посмотрел Славе прямо в глаза очень-очень пристально. До того по своей сельской застенчивости он на такое не решался.
- Было дело.
- О, б..я. И вярнулси?!
- Как видишь.
- Удивительно. Наши туда вообще не ходют.
- Боятся?
- А то.
- Чего же?
- Что-то ты недоговариваешь, вот чего. Я ж вижу.
- Да нет. - Слава решил солгать. - Забрался, посмотрел -- дальше пошел. А что... нельзя было?
- Врешь.
Слава понял: алкоголь пронял аборигена, короче, торкнуло. В этом "врешь" читался элемент агрессии.
- Да. Вру. - Снова сказал неправду Функель. - Не поднимался я на гору.
- И правильно.
- Ну, а если бы залез...
- Нормальным бы уже не вернулся. Плесни. - Слава налил. У странника опыт: есть такие индивидуумы, которым пить противопоказано -- у них черлак напрочь сносит -- и, видно, пастух из таковых. Оскар, заголосил тоном пономаря, сдабривая речь выразительными русскими ругательствами: - Наши .... туда не .... ходють. А чужаки .... навроде тебя ..... суются - и...
Пауза. Оскар пьет -- кадык играет. Слава гадает, как повернуть разговор в иное русло. За годы странствий Функель выработал три простых правила, благодаря которым можно избежать звездюлей. Первое: не пить нахаляву. Второе: не заглядываться на чужих телок. Третье: не вступать в религиозные дискуссии. Похоже, Горушка -- вопрос местных верований. Они наложили на сей объект табу и методом отрицания ему поклоняются. Любопытно, конечно, разузнать подробности, но не из пьяных же уст.