Ника откинулась на мягкие подушки и улыбнулась.
— Господи! Мельтешение какое-то! Ей всего двадцать один год, а все исстрадались, ког-да же она выйдет замуж?
Хотя мама говорит: — Придет время и выйдешь! Ника открыла глаза, когда симпатичная бортпроводница приятным голосом объявила, что
самолет прибывает в пункт конечного направления. Ника пристегнула ремни. Скоро, всего лишь через несколько часов она будет в родном Керкене, где её ждут, где ей будут рады.
Она появилась в дверях тётиного дома улыбающаяся, но улыбка тут-же сползла с её ли-ца. Оказывается, здесь уже были сестры: Люся и Ленуся. Они словно поджидали её.
— Чего вы тут все собрались? — подозрительно глядя на них, спросила Ника вместо при-ветствия.
— А вот сделаем кой- какие дела, а потом разъедемся! — целуя Нику ответила старшая
сестра Люся, загадочно улыбаясь.
— А меня чего вызывали?
— Нужна, вот и вызывали! — ответила вторая сестра Ленуся.
Но добиться от сестер, для чего она им понадобилась, Ника так и не смогла. До самого рассвета все болтали, вспоминали и весело хохотали над давнишними детскими шут-
ками и проделками. Вспоминали бабушку Матрену, всеобщую любимицу. И хотя эти
воспоминания были постоянны при встречах, но после них почему-то душа успокаива-лась, горести отступали на задний план, и всё казалось в этой жизни не таким уж страш-ным и безнадежным. Во всяком случае, именно это утверждали старшие сестры…
— Ну всё, спать девчата, спать… — проговорила наконец тётя Фаня, глянув на часы.
— Пять утра, дайте хоть пару часов поспать нашей невесте!
— Тётя Фаня, это вы меня в невесты записали? — засмеялась весело Ника, с удовольстви-ем откидываясь на мягкую бабушкину перину. — Жениха ведь ещё нет…
— Эх, девка, была бы шея, а хомут найдётся! — проворчала шутливо тётя Фаня, и вык-лючила свет.
— Вероника! Вероника! — опять звал её голос, похожий на мамин.
Ей снился опять тот же сон, где она бежит по полю среди огромных кустов чертополоха, и они впиваются ей в волосы и тянут… тянут, пытаясь отбросить её назад, к себе.
— Мама! — кричит Ника. — Спаси меня, мама!
И словно услышав её, над головой Ники раздается опять громкий мамин голос:
— Проснись Вероника! Проснись!
Ника с трудом открывает глаза, и, всматривается с недоумением на склонившееся над ней лицо женщины.
— Мама, это ты? Мама…
— Господи, Ника, что с тобой? Ты так кричала, металась во сне и звала меня, что пришлось тебя разбудить.
Мамины глаза смотрели тревожно на дочь, но Ника, вдруг подскочив, повисла на шее Марии.
— Мама, а ты откуда появилась здесь?
— Сюрприз! — засмеялась тётя Фаня, входя в комнату. — Много будешь знать, скоро сос-таришься. Хотя в чем тут секрет. У племянников в городе была, проведала, а утром пер-
вым рейсом автобуса приехала. А ты лежебока всё лежишь! Давай, вставай с постели, приводи скоренько себя в порядок. К обеду гости пожалуют…
— Какие гости? Что вы все мне тут загадки загадываете? Вызвали, а сами ни слова…
— Успокойся Вероника! Успокойся! — Мария грустно улыбнулась. — Скоро узнаешь…
— Ну и ладно, переживу! — буркнула Ника, и, вскочив с перины постеленной на полу, пробежалась по комнате, размахивая руками, что заменяло ей утреннюю гимнастику. За-тем она помчалась в сад, по пути умывшись под колонкой холодной водой. Съела недозре-лый урюк и подумала:
— Зря, ещё прохватит!
Заглянула в сарайчик, увидела белых лохматых ангорских коз, и, жмурясь от умиления, ласково затютюкала:
— Ах, вы мои лапушки!
— Вероника! Время первый час! — закричала с высокого крыльца сестра Люся.
— Поторопись…
Ника оделась в яркий цветастый сарафан, специально пошитый для отпуска. Его сши-ла на заказ знакомая портниха, и Нике очень шёл к её черным длинным волосам ярко-синий, в мелкий цветочек сарафанчик на тонких бретелях. Он открывал спину, выгодно подчеркивал небольшую грудь, и Ника чувствовала, что она вся, начиная от её шоколад-ной кожи, так усердно сжигаемой на крымском солнцепёке, от её новенького сарафанчика на бретелях, от волос, длинных и блестящих, она вся сейчас, кажется, невероятно хоро-ша. И это чувствуется по восхищенным лицам сестёр, мамы, и даже тёти Фани, которая, всплеснув руками, только и вымолвила:
— Ну, девка!
Во дворе стукнула калитка, и по дорожке кто-то протопал.
— Можно к вам? — раздался мужской голос, и в комнату вошел Игорь.
Смущенно буркнув "здравствуйте!", он замер у порога, теребя в руках небольшой свёр-ток. Игорь был одет в строгий черный костюм, и, Ника почему-то с усмешкой подумала:
— Он похож на жениха. Только без галстука и без букета цветов.
Следом за Игорем в комнату вошла маленькая худенькая женщина в смешных круглых очках. Ника сразу же признала в ней мать Игоря, Нинель Петровну, и поразилась. Какой старой и некрасивой оказалась эта женщина. Редкий седой волос был тщательно зачесан назад, заплетён в крохотную косичку, и скручен в тугой узелок, делая её голову не-правдоподобно маленькой и похожей на голову какой-то очень знакомой птицы.
Нинель Петровна строго глянула на Нику. Затем перевела взгляд на тётю Фаню и Ле-нусю, замерших у большого обеденного стола, вздохнула, видимо собираясь что-то произ-нести, но тут, толстые гобеленовые занавески откинулись в стороны, и в комнату почти ворвалась высокая светловолосая молодая женщина, чем-то неуловимо похожая на се-дую женщину. Громко рассмеявшись, она подтолкнула вперёд смущенно замершего Иго-ря, и весело объявила:
— Ну, вот мы и пришли!
Ника сидела, ни жива, ни мертва! Её сватали.
Светловолосая молодая женщина, чуть картавя, говорила много, шумно и весело. Ника почти не слушала её. Она знала, что сейчас хвалят Игоря, перечисляя все его достоинст-ва. Нике не было это интересно. Она смотрела на шумную веселую женщину, и вспоми-нала другую, из далёкого-далёкого детства. Ту, другую женщину, звали Ларисой, и была она в белом свадебном платье, окутанная прозрачной фатой, словно окутанна тайной…
Та Лариса казалась феей из сказки, и у той феи были счастливые и немного испуган-ные глаза. И сейчас, перед ней сидит всё таже Лариса, но в глазах у неё пляшут искор-ки затаенного смеха, и она совсем не похожа на фею из сказки. Скорее всего, наоборот…
— Ну, что невеста молчит, жениха пугает? Может, не согласна? Так мы пойдём дальше невесту искать! — ворвались в сознание Ники весёлые слова и смех белокурой женщины.
Ника, глянула на Игоря, увидела его серьёзные глаза и поняла, что он напряженно ждёт её ответа.
— Ну, что скажешь Вероника, ты согласна? — подтолкнула её вдруг сестра Лариса, си-девшая рядом.
— Я? — Ника растерянно оглянулась вокруг.
На неё смотрели столько глаз! Они ждали от неё ответа. Они все ждали! Ника поверну-лась к матери, но та сидела, низко опустив голову, и девушка поняла, ей самой надо ре-шать. Это её личное право, распоряжаться своей судьбой, но…
— А кого ещё ждать? — подумала вдруг Ника. — Мама молчит, значит, от него ничего нет. Да и мало ли выходят замуж без любви, а потом всё вдруг образуется в лучшую сторону. Да и Игорь писал ей "такие!" письма!
— Думай дочка, думай! — вдруг донеслось до Ники.
Она взглянула на жениха, он также серьезно посмотрел на неё, но тут мать Игоря, вдруг заерзав на стуле, быстро проговорила:
— Ну, время идёт, пора решать!
— Я согласна! — прошептала девушка, и со всех как будто упал тяжкий груз.
Все разом заговорили о свадьбе, о загсе, о кольцах, о платье, о мясе, блинах, луке и по-мидорах. Больше уже никто не обращался к Нике, и никто не смотрел на неё. Она вста-ла со стула и тихонько вышла из комнаты. Скоро обед, а в животе урчит так, что, кажется, вопли её желудка слышат все. В кладовке она сделала себе бутерброд и с наслаждением откусила кусочек, но тут дверь загремела, и на пороге показался Игорь. Он виновато улыбнулся ей, и Ника, крепко сжав рот набитый хлебом, и не смея жевать, тоже состроила гримасу, отдаленно напоминающую улыбку.
— Идём, все зовут тебя!
Когда она появилась перед множеством глаз, тётя Фаня возмущенно постучала по столу костяшками пальцев и проговорила:
— Вероника, сейчас же прожуй или выплюнь то, что у тебя во рту. На кого ты похожа!
Ника торопливо жевала, а все сидели и смотрели на неё, как она глотает несчастный кусок бутерброда почти не разжеванным, давясь и обдирая горло. Наконец тетя Фаня громко фыркнула и нравоучительным тоном произнесла:
— Вероника, сейчас у нас будет торжественный обед! Садись к столу. Поговорим…
И оглядев племянницу критическим взглядом, продолжила:
— Итак, мы на нашем семейном совете решили. Первое, свадьба будет послезавтра! Второе, расписываться в загсе тоже будете послезавтра!
Ника жалобно воскликнула:
— Но ведь срок месяц дается…
Все строго глянули на неё, а тётя Фаня продолжила невозмутимо:
— Игорь договорился по знакомству пораньше. У тебя отпуск две недели, из которых одна почти закончилась. Так что некогда ждать! Итак, кольца куплены, платье тоже. Ос-
тается подогнать его по фигуре у портнихи. Фата куплена. И, четвертое…
Но Ника не слушала, кто и что говорил за столом, уже обильно уставленном закус-кой. Она молча сидела, уставившись в собственную тарелку с золотистым ободком, на которой было кучей навалена отварная молодая картошка и мясо курицы, кусок жа-реной рыбы, и ломтик колбасы с хлебом. Странно, когда успели приготовить к столу все эти яства? Или это всё принесли с собой жених и его родственники? Как жаль, что она не может как в детстве, тихо и незаметно покинуть этот стол, всех этих людей, и бегом, бе-гом умчаться в Яр, к Ручью, чтобы там, на природе подумать, всё взвесить, решить, и успокоиться.
Она с тоской глянула в окно. Там спешили люди по своим делам, ехали машины, взвиз-гивая тормозами, шли дети и взрослые по своим делам. А в три часа в кинотеатре начи-нается дневной сеанс нового фильма. Она всё ещё это помнит!
— Так! — донеслось до девушки. — Игорь с Никой дойдут до тёти Тоси, пусть она под-гонит платье по фигурке. А заодно и фату…
— Зачем же, к тёти Тоси. Я сама всё сделаю! — испуганно проговорила Ника.
— У тебя другие дела найдутся, поважнее! — веско ответила тётя Фаня, и все согласно кивнули головой.
Всё было как во сне. После обильного обеда Ника и Игорь шли по жаре до тёти Тоси. Ника с трудом переставляла ставшие вдруг тяжелыми ноги, на которых были надеты но-венькие босоножки на плоской подошве. Последний писк моды! После всех этих платформ и полуплатформ, да каблуков по двенадцать сантиметров, кажется, что ты идёшь по земле, испытывая самое настоящее блаженство.
Вот и сейчас, она кажется сама себе такой маленькой, когда поднимает голову и смотрит на Игоря, а он обращает на неё свои строгие серые глаза, в которых она ничего не мо-жет разглядеть, ни радости, ни сожаления.
Пес залаял громко, неистово, и через секунду появилась тётя Тося. Она как будто спе-циально ждала, когда перед её калиткой появятся Ника и Игорь. Тётя Тося не узнала Нику. Она постарела, стала носить очки, и даже как будто стала меньше ростом. Но всё равно, она была такая же быстрая и говорливая, как и прежде.
Игорь остался на веранде курить, а Ника прошла в дом, где кажется, ничего не из-менилось. То же самое зеркало у стены, тот же диван и картина над ним, те же занавески на окнах, что и прежде, с выбитыми кружевами по низу, накрахмаленные так, что ка-жется, они стоят на подоконнике, среди горшков с геранью.
— Одевай, своё платье девонька!
Тётя Тося, щуря подслеповатые глаза, смотрела выжидающе на Нику, пока та натягива-ла на потное тело своё будущее свадебное платье.
— Так ты за Игоря выходишь замуж? — скороговоркой спрашивала тетя Тося, бесцере-монно поворачивая к себе Нику, оглядывая её со всех сторон, и при этом быстро втыкая в складки платья тонкие маленькие иголочки. Вскоре перед зеркалом стояла идеальная фигурка, обтянутая чудесным белым шелком свадебного платья, обильно обшитого кружевом и мелким бисером.
— А ты сама, откуда будешь? — опять спрашивала пожилая женщина, помогая Нике снять платье.
— Я дочь Марии! Вашей бывшей соседки!
— Марии? — ахнула тетя Тося, и, приглядевшись к девушке, воскликнула: — Так ты же Вероника!
— Да! — отвечала девушка, натягивая кое-как на потное, липкое от жары тело узкий, сшитый по фигурке, свой новый, ярко-синий сарафанчик, по низу которого был протянут купон, сплошь усеянный яркими цветами незабудок.
— Так ты красавицей стала, просто артистка кино! — сыпала скороговоркой тетя Тося, поправляя лямки сарафана на спине Ники.
На улице залаяла собака, видно кто-то прошел по двору. Тетя Тося похлопала девушку по руке и грустно улыбнулась:
— Красавицы у Марийки дочери! Я это всегда говорила…
Ника поспешно пошла к выходу, словно боясь, что сейчас она должна услышать что-то ещё. Кто-то вошел в комнату. Ника, подняв глаза на вошедшего, вдруг почувствовала, как всё поплыло у неё перед глазами, всё завертелось словно в быстрой карусели. Она ухва-тилась за стул, что стоял тут-же у стены, и вдруг стала падать вместе с ним.
— Воды мама, дай воды! — хрипло закричал мужской голос, и тётя Тося, шаркая нога-ми, исчезла за дверью.
Ника открывала глаза целую вечность.
— Ника! Ника очнись! — кто-то звал её, словно требовал чего-то, а ей уже ничего не хо-телось в этой жизни.
Ну, зачем она пришла в этот дом? Что ей нужно здесь? Что нужно этим людям окружив-шим её? Что нужно от неё этому голосу, что зовёт её по имени, и который она так хо-рошо знает. Что нужно этим чужим сильным рукам, что держат её сейчас так бережно и нежно?
— Вероника, ах детка! Не мудрено в такую жару в обморок упасть. Ах, слаба нынешняя молодёжь, совсем стала слаба! — скороговоркой повторяла пожилая женщина, помахивая над девушкой белым вафельным полотенцем.
Наконец Ника открыла глаза, и, как в тумане увидела перед собой на белой стене кар-тину, на которой была изображена ваза, наполненная доверху спелым виноградом. А там, у стены, под картиной стоял Игорь и смотрел на Нику строго, осуждающе…
Ника медленно подняла глаза выше, и встретилась взглядом…
Сейчас она начнёт плакать, сейчас она не выдержит и закричит от радости, или кинется навстречу этим глазам, или…
— Оставьте меня! — резко проговорила девушка, отталкиваясь от рук мужчины, держав-шего её.
Она вскочила на ноги, и, пошатываясь, пошла прочь из комнаты. Игорь поспешно подал ей руку, и, опираясь на неё, Ника вышла на крыльцо.
— Куда же вы в такую жару! Присядьте под виноградником, остыньте! — уговаривала Игоря тетя Тося, суетясь рядом.
А тот, другой, стоял молча, и лишь вглядывался в лицо девушки. Незнакомый, высо-кий, светловолосый мужчина с глазами ярко-василькового цвета. Ника знала эти глаза. Это они снились ей все эти десять лет!
— Быстрей пошли отсюда! — прошептала она, обратившись к Игорю.
— Но ты же, в самом деле, ещё слаба. Может, посидим в тени? — возразил тот, но Ника упрямо тряхнула головой, и черные длинные волосы ярким блеском сверкнули на солнце.
— Ничего, я дойду!
Она уходила, она убегала от Того, кто стоял там, во дворе под виноградником, и молча смотрел на неё. Она уходила, она убегала от Его взгляда, от Его глаз, рук, от Него само-го. Но взгляд Его голубых глаз жег ей спину, он требовал, он молил вернуться назад. Хо-тя бы повернуться и взглянуть…
Ника уходила прочь оглушенная, ничего не соображающая. Она изо всей силы уцепи-лась за руку Игоря, и почти прижалась к его плечу, боясь повернуться назад. Лишь бы не дать взгляду коснуться Его, иначе… иначе она не выдержит, и её тело рванётся вслед за сердцем, оставленным там, у ног этого мужчины.
— Ты что больна? — Игорь участливо коснулся её лба своей широкой ладонью.
— Не знаю, но видно это всё от перемены климата. Да и жара ещё повлияла! — прошеп-тала чуть слышно девушка,
— Сегодня ты отдыхай, а завтра вечером я приду, узнаю как твоё здоровье. Так что, поп-равляйся!