Музыка всё ещё продолжала звучать, когда они вышли из зала теперь уже неразрывно связанные двумя маленькими желтыми колечками, в которых, как, оказывается, есть и всегда было какое-то таинственно- связующее начало.
Ника чувствовала, как тяжело давит на палец небольшое узкое кольцо, и просто жмёт, как новый башмак на больную пятку. А ещё такое ощущение, что на твою руку подвеси-ли килограммовую гирю, и рука постепенно теряет чувствительность, особенно тот па-лец, на котором блестит маленькое золотое колечко.
Ника потерла онемевший палец ладонью, но тут чьи-то цепкие сильные руки неожи-данно подхватили её и понесли. Она удивленно глянула перед собой и вновь увидела строгие серые глаза на красивом бледном лице Игоря, его плотно сжатые тонкие губы, и бисеринки пота на лбу под пышными кудрями волос. Как странно, неужели этот осле-пительно красивый мужчина теперь её муж? Чужой, и почти незнакомый ей мужчина, с такими строгими и холодными глазами?
Нике стало страшно. Она отвела взгляд в сторону, и едва не закричала. В толпе людей стоящих у обочины она вдруг увидела Володю. Он стоял рядом с высокой эффектной блондинкой. И хотя его руки были заложены за спину, но Ника знала — это Она. Она! Его жена! Это Она смогла украсть у неё Володю, а теперь явилась посмотреть на заверше-ние своего триумфа. Хотя при чем здесь эта незнакомая женщина? Это он привел её сюда! Зачем? Для чего? Унизить, или добить её, указав на то, что она всего лишь очередная его победа, и, что власть старшего над младшим, идущая родом из детства, всё ещё продол-жается. Право "первого голоса", право "первой ночи"!
Игорь нёс Нику, неотвратимо приближая её к Володе. О, как больно, как больно в сердце! Словно тысячи иголок впились в него, причиняя Нике нестерпимую боль. Для че-го Володя смотрит на неё так, словно хочет сказать ей что — то… Но его губы, в самом деле, что то шепчут. Что? Он желает ей счастья? Подлец и лицемер! Будь же ты проклят вмес-те со своей любовью!
Ника рванулась из рук опешившего Игоря. Хотя на этой длинной лестнице осталось пройти всего несколько ступенек, но, она уже не могла больше ждать, когда закончится этот бесконечный путь. И какая же умная голова могла придумать построить ЗАГС на горе, соорудив здесь столько ступеней, словно в назидание, или в насмешку тем глупым парам, что решили связать себя священными узами брака.
Ника торопливо села в "Волгу", и словно щитом загородилась фигурой усевшегося ря-дом Игоря. Она укрылась от ищущих глаз того, кто стоял на обочине у дороги. Не дай Бог, если он явится на свадьбу! Упаси Боже и сохрани!
И хотя Ника мало верила в Бога, но сейчас, закрыв глаза и благочинно положив руки на цветы, она молилась. И хотя она не знала молитв, она просила у Всевышнего счастья, или, что-бы оно хотя бы не прошло мимо неё!
Машина тронулась, Ника открыла глаза и… обернулась. Володя стоял у обочины доро-ги и курил. Взгляды их встретились, и он улыбнулся ей так, как умел только он один во всём целом мире. Глазами! Рядом с ним никого не было!
Скорый поезд шёл быстро. Ника любила, когда мимо окон с рёвом проносились встреч-ные поезда. С замиранием в сердце она ждала именно эти моменты. Кажется, это оста-лось с детства. Когда ей было пять лет, она с отцом ездила на Украину, и больше всего ей запомнились именно эти пролетающие мимо них поезда. Ника с восторгом смотрела на мелькающие за окном темные пятна вагонов, и ей казалось, что их поезд тоже несётся на такой же дикой скорости в другой мир, в другое счастливое измерение.
Счастливое измерение! Ну и нелепость! Неужели счастье можно измерить? Детство — вот
счастье вечное и незыблемое! В детстве каждый прожитый день — это уже счастье! Счастье созерцание нового дня! Счастье, ощущение этого счастья!
За окном с ревом пронёсся встречный поезд, и Ника, от неожиданности вздрогнула, но тут же улыбнулась, смущенно опустив глаза на лежащую перед ней книгу. Всё! Не о чем страдать! Она побывала в мире детства, и вернулась оттуда совсем другой. И может быть даже счастливой! И пусть мчится поезд быстрей. Скоро Симферополь. Девчонки, конечно же, ждут её.
Ника зажмурилась и представила себе, как они удивятся, узнав, что она вышла замуж. Ведь их дружная, спаянная компания была ещё совсем не готова к таким переменам, и что именно Ника, нарушила этот холостяцкий уклад жизни, окажется полной неожидан-ностью для девчат.
Ника улыбнулась опять, представив лица разгневанных девчонок. А среди них унылую физиономию своей самой близкой подружки Антонины, с которой они уезжали вместе из родного города. Несомненно, Тоня очень рассердится, что такое событие прошло без её не-посредственного участия, поэтому надо быть готовой, что в адрес Ники и её новоиспечен-ного мужа посыпятся упреки и самые нелепые обвинения в измене их устоям и дружбе…
Ника улыбнулась, но тут в её памяти всплыли строгие глаза Игоря. Может он всё же подумает и решит, что здесь в большом городе им будет лучше, чем в Керкене. Пусть в большом районном селе, но все же селе, где к тому же всё напоминает ей о Володе.
Володя! Эта тема теперь закрыта для неё! Всё!!
Вздохнув, Ника стала вспоминать, как долго она уговаривала Игоря приехать к ней в Симферополь, и он, наконец, согласился. Ведь всё равно вчетвером жить тесно в неболь-шой двухкомнатной квартире. Они ведь даже переспать спокойно не могли, как муж и жена. Эта боязнь, что в двух шагах от тебя спит свекровь, а в трех стоит койка свёкра, уби-вала все те зачатки желания быть ближе Игорю, и стать для него, наконец, настоящей женой. Все эти попытки сводились почему-то к беспомощному барахтанью в узкой од-номестной кровати, где Ника едва умещалась с Игорем. Но что самое удивительное, её муж оказался девственником. Странно, что, обладая яркой внешностью Апполона, он до сих пор не был близок ни с одной женщиной. И если бы не две чужие кровати рядом, Ни-ка могла бы предложить свои познания в этом деле. Хотя какие у неё познания! Володя, конечно, не был святым, и поэтому его опыт настоящего мужчины делает ему честь. Она не в обиде на него! Нет! Наоборот, он дал ей чувство желать, любить и быть любимой. И, разве она может на него обижаться? А Игорь? Она тоже хотела бы его полюбить, если бы не его слова, сказанные в первый же вечер, перед первым сближением:
— Запомни, наши простыни будет смотреть моя мать и родственники!
— Зачем? — наивно спросила тогда Ника.
— Что-бы знать, девушка ты или уже нет?
Ника вспомнила то чувство холода, которое веяло от её мужа, от его строгих глаз, от всей его высокой фигуры, застывшей над ней словно что-то огромное и ужасное. Ей было стыдно! Как ей хотелось в ту минуту закутаться с головой в одеяло, и ни о чем не думать. Или просто убежать из этого дома. О Господи, как глупо, как смешно она попалась. Вот бы никогда не подумала, что твои простыни будут проверять какие-то старухи, которым и нос совать не следует в эти дела.
Игорь почему-то насмешливо смотрел на неё, и словно наслаждался её смущением. И вот тогда то Ника почувствовала, что её муж чужой, совершенно чужой для неё человек. Он не знает её, она его, и что связывает их вместе? Что? Помимо колец, эти смятые простыни?
— И если ты, окажешься, нечестна, то представляю, что придется сказать твоей мате-ри и сестрам!
Она и представить себе не могла такого, на исходе двадцатого века! Матери и сестрам…
А они то здесь при чем?
— А если я не девушка уже, тогда что? — зло, прищурившись, вдруг выпалила Ника.
Но тут вдруг раздался звук шлепка, и она почувствовала, как противно заныла её щека.
Неужели Игорь ударил её? В первую брачную ночь! А ведь всё было так красиво! Весёлая свадьба, благодаря стараниям её сестер, вечером столик на двоих, красиво сервирован-ный, две розовые свечи в хрустальных подсвечниках…
И всё исчезло! В один миг! Осталось лишь легкое покалывание на щеке, да солёный при-вкус крови во рту. Кровь? Ах, да! Она вспомнила, что порезала губу накануне свадьбы лис-
том кукурузы. Ну что же, спасибо Игорь тебе хоть за это! Путем обмана будет спасена честь не только Ники, но и её родных.
Ещё неделю ей пришлось жить в этой маленькой душной квартире. Ника сидела в зале на диване целыми днями и ждала, когда можно будет ей уехать. Но больше всего ей хотелось к тёте Фани. Там мама, там сестры. Ей хотелось к Люсе в Дивногорск, но ни-чего этого ей уже нельзя. Она хотела в Яр! Её душа болела, она видела, что наделала. Ей срочно нужно было попасть в Яр, но её не пускали даже к тёте, ведь теперь она была " мужняя жена". О, как глупы и старомодны все эти словечки, как нелепы и скучны длин-ные нотации Нинель Петровны о том, как должна вести себя молодая жена в доме мужа.
— Ты теперь наша, и должна слушаться нас, а не свою маму! Ты должна подчиняться мужу, и не прекословить ему ни в чем… — монотонно звучал скрипучий голос свекрови, и Ника с досадой отворачивалась к окну.
Пусть Нинель Петровна выговорится, может, когда ей это надоест, она улыбнется по доброму, и тем самым даст шанс полюбить её, или хотя бы назвать её с легкостью "мамой". Но каждый новый день начинался с новых нравоучений, и, наконец, Ника не выдержала и заявила, что ей срочно надо ехать в Крым, на работу, иначе за прогулы её уволят с рабо-ты по статье. И это подействовало.
Перед отъездом, Ника долго сидела с Игорем на скамейке возле дома, подальше от чьих-бы то ни было любопытных глаз, и умоляла мужа приехать в Симферополь.
— Тебя тоже пропишут в общежитии, ты ведь мой муж! — твердила она. — Давай уедем, будем сами строить свою жизнь. Я тебя прошу, уедем!
Она была тогда очень ласкова с Игорем, и о чудо! Её холодный, чопорный муж оттаял, и даже пообещал приехать к ней в скором будущем.
И вот теперь она едет, нет, мчится под звук колес туда, где её ждут, любят как товарища и веселую подружку, где её понимают. Хотя поймут ли её девчонки сейчас?
Ника вздохнула, и, повернувшись на другой бок, закрыла глаза. А вскоре она уже дремала, убаюканная мерным стуком колес. Поезд мчался вперёд, колеса всё стучали и стучали, и в этом стуке ей чудился звук биения сердец. Двух сердец, крепко спаянных между собой, словно цветы чертополоха, которых не разнять, не повредив при этом их шипы и колючки.
— Тук-тук, тук-тук, тук-тук! — стучат колеса.
— Тук — тук, тук-тук… — стучат сердца, слившиеся воедино.
Словно узел, связаны они в один клубок чем-то черным. Толи волосами цвета черной ночи, толи обгорелыми нитями нервов и страстей. А может это нити любви и горечи рас-ставания так оплели эти два сердца. Не важно, что это! Главное, что пока движется поезд, они стучат гулко и монотонно, и в этом вся прелесть, и вся соль этой жизни.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук!
Ника с опаской посмотрела на конверт, который ей подавала тетя Надя- вахтерша, до-родная симпатичная женщина, единственным недостатком которой являлось чрезмерное любопытство к личной жизни девчонок, живущих в общежитие. Заметив неуверенность девушки, тетя Надя хихикнула, и шутливо похлопала Нику по плечу:
— Бери, бери! Тебе же адресовано, не мне!
Всунув в руки девушки тонкий конверт, она опять хихикнула, но тут- же склонилась над раскрытым журналом, в который что-то вписывала. Взглянув на конверт, Ника гус-то покраснела, и, быстро отвернувшись, помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Здесь она внимательно осмотрела конверт. Вроде бы цел. Наконец она вскрыла его и ста-ла читать, бегло перескакивая с одного места на другое. Лицо её то краснело, то бледнело, то покрывалось испариной, но, внимательно прочитав конец письма, девушка зло ском-кала его, и отшвырнула от себя. Белый комочек бумаги стукнулся о противоположную сте-ну, и упал на кровать подружки.
— Маньяк! Извращенец! — прошептала девушка, и, подпершись рукой, задумалась.
Итак, после свадьбы пошел третий месяц, как она уже здесь. Игорь так и не приехал. Скорей всего он и не собирается ехать. Зато он завалил её письмами со своими любве-обильными песнопениями, и уже полностью отравил её существование. Не одно письмо приходило вскрытым. Видно в общежитие кому-то интересна личная жизнь Ники. Вот по-этому она старается сразу же после прихода почтальона спуститься вниз, на вахту, что-бы тут же перехватить адресованное ей письмо.
И ещё есть одна важная причина, что тут ей оставаться нельзя. Она беременна! Ей не дождаться Игоря, это ясно! Ну, а если "гора не идет к Магомету, то Магомет идёт к горе!"
Так что сегодня всё решилось. Её уже уволили, хотя все, включая даже врачей, чуть ли до слёз не довели, уговаривая, её остаться. Если бы это зависело от неё! Она бы и в мыслях не уехала с Крыма. Она, кажется, полюбила этот край. Но это всё нюансы! Главное то, что она уезжает не одна. Теперь, ей не надо торопиться. Она поедет поездом, заедет погос-тить к маме на Урал, а потом уедет в Казахстан. Сейчас октябрь, в России ещё тепло, так что можно с недельку побыть дома. Неделю назад она отправила багажом, на имя мужа, свой огромный черный чемодан с вещами, книгами, письмами и фотографиями. Пока это всё её приданое. Оставшиеся вещи Ника стала складывать в большую дорожную сумку. Она заканчивала возиться, когда вдруг из кармана старого халата выпало помятое пись-мо. Она подняла его, раскрыла, и медленно прочитала:
— Здравствуй, мой дорогой, любимый Стриж!
Ника закрыла глаза. Она выучила это письмо почти наизусть. Два месяца назад его переслала ей мама. И лишь тогда Ника узнала о себе ещё одну правду. Несмотря ни на что, она остается и будет оставаться в душе той же маленькой босоногой девочкой, что и прежде, и той-же голенастой девушкой-подростком, и той- же восемнадцатилетней девуш-кой, или даже сейчас, замужней женщиной у которой есть муж, но…
Но даже если она когда-то станет старой и некрасивой женщиной, она всегда, всю свою жизнь, всё равно будет ждать этих писем, которые будут начинаться словами:
— Здравствуй, мой дорогой, любимый Стриж!
Я прошу у тебя прощения за всё, что мог сделать во вред твоей судьбе, во вред нашей любви. Но прости меня, я не мог обещать тебе ничего, так как я, прежде всего человек во-енный. Я мог бы жениться на тебе, но ты бы узнала, что я не могу быть рядом с тобой. Я не хотел фальши, ты слишком мне дорога. У нас с тобой могли бы быть дети, но носили бы они моё имя? Вот вторая моя причина…
И я бы много привёл тебе веских аргументов, и ты, в конце концов, согласилась бы со мной…
Нет! Я не тот, кто нужен тебе. Ты говорила мне о еде, носках и постели, которые нуж-ны любой женщине, что бы почувствовать себя именно женщиной! И, прежде всего, люби-мой женщиной!
Ты права! Ты хранительница очага! Прости, я скатываюсь до банальностей, но пойми!
Может, этого ничего не было бы у тебя, если бы я встал на твоем пути! В конце концов, ты просто возненавидела бы меня, а я не могу этого допустить. Я любил тебя всю жизнь, с самого детства! Я люблю тебя сейчас ещё больше. Я знаю, что только с тобой я получил именно то счастье, именуемое этим странным словом — любовь! И это чувство ещё больше укоренилось в моем сердце.
Прощай любимая!
Прости ещё раз, и пойми меня.
Твой навсегда, Володя.
Ника читала, или вернее нашептывала письмо словно поэму, закрыв глаза и раскачи-ваясь в ритм строк. Если он так пишет, значит, он прав. Он тысячу раз прав! Только не прав он в одном! У них будут дети, и пусть чья угодно будет у них фамилия, но это его ре-бенок бьется у неё под сердцем. Она это знает!
И пусть Володя больше никогда не появится в её жизни. Пусть! Видно так уготовано ей судьбой. Но его семя засеяно в благодатную почву, и дай Бог, что бы оно дало прекрасный урожай! Дай то Бог!
Девчонки провожали Нику шумной толпой. Они бежали по перрону вслед за медлен-но движущимся вагоном и что-то кричали, махали руками и показывали пальцами "пи-ши", а в глазах у них стояли слёзы. А может это у Ники на глазах эти непрошенные гос-ти, делающие лица девчат туманными и размытыми.