Так что видимо, не стоит жалеть тех, кто решился на такой путь. Навряд ли дорога за три часа показалась им ужасной и обременительной.
К стоянке подъехал "Икарус", и, развернувшись, выпустив шлейф черного дыма, про-ехал ещё несколько метров, и только лишь после этого замер, остановившись как раз на-против остановки. Двери раскрылись, и на подножке ступенек показался круглый как колобок мужчина. Охая и отдуваясь, он сошел на землю, и обернулся помочь высокой, и не менее полной женщине в цветастом шелковом сарафане, которая также тяжело сту-пила на обжигающую землю Керкена. Затем в дверях автобуса показался молодой худо-щавый мужчина лет тридцати. Он быстро сбежал со ступеней, и, обернувшись, протянул руки. Раздался весёлый заливистый смех, и, прочертив в воздухе пируэт, на землю опус-тилась маленькая пухлая девочка трёх-четырёх лет.
В своём белом пушистом сарафане она была похожа на новогоднюю снежинку, если на голову ещё повязать белый бант, и облепить платье разноцветной мишурой. Но сейчас, в такую жару, если кому и пришло в голову такое сравнение, то только тем, кто перегрелся от солнца, и, наверное, мечтал о заиндевевшем мороженом, холодном пиве, или обжи-гающей душу ледяной купели горной речки. Может быть, так оно и было, но девочка уже стояла на земле и весело смеялась, покачивая темно-русой пушистой головой, и громко хлопая в ладоши. Так что часть пассажиров, которая не спала в этот час, или проснулась от необычного шума для данного часа, тут — же уставилась в окна, явно ожидая, а что по-следует дальше?
— Мама полетит! Сейчас полетит… — кричала девочка, протягивая руки к раскрытым дверям автобуса.
Мужчина одобрительно улыбнулся девочке, а через секунду в его руках оказалась тем-новолосая молодая женщина. Черные волосы, доходящие до плеч, разметались в разные стороны, упали на лоб, глаза, но женщина, словно не замечала этого. Опираясь двумя ру-ками на плечи мужчины, она торопливо и смущенно говорила:
— Толик! Ну, перестань! На нас же смотрят!
Пассажиры в салоне уже видимо окончательно проснулись, и с интересом уставились на шумную троицу. Но через несколько минут все уже забыли о них, так как автобус, опять выпустив шлейф черного едкого дыма, умчался вдаль. А мужчина, женщина и их ребе-нок уже больше никого не тревожили своим поведением. Они шли, не спеша, по широко-му тротуару, а между ними, уцепившись за руки взрослых, важно вышагивала малень-кая забавная девчушка. Запрокидывая голову, она поглядывала попеременно то на муж-чину, то на женщину, и что-то лопотала тонким голоском. Мужчина, внимательно при-слушиваясь к её лепету, что-то отвечал ребёнку, а женщина с нежной улыбкой одобри-тельно поглядывала на них.
Наконец, молодая пара с девочкой подошли к высокому дому, и звякнув щеколдой, отво-рили калитку. Белый пушистый пес, лениво подняв голову, широко зевнул, с прохлад-цей глянул на вошедших, и опять положил на лапы свирепого вида морду. Глаза его закрылись, и он вновь погрузился в тот полуденный сон, от которого очень трудно от- казаться, даже во имя собачьей чести.
— Здравствуй, лентяй и лежебока! — проговорила молодая женщина, обращаясь к псу, едва ли обратившего на неё свой затуманенный сном собачий взор.
Зато девочка, уже стоя на высоком крыльце, подхватила конец фразы, и, тыча пальчи-ком в сторону спящей собаки, радостно залепетала:
— Лезыт боком!
— Ему хоть как лежать, только бы не лаять! — возмущенно произнесла женщина, от-крывая двери в дом.
Тихий вечер в Керкене — ничем не объяснимое удовольствие! Пахнет костром и дымом. Это дымят тандыры, в тех домах, где живут казахские семьи. Женщины готовят ужин. Они пекут в тандырах огромные хрустящие лепешки, издающие душистый запах свеже-испечённого хлеба. Этот аромат разносится далеко, нависает над дворами, огородами, над белыми аккуратными домиками, над летними времянками и кухнями, смешиваясь с аро-матом какого — нибудь двора, где хорошая хозяйка уже сварила настоящий украинский борщ с бурачком, да со свежей капустой, да с молоденькой картошечкой, приправив его добрым пучком укропа, сорванного пять минут назад с какой- нибудь грядки.
Ах, как Ника любила эти вечерние запахи. Они напоминали ей запах детства. Они бу-доражили что-то внутри её тела, куда — то звали. И ей отчего — то хотелось как в детстве, вдруг гикнуть во всё горло, рвануть с места и бежать, лететь куда-то, раскинув широко в стороны руки, представляя себе, что ты веселая птица Стриж!
— О чем задумалась, Вероника? — тётя Фаня уставилась на молодую женщину, и в её глазах заплясали весёлые огоньки.
— О детстве! О том, как быстро пролетает жизнь! — вздохнула Ника.
— Ах, девочка моя! Какие глупости лезут в твою голову. Ты только начала жить, а уже задумываешься о смысле жизни. Не рано ли? У тебя, слава Богу, прекрасная дочь. И в се-мейной жизни, смотрю, всё наладилось. Толик кажется хороший человек!
— Да хороший! — спокойно ответила Ника, но пожилая женщина, что-то видимо усмот-рев в этой фразе, беспокойно глянула на племянницу, и с жаром произнесла:
— И, кажется, он любит тебя! Что тебе ещё надо в этой жизни?
— Ничего! — пожав плечами, ответила молодая женщина, и, перегнувшись через пери-ла веранды, уставилась на мужчину, идущего по тропинке к крыльцу.
На плечах у него сидела маленькая пухлая девочка. Её нежно-голубые глаза искрились восторгом, а темно-русые волнистые волосы разлетелись во все стороны, делая её похо-жей на одуванчик. Мужчина держал девочку одной рукой, а другой нёс корзинку полную крупной розово-красной клубники. Поставив корзинку на ступеньки крыльца, и сняв де-вочку с плеч, он поднялся вместе с ней на веранду, и с восторгом проговорил, обращаясь к пожилой женщине:
— Знаете Феофана Владимировна, а мне у вас тут очень нравится!
Тётя Фаня засмеялась довольная:
— Здесь всем нравится! Горный воздух, сельский пейзаж, и тут — же, рядом, городской шум автострады! Что может быть прекрасней и заманчивей в современной жизни, слия-ние прогресса и первозданной красоты природы-матушки. А какие целебные источники обнаружены в нашем ущелье. Со всей страны едут сюда люди лечиться…
Пожилая женщина вздохнула, видимо вспомнив о своих болячках, но так как её неуны-вающей натуре противопоказано было долго грустить, она тут — же улыбнулась, и обрати-лась к племяннице:
— Вероника? А ты Толику наш Яр показывала?
— Зачем? — неожиданно резко вдруг прозвучал ответ, и на веранде возникла неловкая тишина. Тётя растерялась, глянула на Анатолия, и, пожав плечами прошла в сенцы, потянув за собой маленькую девочку, которая уже сонно хлопала глазами.
Молодой человек молча сидел за столом и тщательно обрывал у клубники зеленые хвостики. Ника стояла, облокотясь на перила веранды, уставясь куда-то в небо. Там, высоко, стали потихоньку зажигаться первые звезды, и скоро наступит ночь…
Наконец мужчина встал из-за стола, подошел к женщине, и обнял её за плечи:
— Ты сердишься на меня за что-то?
Женщина молчала, и мужчина, развернув её к себе, и приподняв лицо, заглянул ей в гла-за. В них что-то вспыхивало и тут — же гасло. Что? Непролитые слёзы, или отблеск негас-нущих звезд, которые становились всё ярче и ярче, с каждой минутой наступающей на землю ночи. Ночь наступала, и в сумерках слегка сглаживались очертания не слишком красивых черт лица Анатолия. Но если внимательно приглядеться, то можно было уви-деть в этом человеке именно ту силу и нежность, спокойствие и решительность, что делали привлекательным любого мужчину для многих женщин, и что входило в понятие, как мужская красота. Он ей нравился! И это было правдой!
Опять у них ничего не получилось! Ника виновато чмокнула Анатолия в щеку, и отвер-нулась к стене. Кажется, он вскоре уснул, а ей не спалось. Она тихо лежала, прислуши-ваясь к сонному дыханию мужчины, и думала:
— А правильно ли она делает, связывая себя с этим человеком?
Тётя ошиблась не намного! Анатолий ей ещё не муж, но кажется всё идёт к тому. Они познакомились случайно, на остановке. Он проводил её до дома. Это было полгода назад, перед Новым годом. Ничего не значащая встреча, никто ни с кем не заигрывал, просто она спросила у него "который час", а он ей ответил.
А потом они ехали в переполненном троллейбусе, рядом, лицом к лицу, и он ей неожи-данно тепло и по-доброму улыбнулся, когда на очередном повороте троллейбуса, вся толпа позади стоящих пассажиров, навалилась и прижала их друг к другу. Они вышли на одной остановке, и им опять оказалось, по пути. Они шли долго, болтали о пустяках и чему-то смеялись. Впервые ей было легко с мужчиной, и тем обиднее показалось, что он не попросил о встрече. Прошло два месяца, и однажды Ника увидела его на остановке. Ничего не значащая улыбка и простое "здравствуйте, как поживаете?". А потом, каждое утро Ника стала слышать это краткое приветствие. Месяц назад он опять проводил её до-мой, а неделю назад предложил выйти за него замуж…
Ника повернула голову и посмотрела внимательно на лежащего рядом с ней мужчину. Смешно! Тётя Фаня постелила им вместе на веранде, а они до сих пор не близки. Почему? Может дело всё в ней? А может он боится показаться грубым! Да, несомненно, она его на-пугала…
Ника вздохнула… Она вспомнила, как однажды Анатолий вдруг набросился на неё, стал целовать и срывать с неё одежду. Хорошо, в доме тогда не было Геры, иначе она бы ис-пугалась той истерики, которая случилась с её матерью.
Отчего Ника кричала тогда на Анатолия, и со всей силы хлестала его по лицу? Ведь как мужчина, он повёл себя правильно! Ему нужна была женщина! А она? Неужели её взбе-сил тот запах алкоголя, который почувствовала она от Анатолия? Может быть! Но именно тогда, почуяв этот запах, волна злости поднялась в её душе. Огромная, захватывающая, вместе со слезами, эта злость выплеснулась тогда на Анатолия, а он, ошарашенный и ис-пуганный, сидел на койке и руки его торопливо застегивали рубашку. Когда же он успел её снять? Он тогда ушёл, а она весь вечер плакала, и опять со злостью думала, обо всех этих подлых мужчинах, которым только и надо, что напиться и поиметь женщину. Отчего у ней появились эти глупые мысли? Ведь Анатолий не был пьян, а выпил, наверное, лишь для храбрости. Скорее всего, так делается всегда у мужчин. И дело видимо не в том, что Анатолий выпил, а в том, что она ещё не готова воспринять его как своего мужчину. Без любви, и когда ещё болят раны в её душе…
— Тогда зачем он здесь, с тобой в Керкене? Или ты надеешься…
Да, да! Она надеется, что всё будет нормально. Анатолий хороший парень, и не век ей жить одной! Тем более неделю назад он ей предложил стать его женой. Значит, он не оби-жается на неё, и всё у них должно получиться. Пусть не сегодня, но она постарается стать ему хорошей женой. А он будет хорошим отцом. Ника это уже видит. Гера целый день не отходит от него.
— Так что же тебе ещё нужно? — прозвучал где-то внутри неё вопрос, и Ника мысленно ахнула:- Как что? А любовь?
Сердце её заколотилось и перед глазами возникло лицо Володи, его глаза, руки, обнима-ющие её, его губы, терпкий полынный вкус которых вдруг припомнился ей. Нику бросило в жар, и, вскочив с постели, накинув халат, она быстро спустилась с крыльца во двор.
Стояла теплая июльская ночь. Горели яркие звёзды на небе, и полная луна огромным диском затерялась где-то в густой листве столетнего карагача, к корявому стволу кото-рого прикоснулась Ника.
— Прости меня! — шепнула она, поникнув головой, но тотчас же вскинула её гордо и по-шла прочь, по тротуару, туда вниз, к тропинке, ведущей в Яр.
Ника шла мимо высоких зарослей душистой конопли, лопуха и крапивы. Она шла боси-ком, шла, не оглядываясь и не замечая, что следом за ней, чуть приотстав, движется не спеша темный силуэт мужчины. Подойдя к Ручью, Ника сбросила с себя одежду, и, войдя в воду, закрыв глаза, стала тихо шептать слова, словно молитву:
— Яр мой! О, мой Ручей! Прошу, прими и омой моё тело и мою душу. Унесите священ-ные воды мою боль и тоску. Унесите все беды и печали, а в душу мою влейте силу и бод-рость. О, мой Яр, дай мне счастье любить и быть любимой!
Она легла в Ручей, и вода, весело журча и перекатывая песок, заструилась вдоль её тела.
Когда же Ника, замерзшая, вышла из воды и потянулась за халатом, лежащим на берегу, сзади неё вдруг раздались чьи-то шаги, и резко обернувшись, она увидела мужчину. Он шёл к ней, перепрыгивая через кочки, словно торопясь застать её врасплох. Ника попяти-лась, и вдруг вскрикнув, стала убегать.
— Ника, подожди! Ника! — кричал позади неё знакомый голос, но она, словно не узна-вая его, мчалась вдоль Ручья.
— Анатолий, это же Анатолий, остановись! — что-то взывало к разуму внутри неё, но она убегала прочь, и какая — то неведомая сила несла её прямо к тому месту, где росли зарос-ли чертополоха.
Кусты с колючками хватали её за волосы, тянули к себе, выдирая тонкие волоски, но Ни-ка не чувствовала боли. Она неслась вперёд, и что-то подгоняло её. Но это был уже не страх, а какое — то другое чувство. Чувство дикого куража!
Она слышала позади себя шаги и тяжелое прерывистое дыхание, и в сердце её вселялось что-то безумное и казалось, что она словно птица, которая несётся от дикого коршуна. Но вдруг толчок… и что-то крепко схватило её за рубашку. Тонкое полотно треснуло, и, разор-вавшись, стало падать с её тела. Анатолий смотрел растерянно на Нику, но она, вдруг об-вила его шею руками, и, увлекая его за собой, стала падать в высокую траву.
Также, как когда-то давно, смотрела с ночного неба полная луна, ухмыляясь своей жест-кой холодной улыбкой, и также бессовестно откровенно подмигивали звезды, которые в эту ночь словно специально, все дружно, высыпали на небо. Но это внимание мало печалило тех двоих, чьи тела, соединившись воедино, отдавали дань великому чувству влечения мужчины к женщине, и наоборот. Ведь даже колючие кусты чертополоха не были страш-ны для них в этот час. И сами они, были похожи в этот момент на два вцепившихся друг в друга семени этого цветка. И никакая сила не могла разлучить их в эти безумные мгно-вения страсти!
Они шли по длинной узкой улице уже довольно долго. Ника помнила с детства эти кривые изогнутые переулки, эти дома, почему-то сейчас казавшиеся ей маленькими и низкими.
— В детстве всё было высоким и красивым! — задумчиво говорила она Анатолию.
Молодой мужчина, обратившись к девочке, сидевшей у него на плечах, проговорил улы-баясь:
— А вот Герочке сейчас тоже всё кажется огромным и красивым. Правда, Гера?
— Правда! — важно кивая головой, ответила девочка, и огромные банты на её темно-русых волнистых волосах тоже качнулись, словно соглашаясь в чем-то между собой.
Мужчина с женщиной переглянулись и негромко рассмеялись. Но по мере того, какое рас-стояние они прошли, лица взрослых людей становились всё более и более сумрачными. Вскоре они свернули в сторону от дороги и остановились перед невысокой изгородью. Это было кладбище. С далёкой поры детства здесь почти ничего не изменилось. Всё также шу-мит вода в арыке, который огибает это тихое место. И почему, это едва слышимое журча-ние, вносит в душу какое-то успокоение и умиротворенность? Наверное, этот арык напо-минает о том, что наша жизнь, словно та вода, что убегает с каждой секундой всё дальше и дальше. Нам, простым смертным, нет покоя на этой земле. Дела земные суетны! Но это до поры до времени! А когда истечёт добрая порция и воды и времени, вот тогда, нако-нец, человек найдёт покой и тишину именно здесь, под сенью этих огромных деревьев и мерного журчания арыка, огибающего тихое сельское кладбище! Когда-то, это все равно будет!
Женщина вздохнув, повернулась к мужчине, и он, кивнув головой, остался у высо-ких железных ворот, а она, взяв за руку ребёнка, пошла по дорожке вглубь кладбища. Вскоре женщина свернула в сторону и пробираясь по узким тропинкам, проложенным между могил, стала вглядываться в надписи на памятниках. Девочка видимо уже устала, и, решила, было захныкать, но женщина вдруг словно рванулась вперёд к одной из мо-гил, и, ухватившись обеими руками за железную изгородь, замерла, поникнув головой. Она тихо плакала, закусив губы и вглядываясь в фотографию на обелиске. Слезы падали вниз, в высокую траву, которая обильным, роскошным покрывалом окутала могилу. Лишь только наверху травы не было, и весёлые головки анютиных глазок раскачивались мед-ленно под тяжестью копошащихся в цветках маленьких мошек и ос.