— Значит, ты тоже умер Володя? А когда, я и не знала! — хотелось сказать ей, но вдруг всё стало расплываться, стало исчезать, и мужской голос закричал откуда-то издалека:
— Ника, очнись! Ника! Страшная боль в животе заставила опять раскрыть глаза, и она увидела прямо над со- бой лицо Володи.
— Володя! Это ты! — чуть слышно прошептала женщина, но новая волна боли резанула её по животу, и дико закричав, она вцепилась в сидевшего перед ней мужчину.
— Скорую! Вызовите скорую! Её в роддом надо! Срочно… — слышала Ника чужие го-лоса, но они её мало интересовали.
Она смотрела на того, единственного мужчину, который нёс её сейчас на руках, бережно прижимая к себе. Волна боли прошла, и ей было хорошо! Спокойно и совсем не страшно! И только одно она бы спросила у него:
— Зачем и отчего, на его ресницах висят капли воды похожие на слёзы.
Ведь она знает, он не должен плакать. Он мужчина. Он всегда был и останется для неё настоящим мужчиной!
Она потеряла ребёнка, и, кажется, чуть не умерла сама. Никто ничего ей не говорил, но по некоторым красноречивым взглядам, обрывкам из разговоров, шушукающихся сосе-док по палате, она чувствовала это и понимала. Даже предупредительно- вежливое от-ношение к ней всего медицинского персонала, и "нежная" заботливость врачей, говори-ло о том, что вся эта забота так или иначе связана с Володей.
Однажды в палате появился важный милиционер и начал её выспрашивать о мужчине, напавшем на неё, и о каких — то с ним отношениях. Но Ника притворилась, что ей стало плохо, а ей и в самом деле стало плохо, потому — что она боялась вспоминать ту страшную ночь. Медсёстры сделали ей успокоительный укол, милиционер ушёл, и, слава Богу, по-том её больше никто не тревожил этими гадкими воспоминаниями.
А через пять дней Нику выписали. Она переодевалась в маленькой комнатке на пер-вом этаже. Подойдя к зеркалу причесаться и поправить одежду, она опешила, увидев своё отражение. Худая, с запавшими глазами, горевшими лихорадочным ярким огнем на блед-ном лице, она была незнакома сама себе. Она была другой, и кажется даже, что чёр-ные блестящие волосы, оттенявшие эту бледность, и такие же черные дугообразные бро-ви, придают её лицу что-то трогательно беззащитное, открытое, и вместе с тем по де-вичьи гордое и непримиримое.
— Красавица! Недаром мужик даже на беременную полез! — вдруг донёсся до Ники ти-хий шепот двух пожилых санитарок, стоящих в коридоре, и смотревших в раскрытую дверь комнаты.
Ника резко развернулась, и быстро пошла прочь.
— Женщина подождите! Ваши вещи! Заберите ваши вещи! — пронзительно закричала одна из них.
Ника взяла протянутую ей сумку, и, попрощавшись, пошла к выходу. Там, за стеклян-ной дверью стоял он, её Володя! Он стоял возле красивого белого автомобиля и напря-женно всматривался в стеклянную дверь. Он ждал её, Нику!
И она пошла навстречу ему, как будто жена шла к своему мужу, а он словно муж, встречал её у дверей роддома. И пусть не было в его руках огромного букета цветов, а у неё не было в руках маленького тугого свёртка. Пусть! Всё равно в их глазах светилось счастье, счастье, которое ни с чем не спутать в этой жизни, и ни с чем не сравнить!
Они ехали долго. Уже почти час. Молчали. О чём можно было говорить! Всё и так по-нятно, и, кажется всё давно уже сказано. Ника закрыла глаза, откинувшись на мягкое сиденье. Вдруг машина качнулась и остановилась. Ника открыла глаза и увидела в ма-леньком зеркале Володины глаза. Он смотрел на неё внимательно и серьёзно, и Ника, улыбнувшись, тихо произнесла:
— Всё в порядке! Всё хорошо!
Она не лгала. Ей, в самом деле, было хорошо. А как должен чувствовать себя человек, вернувшийся с того света? Именно так! Расслабившись, она наслаждалась тишиной и спо-койствием, ибо нет ничего в этом мире более дорогого, чем эти два состояния.
— Ведь именно тишина и спокойствие, в сочетании с красотой и создают гармонию на-шей жизни! — так думала эта женщина, полулежа на мягком сидении.
Наконец автомобиль сбавил ход и остановился. Володя вышел из машины, обошел кру-гом, и, открыв дверь, протянул Нике руку. Она молча подала свою, и он помог ей вы-браться наружу. Не отпуская её руки, он потянул Нику за собой, и она покорно пошла за ним, удивленно оглядываясь вокруг.
Они шли по мягкой зеленой траве, и Нике хотелось скинуть босоножки, и ощутить при-ятную свежесть трав. Но она понимала, что сейчас этого делать нельзя, и поэтому лишь молча шла за Володей, увлекаемая им всё дальше и дальше, вглубь большой поляны.
— Вот мы и пришли! — наконец произнёс Володя и отступил в сторону.
Ника увидела перед собой огромные заросли колючих кустов чертополоха. Розовые цве-ты, распустив свои колючки, казалось, с удивлением смотрели на этих двух странных лю-дей, появившихся так неожиданно в густых непроходимых зарослях.
— Ну, не боишься? — спросил мужчина, расстёгивая рубашку, и сбрасывая её тут-же на траву.
— Нет! — ответила женщина.
Руки её потянулись вверх, и тяжелый узел волос упал и рассыпался по её плечам рос-кошным черным покрывалом. Взявшись за руки, они шли по полю, не отворачивая ли-ца от колючих цветов, не вздрагивая от соприкосновения с зелеными колючими ветками, не останавливаясь даже тогда, когда жесткие круглые шарики, вцепившись в черные длинные волосы женщины, тянули их к себе, словно стараясь оставить себе на память эти тонкие черные нити. И когда, наконец, мужчина и женщина вышли из зарослей чертополоха, то мужчина сорвал нежно- розовый цветок, и, подавая его женщине, прого-ворил:
— Пусть моя любовь, словно этот цветок, будет вечным чертополохом!
Женщина грустно покачала головой, затем, склонившись к колючему цветку, вдохнула в себя тонкий аромат, и, улыбнувшись, тихо сказала:
— Пусть хранят нас от бед и печалей эти маленькие колючие цветы!
А потом они шли обратно к машине, молча ехали назад, и только лишь перед городом, остановившись на обочине, Володя повернулся к Нике и сказал:
— Как много мне тебе хочется рассказать! Начиная с той минуты, когда я понял, что потерял тебя…
— Разве это теперь так важно? — грустно глядя ему в глаза, спросила Ника. — Зачем тревожить старые раны. У меня дети, муж…
— Муж? Тогда почему, почему он оставил тебя одну в таком положении…
— Он уехал по делам!
— Ника, я не понимаю. Как можно, оставив беременную жену, уезжать неизвестно куда?
— Но ты же тоже оставил свою жену!
Володя глянул Нике в глаза, хотел что-то сказать, но затем, вытащил сигареты и закурил.
— Мы не виделись с тобой четыре года. Почти каждое лето, пусть на несколько дней, но я приезжал в Керкен…ради тебя и…дочери. Каждый вечер я приходил в Яр, и ждал… ждал! А потом, не выдержав, ехал сюда в город…
— Ты приезжал сюда? — изумленно спросила Ника.
— Да! Я знал, где ты работаешь, знал твои дни работы, дни отдыха. Я знал, где ты жи-вёшь, какой дорогой ходишь в детский садик. Я ходил за тобой как тень, и желание бро-ситься к тебе, обнять, зацеловать, боролось в душе моей с моим спокойным холодным ра-зумом. Я боялся навредить тебе, я боялся подойти к своей дочери и даже заговорить с ней, только ради того, что — бы не смутить твоё спокойствие!
Володя долго раскуривал новую сигарету, чиркая зажигалкой, которая почему-то не хо-тела зажигаться. Руки его мелко дрожали, но, наконец, сигарета зажглась, и Володя жад-но сделал затяжку.
— Ты поступал правильно! — ответила, наконец, Ника, глядя куда-то в сторону.
— Но неделю назад приехала Лена с детьми. До этого я ждал тебя, но потом понял, что ты опять не приедешь. Я решил не ехать сюда в город, хотя два часа быстрой езды это почти ничто…
Володя, быстро глянув на Нику, нервно смял окурок и выкинул его в окно.
— Я видел дочь, и даже разговаривал с ней.
— Ты говорил с Герой? — обеспокоено глянула Ника на Володю.
— Да! Это ведь и моя дочь, правда? И она уже достаточно взрослая… Но дело не в этом.
— А в чем же? — с иронией спросила Ника.
— Гера рассказала мне о твоём муже, о том, что ты ждёшь ребёнка, и я решил уехать, так и не увидев тебя…
Мужчина замолчал, опять достав сигарету, закурил, и, отвернувшись к раскрытому окну, выпустил дым.
— Когда я решил уже уехать к себе, в Питер, в тот день я вдруг почувствовал, с тобой что-то случилось. Или нет, вернее должно случиться! Что-то жгло меня изнутри, и я, странное дело, безбожник и еретик, который даже в Афгане не поминал бога в своих сло-вах, я вдруг стал молиться о том, чтобы беда прошла мимо тебя…
— Ты, кажется, успел вовремя! — опустила голову Ника.
— Почти! Мне очень жаль, что ты потеряла ребенка. Но, ты ведь ещё молодая Ника, всё ещё впереди!
— Он хотел дочь! — Ника сглотнула комок в горле, и глаза её вдруг наполнились слезами.
Но она встряхнула головой, в длинных волосах которой застряли круглые колючие ежики чертополоха, и спросила:
— А у тебя есть дети?
— Пока никого нет! — нахмурившись, ответил мужчина.
Ника вопросительно глянула на него, но затем пожала плечами, и опять отвернулась, пере- бирая пряди волос, стараясь вырвать запутавшиеся в волосах колючки. Оба молчали. Но вдруг Ника вскрикнула, и замахала пальцем, на котором выступила капелька алой крови.
Володя молча взял её руку, поцеловал нежно палец, другой, ладонь, и, вдруг притянув к се-бе Нику, впился в её губы долгим поцелуем.
Она отвечала ему! Она целовала его так, как всегда желала этого, и поцелуи становились всё нетерпеливей и неистовей, пока, наконец, боль опять не резанула там, внизу живота.
— Нет! Не надо! — оттолкнула Ника Володю.
Он виновато погладил её по голове, волосам, провёл пальцем по черным дугам тонких бровей, пухлым губам, и сказал, слегка усмехаясь:
— Вот поэтому, я всегда боялся подходить к тебе!
Опять наступила тишина.
— У тебя есть нож? — спросила Ника.
— Есть! — удивленно ответил Володя.
Перехватив черные пряди волос рукой, она приподняла их и приказала:
— Режь!
— Но ведь ты…
— Режь, иначе я сама!
Острый нож отсекал прядь за прядью, и, наконец, перед мужчиной сидела молодая жен-щина с неровно остриженными короткими волосами, упавшими ей на лицо, и торчащи-ми в разные стороны концами. Женщина, похожая на девчонку!
— Стриж, мой милый Стриж! — проговорил мужчина, привлекая к себе эту смешную жен-щину с грустными глазами. — Всю жизнь я жду тебя, и встречи с тобой это самое сокровен-ное моё желание. Сколько нам суждено ждать опять новой встречи?
— Может быть, всю свою оставшуюся жизнь! — прошептала женщина, но мужчина, креп-ко прижав её к груди, лишь только качал головой, словно не соглашаясь с ней.
Солнце уже садилось. Его косые лучи проникали в салон автомобиля, переливаясь мяг- ким светом в тонких черных волосах женщины, и высвечивая седые пряди волос у муж- чины, склонившегося над ней…
Машина остановилась неподалёку от ворот её дома.
— Ну, вот и всё! Дома тебя ждёт Лена и дети. Теперь ты не будешь одна, и ничего не бойся!
— А тот мужчина? — робко произнесла Ника.
— Он больше не придёт!
— Ты убил его? — с ужасом глядя на Володю, спросила Ника.
Грустно улыбнувшись, Володя произнёс:
— Если бы это было в Афгане, я бы не пощадил его, но здесь другое… А впрочем, забу-дем об этой ночи, никто о ней не знает, и никто больше не вспомнит о ней.
— А ты?
— А я приду к тебе всегда, даже если ты меня не будешь звать.
Он уставился своим спокойным взглядом на Нику, но она отвела глаза в сторону, и про-шептала:
— До свидания!
— Следующего? — спросил Володя, усмехаясь.
Но Ника, выскочив из машины, хлопнула дверью и заскочила во двор. Она стояла за во-ротами и слушала, как сначала заурчал мотор автомобиля, а затем он плавно тронулся с места.
— Вот и всё! — произнесла Ника, и, смахнув что-то невидимое с лица, пошла к дому.
— Мама! Мама приехала! — послышался звонкий мальчишечий голосок, а вслед за ним высокий девичий: — Мама, где же ты потерялась?
ГЛАВА 21.
Лена смотрела на Нику глазами полными слёз, и всё твердила последние, никому уже не нужные наставления:
— Ты не забыла, что писать должна постоянно, и не лениться!
— Нет, не забыла! — отвечала Ника, озираясь по сторонам в поисках Данилки и Геры, ушедших с Ильёй, мужем Лены, за газировкой в буфет.
— Знаю я тебя! С письмами у тебя всегда дела плохи были! — отвечала утвердительно Лена, как- бы самой себе.
Подбежал Данилка с бутылкой газводы, а следом подошли Илья и Гера. Хриплый репродуктор объявил о том, что поезд прибывает на первый путь. Пассажиры засуетились, подтягивая ближе к себе огромные баулы и сумки. Ника глянула на свои вещи. Сумки большие. Даже не верится, что за десять лет у них с Толиком накопилось столько вещей. Благодаря связям, Лена достала второй трёхтонник, и два контейнера ушли в Россию.
— Неужели, так много людей уезжает в Россию, что даже контейнер по знакомству дос- тать почти невозможно? — спрашивала изумленно Ника у Ленуси, и та, приводила такую огромную цифру, что Нике становилось страшно. Неужели такая масса народу выедет из этих земель, и оставит почти пустынными цветущие города, сёла и деревни…
— Кто же тогда здесь будет жить, работать?
— Господи, о чем ты беспокоишься, наивная душа! — возмущалась Лена, нервно подер-гивая веком правого глаза. — Радуйся, что быстро дом продали, да контейнера достали, а она горюет о каких- то глобальных проблемах массового психоза людей…
— Значит и я, и муж, мы оба психи? — спрашивала Ника, но Ленуся с досадой махнув рукой, отвечала:
— Отвяжись! Без тебя тошно!
Но, помолчав, она добавляла:
— А впрочем, вы правильно делаете, что уезжаете!
— Почему? — опять удивлялась Ника.
— Пусть дети ваши растут там, в России, где говорят и есть наша Родина. Этническая! — подняв палец вверх, торжественно говорила Лена, с иронией поглядывая на Нику.
— А я хочу жить тут, где родилась! — отвечала упрямо Ника. — Я хочу жить там, где хочу!
— Мало ли ты чего хочешь! — сердито отвечала Лена, но, видя, что у младшей её сест-ры наливаются глаза слезами, добавляла примиряющее: — Ладно, не переживай. Как уст-роишься, напишешь, а потом и мы переберемся туда, к вам поближе.
А теперь вот и Ленуся еле сдерживает слёзы, и Ника понимает её. Она сама не лю-бит расставания, тем более, если кто-то уезжает навсегда.
Беспокойная погрузка, наконец, закончилась, дети сидят на своих местах, а Ника, на-половину высунувшись в раскрытое окно, слушает последние наставления, грустно и ви-новато улыбаясь сестре. Лена молча идет следом за движущимся поездом, прибавляя шаг, и почти начиная бежать, и уже не стесняясь, плачет навзрыд, прижимая маленький платочек к губам. Но вдруг она останавливается, и, махнув рукой, резко поворачивается и идёт обратно к мужу, который остался где-то далеко позади. Ника жадно смотрит на-зад, словно старается навсегда запечатлеть в своей памяти эти последние картины род-ного края, где она родилась и выросла, где познала радость первой любви, и где роди-лись её дети. И теперь она уже плачет сама, не замечая проходящих мимо пассажиров, задевающих её локтями. Горячий воздух, залетая в раскрытое окно, торопливо обдувает её лицо, словно хочет сделать ей напоследок что-то приятное и доброе. Но, наконец, Ни-ка успокаивается, и идёт к детям, которые её ждут.
Она всегда любила поезда. Не только за романтику, и новизну постоянно сменяющихся декораций за окном, а за то, сколько разных людей пройдёт у тебя перед глазами за од-ни сутки. Насытившись этим мельтешением лиц, и бесконечными разговорами с попут-чиками, ты, наконец, почувствуешь такую дикую усталость во всем теле, что, завалившись на вторую полку, готова проспать рекордное количество часов, не думая о том, полезен или нет, этот многочасовой сон. А ещё хорошо, завалившись на полку, читать до одуре-ния какой-нибудь любовный романчик, смахивая украдкой сентиментальную слезу, в на-иболее душещипательных моментах, и вздыхая от любовных сцен двух героев. А затем, познав секреты чужих страстей, помучиться тайной завистью к тем счастливчикам, у ко-торых все преграды на пути к их счастью преодолены, и любовь торжествующе воспевает победу.