Хотя нет! Как — же она забыла знаменитый заповедный бор, который раскинулся непо-далеку от их городка. "Жемчужина степей", так называют порой эти сосновые леса, вы-росшие на песке много веков тому назад. Но странно, Ника так и не успела побывать в знаменитом заповеднике за те десять лет, что прожила в городке. Поэтому, она мало что помнит об истинной красоте тех мест. Скорее всего, прожив в Казахстане большую часть своей жизни, она забыла, что каждый уголок нашей планеты красив и неповторим по- своему. Будь это бескрайние степи, горные хребты, дремучие леса или маленькие лесные поляны, поросшие пахучими травами и крупной белой ромашкой. Всё прекрасно и всё удивительно в этом мире гармонии. Как и эта природа, в таком небольшом селе или де-ревне, под смешным названием — Игнашкино.
— Вероника! Бр-р-р! Ты что это двери все пораскрыла. Заморозить нас решила! Услышала она голос Анатолия. И тут — же сильные руки обхватили её, и притянули к прохладной груди мужчины. Ника закрыла глаза. Притихшая за ночь боль обиды вско-лыхнулась где-то внутри её тела, и как пламя, стало разгораться всё сильнее и сильнее.
— Ну, ты что, обиделась на меня? Да?
Анатолий крепко прижимал её к себе, и вот уже слёзы стали капать ему на руки, одна за другой, обильные и горячие.
— Ну, прости, прости Вероничка, прости! — глухо бормотал мужской голос над ухом. — Я понимаю, поступил нехорошо. Да вот ребята уговорили, сначала за твой приезд поста-вить, а потом…
— А потом за отъезд! — зло бросила Ника, перебив мужа.
— Ну что ты, что ты такое говоришь? — засуетился вдруг Анатолий.
Размахивая руками, он стал громко доказывать, как он ждал её, как выбивал у предсе-дателя этот заброшенный дом, как он мучился тут один, но Ника, молча смотревшая на него, вдруг почему-то понимает, что в той правде, что доказывает сейчас её муж, есть одно но… И это сейчас чувствует Ника, и боясь спросить Анатолия, лишь смотрит на него удивленно, как — бы по новому. Зачем он так суетится? Отчего? Неужели…
— Ты чего? — вдруг спрашивает Анатолий, взглянув на Нику.
— Ничего! — пожала она плечами, и, грустно улыбнувшись, сказала. — Ты не спрашива-ешь у меня, как мы жили эти три месяца, как продали дом, как моя беременность…
— Беременность? — растерянно спросил Толик, и глаза его вдруг стали почему-то жалки-ми и виноватыми.
— К сожалению, у меня произошел выкидыш! — отвернувшись от мужа, с трудом прогово- рила Ника, глядя вдаль на огромный багровый шар, медленно выплывающий из-за го-ризонта.
Она, скорее всего, почувствовала, как умеют это делать только женщины, что за её спиной мужчина облегченно вздохнул. Обида опять жарким пламенем всколыхнулась в её сердце, но, подавив её, Ника повернулась к Анатолию, и произнесла:
— А дом я продала дешево! Отправила два контейнера. И теперь остается их ждать!
— Ну, вот и хорошо! Всё будет хорошо Вероничка! — опять быстро заговорил Анатолий, об-нимая её. — И здесь устроимся, корову заведём, бычка на мясо, уточек, курочек. И знаешь, как мы будем жить? Ещё завидовать нам будут!
— Почему ты стал пить, Толя? — спросила тихо Ника, но мужчина, отшатнувшись от неё, проговорил сердито:
— Разве я пью? Ты местных не знаешь, вот где мужики пьют!
— Меня они мало интересуют! Меня волнуешь ты! — Ника не узнавала в этом человеке, что стоял перед ней, своего прежнего мужа. И эта новая для него манера вскидывать го-лову, её прежде она не замечала…
— Знаешь что, из-за одного раза ты уже судишь обо мне как о пьянице. Хотя…
— Папка, а мы в лес пойдём? — неожиданно раздался звонкий детский голосок, и тут-же подскочивший сзади Данилка уцепился за плечи отца.
Ника смотрела, как Анатолий кружит сына, подбрасывая его вверх, и тот, захлебыва-ясь от смеха, уже почти визжит, раскинув руки в разные стороны. Ника тоже улыбается, и поворачивается что — бы уйти, но рука Анатолия захватывает её плечо, и вот они уже кружатся втроем, и смех, счастливый смех разносится по огромному деревенскому двору, огороду, по зеленому лугу, докатывается до мохнатых елей, и наверное, даже до того ог-ромного багрового шара, который медленно поднимается над этой прекрасной землёй.
Часы — будильник, стоящие на полу, уже показывали час ночи. Ника, вздохнув, вы-дернула шнур из розетки, и отставила утюг в сторону. Внимательным взглядом она оки-нула одежду, лежащую на табуретках, и опять вздохнула. Рубашки поглажены, портфе-ли приготовлены. Завтра понедельник. Вот уже две недели как дети ходят в школу. Ге-ра учится в шестом классе, а Данилка пошёл в первый.
Как быстро мчится время! Давно ли она родила сына, а он уже стал почти взрослый. В своём школьном костюме он похож на маленького мужчину. Вот так, и оглянуться не успеешь, а жизнь уже прошла. И не сообразишь, и не увидишь, как быстро вырастут дети, разъедутся в разные стороны, и ты останешься одна…
Одна! Что за странные мысли появляются у неё с тех пор, как она приехала сюда в Иг-нашкино. Появившись почти в первый день приезда, они не дают ей покоя, и с каждым днём всё больше и больше приводят к убеждению, что у Анатолия появилась другая женщина. Прошел уже месяц с тех пор, как они приехали, и Ника чувствует, что-то изме-нилось в их отношениях. Что-то гнетёт и мучает её мужа, и он, словно загнанный в угол зверь, то рвёт и мечет, показывая Нике ничем не оправданную злость, то смотрит на неё жалкими, виноватыми глазами. Наверное, он хочет ей что-то сказать, и не может. Что? Что он изменил ей? Ну и ладно! С кем не бывает по молодости! Тем более он почти три месяца жил без семьи, без жены. Разве Ника не поняла бы его, не простила? Она и сама не без греха! Поэтому она молчит и ждёт. Но она не понимает его теперь, когда она, его жена и дети уже рядом с ним целый месяц, а что-то продолжает его мучить и прояв-лять временами то странную нежность ко всем, словно граничащее с его виной, то выказывать почти полное равнодушие, то впадать в пьянки, от которых ей, Нике, стано-вится страшно и противно. И, к сожалению, равнодушия в их отношениях становится всё больше и больше. Хотя за месяц, очень рано, о чем судить, но Ника чувствует, она навер-няка знает, что все эти пьянки, связаны, так или иначе, с одной причиной…
Неужели она потеряла своего мужа? Боже, как глупо чувствовать себя в роли обману-той жены…
Ника вдруг вспомнила 1-е Сентября. В этот день они всей семьёй отправились в школу, проводить Данилку в первый класс, а Геру в новый, шестой класс. Анатолий шел впереди с сыном, крепко держа его за руку, а Ника с Герой шли следом. Вот тогда — то, Нике стало понятно, какая большая эта деревня и красивая. Даже красивая! Странно, почему ей ка-залось вначале, что эти серые дома так уныло некрасивы, и наводят тоску. Теперь же, глядя на резную отделку наличников, выкрашенных голубой краской, гармонирующих с садиком или цветником под окнами, начинаешь понимать всю прелесть российских де-ревень, которая может быть и состоит в этих необычных деревянных домах, почерневших скамейках для посиделок, огромных шляпок подсолнуха, перевесившегося через шта-кетник, огненных кустов георгина, пламенеющего на фоне черно-серых домов, да в мяг-ком ковре спорыша, стелющегося под ногами, вдоль узкой тропинке протоптанной за много лет от одного дома до другого, что указывало на то, что люди в этой деревне не за-бывают захаживать на огонёк к соседу, что- бы посудачить о последних новостях, или сидя на той же соседской скамеечке полузгать жареных душистых семечек, и обсудить все по-литические новости страны и всего земного шара, а заодно просто посплетничать о какой — нибудь Маняшке или Катерине, чем-то возмутивших покой этой деревушки, раскинув-шейся среди лесов, вдали от городской цивилизации.
Нике было необычно, что все, кто встречался им на пути, здоровались с Анатолием, веж-ливо кивали головой Нике, и с интересом поглядывали на детей.
— Все так странно смотрят на нас! Словно оценивают… — тихонько жаловалась Ника, а Анатолий, смеясь, говорил ей:
— Это же деревня! Здесь все знают друг друга. А вы новые люди. Так что пусть смот-рят и видят, что жена у меня просто красавица, дочь невеста, а сын настоящий мужчина!
Ника хоть и смущалась тогда, но была почти счастлива. Почти, если бы всё не испор-тила та женщина, которая неожиданно возникла вдруг на их пути. Она появилась так внезапно, что Ника сразу даже не поняла, отчего вдруг Анатолий как-бы съежил-ся, согнулся, и его глаза опять стали виноватые и жалкие. А женщина, молодая, симпа-тичная, певуче произнесла, обращаясь к нему:
— Здравствуй Толенька!
— Здравствуйте! — буркнул Анатолий, и, оглянувшись на Нику, поспешил вперёд. Именно тогда Нику поразила перемена происшедшая с её мужем. А женщина, глянув свысока на Нику, повернулась и пошла вперёд, гордо подняв свою красивую голову. Крутые бедра женщины ритмично покачивались, а её толстая коса пшеничного цве-та, словно насмешливый маятник, отсчитывала секунды изумления или ступора, что овладели Никой. Пришла Ника в себя только тогда, когда сын нетерпеливо заныл:
— Ну, мам, пошли быстрей…
— Она красива! Очень… — думала Ника всё время, и даже тогда, когда Данил уже во-шел в школу, и Гера, махнув рукой, тоже скрылась в дверях здания.
— Это она? — хотелось спросить у Анатолия, когда они вдвоем возвращались домой, но что-то опять удерживало её от этого вопроса.
Быть может сознание того, что ты, новый человек в деревне, и не стоит на виду у всех выяснять семейные отношения, какие бы они ни были. А потом она готовила празднич-ный обед, потому-что этот день был для сына и дочери маленьким праздником. И опять Ника не посмела нарушить ту весёлую атмосферу, которую дети создали вокруг себя. Разве могла она испортить детям праздничное настроение, разве могла она прервать своим криком этот громкий весёлый смех детей, которые наперебой что-то рассказывали отцу…
Она не посмела задать этот вопрос вечером, когда, чмокнув её в щеку, пряча глаза,
Анатолий сказал, что ему сегодня нужно срочно на ночное дежурство.
— Разве механики работают и ночью? — спросила Ника.
— А как — же? — горячо возразил Толя. — Трактор надо срочно к завтрашнему дню отре-монтировать, вот и заставляют выходить сверхурочно. Да я не на всю ночь, к часу вер-нусь, или к двум.
— Ну что-же, если надо, значит надо! — ответила Ника, и Анатолий тогда быстро ушел, почти на всю ночь.
А потом, ночные дежурства и ремонты стали повторяться периодически. Как и сегодня!
Ника опять вздохнула и подперла щеку рукой.
— Сколько может продолжаться эта ложь?
На то, что Анатолий частенько выпивает, она почти перестала обращать внимания. Но здесь уже совсем другое! Здесь распадается семья. И она не может этого допустить. Худо ли, бедно ли, но она прожила с Толиком восемь лет, и как-бы то ни было, он дорог ей как муж, как отец её ребёнка, как мужчина, наконец, с которым она забывала то, что было запря-тано в её душе далеко- далеко. Её любовь к Володе!
И поэтому, она не сможет так просто отказаться от своего мужа… если только он сам не пожелает этого сделать.
В сенцах что-то стукнуло, дверь открылась, и вошёл Толик. Увидев Нику, сидевшую у стола, они подошел к ней и поцеловал. Ника почуяла запах алкоголя, сигарет, и ещё чего-то нового. Совсем не духов, а как-будто запах чужого тела, чужой плоти незримо ощу-щался почти рядом с ними, здесь в этой комнате.
— Ты был у ней? — спросила Ника, глядя на Анатолия.
Он испуганно вскинул голову, и вдруг в его глазах появилась злоба, и он почти проши-пел, единым движением выдохнув:
— Ты что, шпионишь за мной?
Ника изумленно посмотрела на мужа, и в свою очередь гордо вскинув голову, отчего волосы упали ей на плечи, произнесла веско:
— Я никогда не стану этим заниматься! Просто я догадалась, что та женщина, встретив-шаяся нам первого сентября, и есть… твоё увлечение!
— Что ты плетешь? Я не понимаю, как ты можешь подозревать меня в том, чего нет! Вдруг закричал Анатолий, на что Ника испуганно зашептала:
— Тише, тише! Ты разбудишь детей!
— Пусть проснутся и увидят, как глупо рассуждает их мать, засидевшаяся дома. Тебе по-ра выходить на работу. Может меньше дряни будет лезть в твою голову…
— Я так и сделала, мой дорогой. И поэтому, послезавтра я выхожу на работу.
— Куда? — растерянно спросил Анатолий.
— Телятницей на ферму! — ответила Ника.
— Но почему туда? Ты же медик, зачем ты идешь туда, где грязь и навоз. Это не для тебя…
— Можно подумать, что для меня в колхозе специально выделят место медсестры?
— Ну, я бы попросил… — неуверенно начал Толик, но Ника, лишь горько усмехнув-шись, проговорила:
— Я и вправду засиделась дома. Пора к людям!
ГЛАВА 23.
Конечно, если бы Ника хотела, она могла пойти работать медсестрой в районную боль-ницу. Место должно было освободиться через месяц. Кто-то уходил на пенсию. Но Ника, боясь оставаться дома одна, со своими мыслями и обидами, готова была на любую рабо-ту, лишь бы не думать о том, что Анатолий стал забывать её и детей. Как всё измени-лось за эти три месяца разлуки. Оказывается, она совсем не знала своего мужа. Неужели вот так быстро можно разрушить то, что ты создавал своими руками столько лет! Хотя половина, добрая половина этого построенного когда-то благополучия разру-шена добровольно, с их обоюдного согласия. Их дом, их очаг, в который они вложили столько сил, остался там далеко, и теперь он принадлежит другим людям. Но что меша-ет построить им новый? Отсутствие желания, или… нежелание понять друг друга?
— Ведь Толя ни разу не спросил о причине выкидыша, а я…я даже слова не сказала, как мне было тяжело. Что? Что происходит с нами, что?
Так думала Ника, проделывая долгий путь к ферме, расположенной за лесом, в двух километрах от деревни. Далековато, но за две недели она уже почти привыкла к таким неудобствам. Вот и сейчас, проделывая долгий путь, она вспомнила первое своё впечатле-ние, произведенное на неё этим длинным и довольно унылым зданием, которое теперь и было её местом работы. Вспомнился председатель, который подвёз её " по случаю", ре-шив показать колхозный телятник. Его лицо, круглое, всё в рыжих веснушках, словно у весёлого клоуна, сияло так, как-будто он показывал ей какую-то диковинную построй-ку конца 18- го века. Каким восторгом светились его глаза, когда он смотрел на совре-менные поилки, или кормушки для телят, которые в беспорядке расположились пока что у стен телятника, сияя сквозь дырявые упаковки серебристым металлом. Каким ве-сельем опять искрились его глазки — буравчики, когда он смотрел на обступивших его женщин в замызганных халатах, с жаром принявшихся что-то доказывать ему, переби-вая и словно стараясь перекричать друг друга.
Ника, оглушенная и ничего не понимающая, стояла рядом с этим смешным человеком, и почему-то думала со скрытым раздражением:
— Ему, скорее всего в цирке надо работать клоуном, чем руководить людьми. С женщи-нами сладить не может!
— Ну всё бабоньки, поболтали и будет! — вдруг суровым изменившимся голосом произ-нёс этот толстый, смешной мужчина, и Ника, удивленно взглянув на него, увидела, что глаза председателя уже не смеются, а уставились в тебя, и словно вбуравливаются в твоё тело. И ты уже не можешь понять, отчего и почему по тебе пробегает странная волна, заставляющая подтянуть живот, расправить плечи, встать чуть ли не по стойке "смирно" перед этим въедливым суровым взглядом рыжего толстого мужчины.
Да и не одна Ника почувствовала это, а кажется все женщины, до этого дружно и громко галдевшие, вдруг все разом смолкли, и в здании наступила тишина.
— Ну, вот и хорошо! — опять улыбнулся председатель. — А то я вам тут нового товарища в коллектив привел, а вы показываете ему свою невоспитанность!
— А мы бабы деревенские! Откуда нам культуре учиться! Всю жизнь, почитай, среди ёлок живём, да коровам хвосты крутим. Совсем одичали! — с вызовом произнесла моло-дая симпатичная женщина в белой косыночке, низко повязанной на лбу, и оттого ве-роятно выгодно выделяя красиво выщипанные тонкие брови- ниточки.