Пронзительные слова Евангелия. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего Единородного. Бог есть любовь. Любовь – до последнего дыхания, до последней капли крови, крепкая, как смерть.
В начале было Слово.
Обет гэйна. Верность. Клятвы, которые нельзя нарушать. Клятва, которая стала его плотью. Его сущностью.
Слова влияли на его жизнь, изменяли её, определяли. Слова были важнее всего остального.
И теперь они рушились, как карточный домик, обесценивались, превращались в свою противоположность.
Любовь – это совсем другое…
Туун коснулась его органа. Провела пальцами. Стала гладить. Он чувствовал это, но даже тени возбуждения не возникло, он был слишком истощён, и орган отзывался одной только острой болью слева, под клеевой повязкой. Кельм ощущал лишь одно – бесконечное, подлое унижение.
– Не трогай меня, – прохрипел он. Туун ласково взглянула ему в лицо.
– Разве тебе не приятно?
– Я ненавижу тебя, – прошептал он без сил. Он стал уходить куда-то внутрь. Проваливаться стремительно.
Он понял вдруг, как жить с унижением. Впервые в жизни он перестал ассоциировать себя с телом. С этой оболочкой, с которой что-то делали. Мучили. Превратили в урода. Унижали. Но его, Кельмина иль Таэра, в этой оболочке не было. Он был слишком глубоко внутри. И там – внутри – он был прежним. Красивым и сильным. Там была Лени. Тоже красивая, юная, без единого шрама. Она смотрела на него с обожанием и восторгом. Она обнимала его.
– Кель, ты уже почти прорвался. Ещё немного. Потерпи, ладно? Я люблю тебя.
Эти её слова были правильными. Не обесцененными. Он плакал.
– Лени, прости меня.
Она улыбалась.
– Ты что, Кель? За что мне тебя прощать?
– Ты ведь теперь всё знаешь. Я предал тебя.
– Нет, Кель. Нет. Тебя обманули. Ты попал в ловушку. Ты был слишком чистым, чтобы понять, что с тобой делают. Не обращай на всё это внимания, это неважно.
Он не был ни в чём виноват. Вины не существовало. И не было унижения. Ведь он – не это тело, вовсе не оно. Всё это неважно.
(Туун приникла губами к его губам. Впилась. На мгновение он вернулся в этот мир, неимоверно страдая от отвращения. Оказывается, какая это мерзость – поцелуй, когда он – против воли. Он снова нырнул в себя.)
– Ничего, Кель, – с улыбкой заявила Туун, – вот поправишься, и мы с тобой тряхнём стариной, да?
Арс Гелан, кадровый заместитель начальника центра по разработке виртуального оружия, сидел в своём кабинете, пил кофе и просматривал сводку отчётов.
Четверых из «контингента А» пора увольнять. Подростки работали в центре начиная с четырнадцати лет. Работа считалась суперпрестижной. Ещё бы – не надо ходить в школу, да и вся работа по сути – развлечение. Им давали отдельное жильё, или, по желанию, – комнату в интернате, или позволяли остаться у родителей. Ребята обычно предпочитали интернат – веселее, полное обслуживание и обеспечение, а контроля почти нет. Платили им хорошо. Адвокат, чтобы иметь такой доход, учится двадцать два года, считая школу, университет и практикум со специализацией. А тут они в четырнадцать становятся богачами.
Правда, это мешало им в работе, по мнению Гелана. Но своё мнение он привычно держал при себе.
К восемнадцати годам «контингент А» так или иначе приходилось увольнять. Это все знали, а под конец ребята начинали откровенно скучать и выдавать лажу, уже стремясь к увольнению. Им до конца жизни назначали пенсию, позволяющую прожить абсолютно безбедно. Государство могло себе это позволить. «Контингент А» создавал бесценное оружие для Медианы.
Наивность, чистота, то детское, что дремлет в душе каждого человека, ещё не были у них вытравлены. Гелан часто размышлял над тем, как это получается. Что за таинственная вещь – это оружие. Ведь в Дарайе очень развита массовая культура (она в конце концов и убивала его «контингент», потому что погружаться в экранные приключения придуманных героев было куда легче и приятнее, чем напрягать собственный мозг. Если бы Гелан стремился к эффективности, он затолкал бы подростков в каменный мешок, подверг полной депривации, и им ничего не оставалось бы, как развлекать себя самим – творить…)
В Дарайе создавали множество ярких сюжетов, киношных образов (правда, все они были очень похожи друг на друга, но тем не менее), интерактивных компьютерных фильмов. Находки сценаристов, дизайнеров, режиссёров были порой гениальными. Или казались таковыми.
Но почему-то ни один из этих людей не мог создать в Медиане ничего приличного. Наивные дейтрийские священники объясняли это отсутствием в Дарайе благодати Божьей. Гелан давно пытался понять реальную причину этого отставания. Придумать маку может кто угодно. Сделать так, чтобы она убивала или защищала от дейтрийского оружия, наполнить её некоей внутренней энергией, оживить – никто не мог. Это получалось лишь у подростков, создающих образы, очень похожие на киношные, но при этом – настоящие и живые.
Потом это становилось им неинтересно. Секс, изобилие, потребление на высоком уровне (хотя наркотики и алкоголь им всё же запрещали. Против ожиданий, наркотическое состояние не облегчало создание образов, а наоборот – затрудняло его, получался бред). Мозг, забитый компьютерными играми, сериалами, уже не мог работать на созидание. Ребята увольнялись с отличной пенсией и выходным пособием. Теоретически они прекрасно могли учиться, получать профессию, прожить жизнь так же, как все остальные. Но – Гелан это знал – почти никто из них не шёл по этому пути. Что-то – непонятно что – калечило их необратимо. Большая часть бывших творцов через несколько лет подсаживалась на иглу, или колёса, или что-то полегче, опускалась, образ их жизни был крайне беспорядочным. Процент самоубийств и обращений в центр эвтаназии был пугающе высок.
Поэтому родители неохотно отпускали детей в центр, всегда надеясь, впрочем, что с их-то ребёнком такого не случится…
Четверо из «контингента А» – трое восемнадцати и одна девушка девятнадцати лет – за последний месяц не выдали ни одной эффективной маки. Это – сигнал к увольнению. Гелан назначил ребятам время – одному за другим. На завтра. Скорее всего, они только обрадуются…
А вот новички работали пока неплохо. Гелан скинул несколько новых мак на флешку. Они обещали быть интересными. Пригодятся. Заодно он через сеть пошарился на компе начальника оружейной части и снял информацию о последних разработках всех аналогичных центров мира. Флешка, к счастью, была достаточно вместительной. Конечно, перекачку информации, не положенной ему, кадровику, могли отследить. Но на этот риск приходилось идти.
Теперь у него был ещё и один работник из «контингента Б». Вторая категория людей, способных производить маки. Этот дейтрин, согласившийся работать на противника. Зная, как прессовали пленных в атрайде, понять его можно вполне. Хотя парня ещё и не прессовали толком, он сломался почти сразу. Гелан не обольщался на его счёт. Дейтрины тоже не боги и способны творить оружие лишь в определённом состоянии. Предательство разрушает что-то внутри, разрушает необратимо. Через пару лет и дейтрин перестанет давать хоть какие-то результаты. Может быть, осознание предательства происходит со временем. Может, ещё какие-то причины, таинственная дейтрийская Благодать перестаёт действовать, например.
Пока Вен иль Таэр работал хорошо. Заметно лучше остальных. Да что там, он в одиночку мог заменить весь отдел, где работал «контингент А». Он выдавал по нескольку сильных, эффективных мак в день. Мог бы и больше, но ведь он ещё и консультировал боевые части, обучал вангалов. Гелан просмотрел новые маки дейтрина и аккуратно загрузил их на ту же флешку.
Больше отчёт ничего интересного не содержал. Гелан нажал кнопку коммуникатора.
На экране появилось чуть одутловатое лицо Каллета, менеджера по снабжению.
– Фел Гелан? – менеджер повернулся к нему.
– Да, Каллет. На сегодня у нас следующее. Мне понадобится свежий труп. Лучше два для надёжности. Эксперименты в Медиане. Биоматериал для полного уничтожения, чтобы никаких претензий.
– Хорошо, фел, я немедленно свяжусь с центром эвтаназии.
– Спасибо, Каллет. И самое главное – что у нас с ремонтом интерната? Ребята жалуются. Долго вы ещё будете возиться?
Он выслушал оправдательный лепет менеджера. Махнул рукой, попрощался, погасил экран. Рабочий день подходил к концу. Гелан поднялся. Убрал флешку. Накинул плащ – на улице становилось прохладно. И пошёл к своей «Риа-122», фиолетовой снизу, прозрачной сверху, новой модели, купленной недавно в кредит. Гелану нужно было ещё побывать в городе.
Кадровик поставил машину на верхнем этаже высокой парковки. Шагая по пандусу, поглядел сквозь прозрачную крышу на облака, подсвеченные косыми вечерними лучами. Скоро в это время будет темно. Зима надвигалась на город Бал-Геан, на всё Геанское плоскогорье. Но пока ещё осенний воздух светел и прогрет, пока ещё сатты на бульваре играют широкими тонкими золотыми листьями на ветру. Гелан любил это время года.
Он шёл неторопливо. Время поджимало, но было бы странно после работы идти в кафе размашистым строевым шагом.
Гелан давно жил в этом городе. Привык. Тихонько шёл мимо ухоженных длинных клумб, художественно выстриженного кустарника. По идеально ровным красным и серым кирпичикам мостовой. Ещё не смеркалось, но некоторые магазинчики уже зажгли рекламные огни. Булочная Маттера расцветилась ярко-жёлтыми кренделями и тортиками, лотерейный киоск зажёг синюю эмблему – человечка в цилиндре. Компьютерная лавка продолжала безостановочно демонстрировать ролики на экране. Другие – городской банк, магазин игрушек, магазин постельного белья – оставались блёклыми, разве что витрины пестрели богатыми композициями выставленных товаров. У входа в «Рони», магазин дешёвой одежды, были выставлены большие корзины с уценёнными носками, майками, накидками, модными сбруями из кожаных ремней с заклёпками. В корзинах с энтузиазмом рылись две женщины явно из числа получателей социального пособия. Гелан равнодушно скользнул взглядом по товарам в витринах «Рони» – его это не интересовало, люди его уровня одевались не здесь. В тройном зеркале витрины он отразился сразу в нескольких экземплярах, высокий и стройный, в хорошем сером плаще, с пепельными, тщательно зачёсанными назад волосами. Ещё далеко не старый. Дальше шло старинное островерхое здание городского Зала Торжеств. Здание с лепными завитушками фронтона и колоннадой считалось памятником архитектуры, хоть и плохо вписывалось меж более современных построек. Гелан знал, что раньше в этом здании была христианская церковь. Давно, вроде бы, она опустела задолго до полного запрещения этой религии в Дарайе. Он остановился и глянул на здание. Наверху, на острие крыши, раньше точно был установлен крест. Сейчас там не было ничего, и эту пустоту хотелось чем-то заполнить.
Перед бывшей церковью бульвар выгибался, образуя небольшую площадь, где по традиции собирались рекламщики и неформалы. Несколько художников сидели у холстов, безнадёжно поджидая готовую платить натуру. Какой-то шустрый юноша нечувствительно всучил вир-гарту рекламную листовку (что-то про скидки на мобильные телефоны). Но вообще народу здесь было немного, меньше обычного. Взгляд Гелана выхватил в глубине площади небольшой рукописный плакат. Вир-гарт остановился, поглядел с интересом. На плакате стояло «Руки прочь от Дейтроса! Война – отстой» Однако, подумал Гелан. Плакат держали двое юнцов типа «флора», с длинными крашенными волосами, в мешковине. У ног одного из них сидело подобное же существо, в котором Гелан не сразу, но признал девушку, в основном по бритой налысо голове. В этом сезоне парни-неформалы отращивали длинные лохмы, девушки же, наоборот, брились налысо и ещё рисовали на черепе разные устрашающие штучки. У этой на темечке красовалась фиолетовая очень натуральная пасть с зубами. Вид у всех троих был обкуренный.
Гелан миновал площадь и увидел маленькое кафе «Фиалка», куда, собственно, и стремился попасть.
– Привет, – сказал он, – свободно?
– Присаживайся, старина, – пригласил его знакомец, – как жизнь – скрипишь помаленьку?
Гелан чуть заметно кивнул, сел за маленький овальный столик с другой стороны.
– Живу, песок пока что не сыпется. Ну а ты как?
Его визави, высокий, совершенно седой, но спортивного и бодрого вида, усмехнулся.
– Тоже неплохо. Что будешь заказывать?
Перед ним самим стояла кружка тёмного пива. Гелан нажал на кнопку системы автоматического заказа. Выбрал в меню ореховый коктейль.
На этом обмен формальностями, то есть паролями, был закончен. Старик впился взглядом в лицо Гелана. Тот достал из кармана портсигар. Чиркнул зажигалкой, закурил. Тщательно выбрал одну из сигарет и протянул собеседнику.
– Угощайся?
– Спасибо, – старик повертел сигарету в пальцах, – ишь ты, дорогая. Знаешь, не хочется курить, лучше сохраню как память.
– Содержание там интересное, – негромко заметил Гелан. Молоденькая официантка, коснувшись его почти обнажённой пышной грудью, поставила на столик высокий бокал.
– Попробую дома, – старик убрал сигарету во внутренний карман.
В сигарету была встроена та самая флешка, которую Гелан только что заполнил полезной информацией о последних разработках дарайского виртуального оружия.
Вир-гарт отхлебнул терпкого и крепкого напитка. Посмотрел внимательно на собеседника.
– Верн… что с парнем?
– Всё решено, – негромко ответил старик, – двадцатого в семнадцать вечера. В твоей зоне.
– Пять дней, – Гелан подумал, – да. Я сделаю. Второй?
– Нет, – ответил старик, – пусть остаётся. Иначе опасно для тебя. Сделай себе прикрытие.
– Ну об этом я позабочусь.
Гелан сделал ещё глоток.
– Сколько их будет?
– Не знаю. Просто будь там. Парень сможет хотя бы встать?
– Не сможет – я вытащу.
Они обменялись ещё несколькими незначащими фразами. Потом Гелан заявил, что коктейль омерзителен, попрощался и вышел из кафе.
Он шёл к парковке теперь уже быстрым шагом. Он по-прежнему смотрел вокруг, и лицо его ничего не выражало, но внутри всё сжималось от ненависти. Этот мир выглядел слишком хорошо. Люди здесь были слишком благодушны и счастливы, витрины ломились изобилием, мостовые были вымыты и вычищены до последнего камешка. Но Гелан слишком хорошо знал, что скрывается под этим дивным фасадом. Он привык к этому. И лишь в последние месяцы нервы стали сдавать – всё из-за этой операции с пленными дейтринами. О девочке, которую он видел один раз, Гелан старался просто не думать. Её спасти не удалось. Он пообещал себе, что спасёт хотя бы последнего из них. Любой ценой, пусть это будет провал, пусть это будет его собственная гибель. К счастью, командование пошло ему навстречу. Первый вариант операции – проникновение в атрайд – оказался невозможным. Теперь разработали второй. Теперь за пять дней ему нужно любой ценой получить парня к себе в центр. Пропади всё пропадом, сказал себе Гелан, усаживаясь за руль «Риа-122». Хоть бы и в самом деле раскрыться – чтобы на законном основании уйти в Дейтрос. Он был агентом уже восемь лет. Сын дейтрина и триманской женщины, светловолосый, с чертами лица не совсем дейтрийскими, что позволило ему стать своим в Дарайе. Он устал. Смертельно устал. Все восемь лет он снабжал командование информацией о последних разработках дарайского оружия, выполнял попутно разные операции. Сознание собственной нужности, конечно, грело. Но шендак, сколько же можно? Ничего, сказал себе Гелан. Зато я вытащу парня. Он посидел, ткнувшись головой в дверцу. Кельмин иль Таэр, восемнадцатилетний гэйн, стоял перед его глазами – таким, как видел его Гелан в последний раз. Искалеченный, с глазами, мутными от боли, постоянной и непереносимой боли. Уже три раза разработанные операции по его спасению срывались. Гелан не должен, понимаете ли, подвергаться риску провала. Это кончится, мальчик, пообещал ему Гелан в тысячный раз. Я вытащу тебя. Всё будет хорошо. Он знал, что хорошо уже не будет никогда. Кельмина мучили уже пятый месяц. Девочка мертва. Его брат стал предателем. Что ещё может быть хорошо в этой жизни? По крайней мере, кончится боль, сказал Гелан. Я обещаю тебе это, мальчик.