И он поиграл когтями, рассыпая их сверкающим веером.
- Погодите, - остановил его Лёва, - но вы ведь, кажется, специализируетесь по детской аудитории? Вот и занимайтесь соответствующим контингентом. А я выбыл из игры по возрасту.
Куперовский повернулся и пошёл своей дорогой. Крюгер некоторое время тащился следом, ныл про неурожай детей в здешних местах, про демографический спад в западном мире в целом, недород и голод, ругал контрацептивы и некоего режиссера, исказившего его облик до недостаточной страхолюдности. В конце концов, взвыв: "У-у, буквоед проклятый! Сразу видно, что у вас там бюрократы и ревизионисты у власти. Правильно китайские товарищи говорят", - отстал. Видать, отправился искать тинэйджеров.
Лёва, задумавшись, брёл, не зная куда. Неожиданно справа по курсу проявился майор.
- Ах, как вы неосторожны, - покачал головой Лёвин ангел-хранитель.
- А что такое? - изумился Куперовский. - Если вы насчет этого... уличного кошмара, то я от него уже отделался.
- Ну что вы, - улыбнулся майор, - Фредди - существо милейшее, с массой комплексов, отягощённой наследственностью и мрачными воспоминаниями. А вот что вы скажете относительно Снайпера? Он, очевидно, выбрал жертву.
И он указал налево, где Куперовский обнаружил меткого стрелка, который, судя по всему, уже минут десять удерживал его в сфере действия своего ружья. И целился киллер явно не в майора, который потому и падать на землю считал ниже своего достоинства, тем более - местность была ровная, открытая, и это всё равно бы не помогло.
- Значит, что же - конец? - прошептал Куперовский.
- По-видимому, друг мой. Но не стоит расстраиваться: там, за Порогом, возможностей куда больше, чем здесь. Не исключено, что недели через две вы вернетесь к нам уже в ином качестве.
- Стало быть, всё решено, и спастись нельзя?
- Дорогой друг, вам ведь разъясняли, кажется, суть проблемы в аспекте выбора Снайпером цели и перспектив последней?
- Но как же случилось, что он до сих пор меня не убил, когда я был в его власти?
- О, но вы же не знали об этом, а Снайпер не действует, пока жертва не осознает неизбежности рока.
- Выходит, если я не буду думать о нём, то он и не выстрелит?
- Получается так. Но увы, молодой человек, это было несложно, пока вы не осознавали его присутствия, но попробуйте-ка сейчас. Разве вы не слышали восточной байки о белой одногорбой верблюдице?
- Зачем же вы указали мне на него? - в сердцах воскликнул Куперовский.
- Ну, дорогой мой, я не мог выдержать, видя вас, ничего не подозревающего, под губительным прицелом. Кроме того, на ваше несчастье, таковы правила игры.
- Опять эти правила! - разозлился Лёва. - Неплохо было бы предварительно их разъяснить.
- О, но тогда играть стало бы неинтересно. Ну, извините, у вас дела, а мне пора, - и майор церемонно удалился.
Куперовский перевел взгляд на Снайпера. Тот клубился, держа оружие наизготовку, ждал. Лёва неожиданно для себя истошно закричал и кинулся на убийцу. Сухо щёлкнул выстрел, и падая к ногам (ногам? скорее - основанию) Снайпера, наш герой успел крикнуть:
- Погоди, давай ещё раз!
- Ну давай, - прогромыхал голос, идущий, казалось, отовсюду, и в нём послышалась насмешка.
Лёва вновь стоял на ногах, и опять в него целились. Он зажмурился и пошёл, пытаясь думать о чём угодно, хотя бы о пресловутой верблюдице, только не о... Пуля снова прокомпостировала многострадальный Лёвин организм.
- Попробуем ещё? - ехидно осведомился голос.
- Да!
У него получилось на девятнадцатый раз.
Как итог сего прискорбного случая, сознание у Лёвы не то, чтобы отключилось, но включилось не полностью, и события, происходившие в последующий период - даже продолжительность оного он не смог мне указать, от двух-трёх дней до нескольких недель - отпечатались в его воспоминаниях обрывочно, без начала и конца, как бы высвеченные стробоскопом.
Вот вместе с одноногим, одноглазым и вообще сильно недоукомплектованным моряком он, разметая орды краснокожих дикарей и расплачиваясь с ними скальпами и телами спутников, спускается в тайную пещеру за сокровищами, коих там нет, зато наличествует полупомешанный колдун, который дёргает за золотую блямбу на железной цепочке, и сверху на незваных визитеров обрушиваются тонны воды. Как они спаслись и спаслись ли вообще, Лёва не помнит.
Вот уже с другим человеком - тоже, судя по всему, моряком, ибо его все именовали шкипером - он подходит к древней гробнице, оснащённой запретительной печатью с заклятьем; шкипер срывает печать и топчет её ногами, и они проникают в главную камеру, где среди драгоценностей и полуистлевших шелков возлежит покрытая пылью тысячелетий мумия. Когда они приближаются, мумия встаёт, подымает пергаментные веки и смотрит, смотрит, смотрит на них долгим взором, в котором отчаянье, тоска и ужас иных пространств, и, раздвинув в чудовищной ухмылке оскаленные челюсти, шепчет, почти не шевеля бесцветными морщинистыми губами:
- А, это вы, голубчики, а я вас давно жду. Ну, теперь я от вас не отстану.
И хотя она произносит вышеприведенный спич на не ведомом даже оксфордским профессорам языке, они понимают каждое слово, основная масса ретивых кладоискателей сыплется на пол от разрыва сердца, а шкипер мгновенно седеет и становится заикой на всю жизнь.
Вот Куперовский восседает за пышным столом и потребляет салат с маринованными трилобитами, а некий обманчиво-простодушный толстяк по кличке Хлебосольный Гарри глотает живьём уже третьего поросенка, чтобы позабавить и поразить почтеннейшую публику и отвлечь внимание от своего слуги. Между тем последний обходит присутствующих, добавляя им отравы в вино и заодно освобождая пояса от уже не нужных хозяевам кошелей. Напротив Лёвушки сидит пленительная дева с загадочными глазами и во фригийском колпаке. Они оба видят маневры слуги, но все-таки, чокнувшись, осушают кубки, причем выпитое зелье на них никак не действует, и прелестница наклоняется к моему герою через стол и говорит:
- Поцелуешь или нет, я не знаю прямо?! - Но тут яд вступает в реакцию с соками организма Куперовского, и он валится под стол, на трупы ранее выбывших гостей.
Вот Лёва обнаруживает себя среди маленьких зеленых человечков в летающей тарелке, прибывшей с Сириуса со зловредной целью уничтожить всех землян, кроме Куперовских, но нашему маленькому Льву не нужны односторонние преимущества и, выждав момент, он бьёт кулаком по красной кнопке, открывающей доступ в корабль гибельной для пришельцев земной атмосфере.
Вот Лёва бежит по крыше небоскрёба, едва уворачиваясь от маньяка-каннибала. Но этот день явно неудачен для извергов, и преследователя в последнюю секунду убивает громом с ясного неба, сам же Куперовский оказывается в гигантской пятерне чудовищной гориллы, которая к тому же в другой лапе сжимает остро наточенную бритву, окровавленную, с прилипшими длинными седыми волосами. Слишком поздно обезьяна осознает, что ей, за неимением хвоста, нечем держаться за стены, и животному не остаёется иного варианта, кроме как полететь вниз с высоты Эмпайр Стэйт Билдинг.
Лёва между тем попадает в лабиринт. Стены лабиринта исполнены в современной манере, из стекла и алюминия с вкраплёнными через каждые сто метров обширными телеэкранами (однако - изощрённый садизм - или вовсе не работающими, или передающими на бенгали отчёт о сессии исландского парламента), и украшены каллиграфически воспроизведёнными изречениями вроде: "Погружаясь в себя, не забудь оставить вещи на берегу. Вдруг кому пригодятся? Конфуций", "Открывая бутылку, соблюдай меры безопасности. Мало ли что. Сулейман ибн Дауд" или "Всякое дело надо делать с любовью. Маркиз де Сад". Кое-где шевелятся телекамеры - за Куперовским наблюдают. Под ногами попадаются самые разнообразные предметы: старинные монеты, скальпели, проржавевшие сейфы, станки для печатания фальшивых банкнот, растрескавшиеся черепа, дамские кружевные панталоны, искусственные челюсти, книги Кортасара и Шекспира, баллоны со слезоточивым газом, бейсбольные перчатки, комиксы... Куперовский потерянно бредёт куда-то, зная, что за ним крадётся гигантский паук - отвратительный, грязный, мохнатый, со жвал его капает ядовитая слюна, а на лапах висят клочья паутины. Впрочем, сам Лёва преследователя не видит, но всё время слышит позади нарастающую трескучую поступь. И хотя уверенность его в наличии чудовищного насекомого вполне может оказаться ложной, наведенной, но сама мысль о проверке интуитивных предположений практикой приводит Лёвушку в дрожь, и, запаленно дыша, он ускоряет шаг, почти бежит, однако и тот наддает. Погоня вступает в критическую фазу, на сцене гаснет свет - остальное, по мысли неведомого постановщика, должно происходить во мгле - но тут чья-то маленькая ладошка доверчиво ложится в руку Куперовского и властно увлекает его в не замеченный им боковой туннель, направо, налево, направо - Лёва теряет ориентацию - и они уже в сводчатом средневековом зале, с рыцарями и канделябрами по углам. Это, конечно же, опять барышня, в розовом воздушном платье и с газовой косынкой на пышных белокурых волосах, и Лёва, вздохнув, покоряется судьбе и целует её в пухлые нежные губки. Раздаётся возмущённый вскрик и звонкая оплеуха, зал пропадает, и Куперовский обнаруживает себя в чреве Свободы визави с майором.
- Поцеловал все-таки, - сухо спрашивает майор.
- Да, - говорит мой приятель и по всегдашней привычке пытается объясниться. - Понимаете, никак нельзя было не поцеловать, очень уж настойчивая попалась...
- Ну, тогда не обессудь, - и майор превращается в грозного четырехрукого исполина, каждый палец на ноге которого раза в полтора больше нашего героя.
- Кто ты? - шепчет Лёва.
- Я? Я - майор, то есть самый главный здесь! - хохочет гигант. - Я - гений этой местности, и я - твой смертный час. Смотри, как я бью.
Он замахивается, и кулак со свистом рассекает воздух и врезается в Куперовского, но тот не ощущает ничего, кроме легкого толчка, а титан, едва коснувшись Лёвушки, с волшебным звоном лопается, как мыльный пузырь.
И опять Лёва попадает в неравноправную кампанию, на сей раз перед ним дама-великанша, сама Либертэ, или, скорее, ее образ, дух, колеблемый налетевшим с востока ветром.
- Ну что, - говорит она, - пора, пожалуй, прощаться. Везде ты у меня был, всё видел. Вопросы какие-нибудь остались?
- Да, - сказал Лёва. - Это вас я, извините, целовал? То есть сначала, из осторожности, не хотел, однако...
- Догадливый, - усмехнулась Свобода. - Меня, конечно.
- И зачем вам, если не секрет, это было нужно?
- А может быть, как раз секрет? Имею же я право на женские тайны, не хуже любой-всякой. Кстати, разве тебе неизвестен девиз нашего времени: "Много будешь знать - скоро ликвидируют?" Ладно уж, все-таки за последнее время не совсем чужие стали мы друг другу, кое-что ты во мне понял, что-то и я в тебе, поэтому признаюсь. Сексуальные комплексы свои я через тебя замахнулась изменить, либидо одолеть и отклонения изжить, да не вышло ничего.
- У вас проблемы? - в обретенном американском стиле, но по-русски жалостливо спросил Лёва. - Я могу что-то для вас сделать?
- Да говорю же: пыталась я уж тебя использовать. Не вышло. Ты ж видишь, какая я дура каменная уродилась, а тоже баба, тоже любви хочется. Как в самую пору пришла, окинула мир оком - а на всей планете никого с меня ростом нет. Маялась я, дорогой мой, долго, пока вы Родину не соорудили мне под пару. Та хоть и мать, но тоже одинокая и неудовлетворённая, вот и устроили мы с ней связь через астрал. Такова наша доля грустная, розовые мы теперь обе, не по склонности, а по необходимости, хоть с Фрейдом консультируйся, хоть как. Что ж вы Дворец Советов не соорудили, а? Там на крыше такой Ленин намечался, зажили бы мы, бабоньки, с ним втроем по-шведски, тихо да ладно. А так - тьфу, позор один. Я вот эксперимент с тобой сделала: вдруг смогу с недомерком? Нет, не получилось, не поднимается ничего в душе, не распускается, не шелестит, не плодоносит. Все теперь ясно тебе?
Лёва кивнул.
- Ну ладно. До нескорого свидания. Если увидишь где мужика мне хоть по плечи - пиши. Вдруг я проглядела. Но ему не говори, а то всё испортишь. Женщины, чтоб ты знал, берут мужчин приступом, используя фактор внезапности. Во всяком случае, такие дылды, как я. Привет Матери передавай.
- Маме? - ошарашенно спросил Лёвушка. - А откуда вы её знаете?
- Родине, бестолочь! В общем, пока.
И Куперовский покатился кубарем сквозь измерения, эфирные пространства и астралы. Когда он очухался, его крепко держали за локти двое в белых халатах.
- Ты откуда, парень, такой встрёпанный? - спросил схвативший правую руку.
- Из иных пространств, - меланхолично ответил Лёва; от свалившихся на его голову за последнее время испытаний он немного, как теперь говорят, сдвинулся по фазе. - Только что я разговаривал с призраком вашей и нашей Свободы.
- Так, - сказал тот, что обращался к Куперовскому. - Надо же, за три года на этом месте подбираем уже девятого. Как думаешь, Джек, его в ту же палату?
- Нет, - покачал головой Джек, - этот тихий. Его к дуракам можно. И они повели больного к машине. Оглянувшись, Лёва увидел, как
статуя раскалывается на две части вдоль взявшейся откуда-то трещины и обломки погружаются в океан. К счастью, это ему просто показалось.
...- А не сможете ли вы, мистер Куперовский, перечислить мне основные особенности логической машины Тьюринга? - вопрошал, величественно возвышаясь над столом, знаменитый профессор Скотт, специалист по маниям и фобиям.
- Нет, собственно, - засмущался Лёва, пытаясь при этом попасть в тон собеседнику. - Я, видите ли, не готовился к нашему разговору. Если бы знать...
- Ясно. Пишите, коллега, - это он уже обращался к ассистенту, скромно притулившемуся сбоку, - "идиотизм", - присмотревшись к Куперовскому, он несколько смягчился и уточнил. - "В ранней стадии".
- Возьмём предмет попроще, из общеизвестных. Например, как вы относитесь к идеям Маркузе?
- Собственно говоря, я... - и Лёва понуро умолк.
- Отметьте, коллега: "...быстро прогрессирующий, отягощённый отказом от контактов с миром".
- Насколько часто вы занимаетесь самоудовлетворением?
- То есть? - не понял смысла наивный Лёвушка, вообще плохо воспринимающий эвфемизмы, впрочем, стесняющийся и прямых разговоров о некоторых явлениях, ими прикрываемых.
Профессор объяснил, Лёва побагровел и затряс головой, не в силах вымолвить ни слова.
- Записывайте: "Проблемы в половой сфере. Судя по всему, пониженная потенция".
Лёва вскочил и протестующе замахал руками. Властным мановением длани Скотт вновь усадил его, а санитаров тем же движением вернул на их посты к дверям.
- Любите ли вы свою мать, мистер Куперовский?
- Да.
- И в детстве любили?
- Да, конечно.
- А с отцом у вас не случались порой трения?
- Ну, иногда бывало. Но я его тоже люблю. И слушаюсь, - быстро добавил Лёва, стремясь не быть уличённым в непочтении к родителям.
- "Эдипов комплекс в классическом проявлении".
Лёва возмущённо вскочил, выкрикивая что-то нечленораздельное. Он позже утверждал, что упоминал при этом маму профессора, как в отрицательном, так и в страдательном смыслах, но я, зная Лёвину воспитанность и болезненное отвращение к нецензурной брани, не верю его заявлению, посему оставляю, как написал выше: "нечленораздельное".
- Гм, это уже не в первый раз. Зафиксируйте: "Обидчив, вспыльчив. Весьма агрессивен".
Лёву увели.
В тот же вечер ассистент, угощая в местной столовой ужином интерна Лиззи, которую он успешно подвергал соблазнению путём совместного обсуждения анамнезов и диагнозов, завершил описание "случая Куперовского" следующим образом:
- Но, как ты сама понимаешь, всё это ничего не значит. В конце концов, половина Америки уже сошла с ума, а вторая половина - на пути к тому. В итоге основанием для госпитализации послужили его настойчивые утверждения, что он - русский турист. Даже когда его тащили в палату, он повторял это и обещал жаловаться. Кстати, ты его видела? Ну вот, тогда и ты со мной согласишься. Какой же он русский, когда за двести метров видно и слышно, что он еврей! Классический семитский тип. В общем, навязчивая идея, клинический случай. Симпатичный малый, но, по-моему, неизлечим.
- Как это печально, - сказала Лиззи.
Однако в сумасшедшем доме Лёва пробыл совсем недолго, да и то в основном в отдельной комнате с мягкими стенами, потому что считался особо буйным, избыточно свободолюбивым и постоянно подбивал тихих помешанных на бунт. Как раз прошумели несколько историй с невозвращением из-за океана наших знаменитых спортсменов, и специальные товарищи из посольства занялись проверкой советских подданных, пребывающих в Штатах. Тогда-то они обнаружили, что гражданин Куперовский, отставший от своей тургруппы около года назад, как ни странно, до сих пор не попросил убежища у дядюшки Сэма. Поражённые этим обстоятельством, товарищи не пожалели усилий, агентов и долларов и в рекордные сроки отыскали Лёвушку в нью-йоркской психушке, где он в качестве интересного случая пользовался особым вниманием медиков. Освобождение его оттуда, снятие накопившихся разнообразных уголовных обвинений и доставка на родину на правах дипломатической почты было для нашей тогда ещё сверхдержавы делом техники. Взамен мы тоже сделали для США какие-то мелочи - кажется, отпустили на волю страны Балтии. Или войска откуда-то вывели? Во всяком случае, в результате Лёва понял, как дорог он родному государству и как оно ему дорого. Он бы и до сих пор расплачивался, но, к счастью, удалось Союз развалить, и про Куперовского забыли. Так что у него, как всегда, всё хорошо кончилось. Чего и вам желаю.