Дженни хихикнула.
– Возможно. Я знаю, что ты себе вообразила – пьянки-гулянки, секс и наркотики...Но для многих из них это просто имидж. Уж мне ли не знать!Мой лучший друг из этой тусовки, мы больше 10 лет знакомы, я видела, как он собирал группу...А Чарли пришел туда бас-гитаристом.
– Как называется группа?
– О, вряд ли ты слышала о них. Они еще не очень раскрутились, – смутилась Дженни.
– Значит, обеспечиваешь семью ты?
–Н у да. Точнее...Я очень хотела стать режиссером, но пришлось поступать туда, где можно было бы параллельно подрабатывать. И я пошла на оператора. Вот тот парень – Леон, – девушка указала на высокого бородатого мужчину из команды Мэнди, – настоящий мастер, мне повезло, что я с ним познакомилась. Он рад молодежи, приглашает нас с девчонками на съемки, показывает, что и как. И пару раз доверил снять мини-сюжеты для новостей. Деньги небольшие, но все же.
Чувствовалось, что она несколько поникла, словно нехотя признавалась – не словами, нет – что дела обстоят хуже, чем она делает вид.
– Да, понимаю, это непросто, – успокаивающе заговорила Пайпер. –Я и сама тяну всю семью.То есть...–поправилась она,– мой муж – преподаватель, работает с одаренными детьми, а таких много не бывает. Да и часто он трудится почти бесплатно, своего рода благотворительность...
Она ждала. Но Дженни, погрустнев, упустила нужное слово, она сидела отстраненной, будто Пайпер всколыхнула какие-то древние переживания.
– Дженни?
– Я в порядке. Извини,– она смахнула челку и с трудом улыбнулась.– Просто иногда становится тяжело. Тяжело думать, что надо было подождать с женитьбой. Чарли умница, из кожи вон лезет, да они все столько вкалывают, но пока почти ничего не получают в ответ. Но я порой забываю об этом. А так не хочется ссориться из за подобного...
– Но разве родители и дядя не помогаю вам?
– Родители? – горько усмехнулась девушка. –Слава Богу, нет! Я не хочу их видеть. И помощь от них не приняла бы, даже надумай они ее предложить.
– Не одобрили ваш брак?– сочувственно спросила Пайпер.
– Не одобрили? Ха! Да они меня чуть не прокляли. Знаешь, как ударил переходный возраст, они будто с цепи сорвались. Стали контролировать каждый мой шаг. Ох, как они бесились, что я вращаюсь в рок-среде! Стоило им увидеть байк возле дома, как я оказывалась под домашним арестом. Это так смешно вспоминать сейчас, но в ту пору я, конечно, не смеялась. Когда мы с Чарли стали встречаться, я была пай-девочкой дома, и они ни о чем не знали. А потом...Как только справила 18-летие, стала подумывать о свадьбе. Я серьезно! Ну и ... в общем, когда это случилось, я пришла домой и просто сказала: "Мам, пап, теперь я замужем". С ними чуть удар не приключился. А когда их "отпустило", чего я только не наслушалась, чего только не узнала про себя! Когда меня обозвали шлюхой, обслуживающей весь район, и посмеялись над попытками отыскать отца моего выродка, я еще как-то терпела, хотя, поверь мне, это было нелегко. Но когда они заявили, что меня наверняка обрюхатил какой то старый извращенец...Тут я ушла и закрылась в своей комнате. Счастье, что не привела Чарли с собой! Иначе мне было бы стыдно вдвойне, а они, небось, убили бы его, если не физически, так словесно. Потом я немного успокоилась, собрала свои вещи и ночью вылезла в окно.
– Ты вылезла в окно?
– Да, – рассмеялась Дженни. – Да там только два этажа, и я много раз так делала еще подростком, когда ходила на концерты. Родители ничего не знали. Потом я позвонила Чарли, он забрал меня к себе. И с тех пор я их не видела.
– И они не пытались тебя найти?
– Пытались, конечно. На утро поехали к Дэну, требовали сказать, где я. Ему пришлось врать. Под конец они уехали, обозвав его укрывателем, обвинив в том, что он меня избаловал. Будто бы он водил к себе подружек и развлекался с ними за незакрытыми дверями, когда я у него гостила! (Пайпер опустила глаза) Ну что за чушь! Мне так жаль, что пришлось и его втянуть в это...Удивительно...Раньше он меня постоянно отчитывал. Ох уж этот рыжий бесенок! Я была несносна, знаю. Но теперь мы лучшие друзья. Эх,вот так вышло, что из-за меня он поссорился и не общается с мамой. Знаю, что потом они еще искали меня, но безрезультатно...Мы снимали комнату, она оформлена на хозяина, и обнаружить нас было непросто. Хотя они еще терзали Дэна.И до сих пор терзают. Главное – чтоб не приехали "в нему" в гости, – она подмигнула.
– Вы теперь там живете?– спросила Пайпер, аккуратно проводя беседу, как корабль между рифов, в обход этого имени.
– Да...Это к вопросу о том, помогает ли нам Дэн. Он чудо! Я не знала, как можно принять такой подарок, но они вдвоем уговорили меня. Вряд ли мы когда-то сможем, но постараемся возместить это. Хотя я не знаю, как отблагодарить за такую доброту.
Пайпер снова ловко обернула разговор. Еще рано о нем...
– И ты не скучаешь по родителям?
Они с сестрами тоже рано стали самостоятельными, но семьи ей не хватало всегда. Мамы, отца, бабушки...И даже теперь, когда у нее была уже своя семья, свои дети...
Лицо Дженни вытянулось.
– Как сказать...Знаешь, я сильно обижена. Если они считают, что я никчемна, что я их позорю, то пусть так. Но зачем оскорблять человека, которого они даже не знают?И потом, я понимаю, что я с ними не посоветовалась, что для них это было неожиданностью, возможно, я и вправду действовала поспешно и необдуманно. Но, черт возьми, я вышла за парня, и пусть они уважают мой выбор. Мне с ним жить, а не им. Я говорю банальности, да? –покраснела она.
– Нет, вовсе нет.
– В конце концов, он не пьяница, наркоман, насильник или маньяк. Так что им еще надо? Почему бы не дать нам шанс?Если это ошибка, то это будет моя ошибка. Я говорю, как пафосная малолетка? (Пайпер помотала головой, и девушка продолжила). Мы стараемся. А они...Мне кажется, они меня предали. И это больно. Поэтому не хочу общаться сейчас. Если они не готовы принять меня такой, то значит, у них действительно больше нет дочери.
Для Пайпер это было понятно. Ее родители не противились ее счастью, хотя папе было тяжело примириться с тем, что его дочь связывает себя с Хранителем. Но были Старейшины, которые долго мучили влюбленных, прежде чем благословить их брак. И ей не нужно было объснять, как ожесточаешься против тех, кто пытается разлучить тебя с близким.
– Дженни...Они оттают.
– Думаешь? Может быть, однажды мистер и миссис Ханжа снизойдут и до нас, – саркастически проговорила девушка, но потом стала серьезней. – Хотя знаешь, я пока прекрасно обхожусь без них. Правда.
Пайп понимала, что Дженни лукавит, но ничего не стала возражать. Возможно, и она, и ее родители поймут, как пусты подобные ссоры, которые сейчас, конечно, кажутся им драмой века, и не без оснований. Но только они совершенно меркнут перед настоящим горем. Сестры Холливелл отдали бы все, чтобы вернуть тех, кого они потеряли. Смерть примиряет всех со всеми.
***
Это было невыносимо.
Билли плохо помнила, что происходило с ней в следующие минуты и часы. Ее сознание сыграло с ней дурную шутку, явно не желая сохранять детали этих событий. О своем состоянии она знала только со слов сестер, которые, пусть и неохотно, но поддались ее настойчивым просьбам и поведали, что…
Первые несколько мгновений Билли была невменяема. Когда до утомленного мозга дошла картинка смерти сестры, полученная минутами ранее, когда, наконец, увиденное было принято за случившееся, за непреложный факт, за действительность, за нечто необратимое, но реальное, она рухнула на пол и зашлась в рыданиях.
Эта истерика продолжалась долго, возможно, слишком долго. Холливеллы пытались привести ее в чувство, оттащить, вернуть в особняк, но все было бесполезно. Мышление девушки было затуманено, движения – бесконтрольны. Она царапалась и кусалась, хотела убить их, искалечить, разорвать на кусочки, как и каждого, кто к ней прикоснется. После того, как ведьмы, наконец, оставили ее в покое, вспыхнувшая звериная ярость, не найдя выхода, перекинулась на нее саму. Это было страшное зрелище: Билли вопила и бесновалась, пыталась рвать на себе волосы, ломать ногти, делать что угодно, чтобы как-то унять этот сочащийся сосуд в груди. Ей хотелось разодрать кожу в клочья, выпустить наружу кровь, мучить и истязать себя до тех пор, пока не притупятся все чувства, пока сознание не померкнет. В этой жуткой агонии не осталось ничего человеческого: воспитание, цивилизация, разумность были отброшены в сторону, стерты, уничтожены. Она больше не была Билли Дженкинс, она была животным, которое в своей жестокости не щадит даже себя самого. Животным, которое, попав в капкан, спасается, отгрызая себе лапу.
Снова и снова, снова и снова…Пока, наконец, не лишилась сознания, изнуренная своим собственным сердцем.
Очнулась Билли уже в комнате Фиби, где жила некоторое время до этого. Сначала надеялась обмануть себя, считая все случившееся – Великую Битву, предательство Кристи и ее смерть – сном, жутким кошмаром, в котором заплутал ее растерянный разум. Как бы ей хотелось проснуться дома и увидеть родителей! Но иллюзии не помогали, у них не было опоры, им не на чем было укрепиться и пустить корни, поэтому настоящее растоптало их в одно мгновение: открыв глаза и увидев встревоженные лица Пайпер, Фиби и Пейдж, Билли все поняла. Сестры суетились вокруг нее, а она смотрела на все остекленевшими взором. Только неимоверная слабость не позволяла ей уйти из этого гостеприимного дома. Она не хотела никого видеть. Слышать. Знать. Отупление, которого девушка ждала, как избавления, пришло. Билли автоматически здоровалась каждое утро с сестрами, глотала безвусную пищу, смотрела телевизор…Все внешние воздействия проходили сквозь нее, не оставляя следа. Жжения в груди это, правда, не успокаивало, но Билли радовалась своей апатии, считая, что это признак приближающегося конца.
Однако вскоре опять полились слезы. Они текли несколько дней, как из лопнувшей бочки. Ей казалось, что вместе с ними ее покидает жизнь…Но нет, сердце упрямо продолжало отстукивать свой ритм. Смерть, ласковая освободительница, видимо, забыла дорогу сюда.
А слезы не принесли облегчения.
Ничего не принесло.
А потом…
Она заперлась в комнате, опустила шторы и пролежала в темноте пару недель.
***
– Ладно, расскажи лучше, как тебе нравится быть женой, – попросила она, отмахиваясь от грустных мыслей; глаза заблестели в предвкушении.
– О! –хихикнула и чуточку зарделась девушка. – Вообще довольно приятно. Хотя и необычно. Я только привыкаю к незнакомому чувству. Многое совсем не так, как представлялось. Многое гораздо проще теперь. Да и вообще – удивительно постоянно быть вместе... по закону. Понимаешь?
Пайпер кивнула. Ей уже плохо помнились первые месяцы замужества. Но, вероятно, она пребывала в состоянии абсолютного блаженства, ведь для них с Лео быть вместе "по закону" значило намного больше, чем для простых смертных!
– Конечно, некоторые вещи, о которых никогда не задумывался, выплывают наружу. Мы ругаемся. Если разведемся, то из-за графы "неразрешимые противоречия", – Дженни задорно тряхнула головой, кольца в ушах зазвенели. – Он очень спокойный и с кучей здравого смысла. Я просто бомба. Знаешь, ору, а муж (Пайпер знала, что она сейчас смакует это слово на языке) скажет: "И зачем ты тратила деньги на краску, у тебя лицо сейчас сливается с волосами, никакого эффекта!". И ведь знает, что этот цвет волос у меня натуральный, а я уже не злюсь.
Пайпер подавила смешок: это было так похоже на ее собственную жизнь и отчасти на брак Пейдж и Генри. Вообще все сестры Холливелл были темпераментными особами, но каждая по-своему. Пайпер и сейчас еще порой выступала паникершей, Пейдж была жуткой упрямицей и часто капризничала, а в Фиби эмоции били ключом. И лишь Прю...
– Это нормально, – быстро заговорила она, замораживая закипающие слезы, но не своей магической силой, а усилием воли.– В этом и состоит прелесть брака. Когда вы так непохожи и так едины одновременно. Хотя у всех это происходит по-разному. Ну, Фиби могла бы больше рассказать тебе об этом.
– Фиби? Да, она просто супер. Я читала ее газету. А как Прю поживает?
Нет. Не плачь. Пожалуйста, дыши. Дыши. Глаза увлажнились, но, резко сжав губы, Пайпер заставила каждую мышцу замереть.
– Она...
Ну!
Пайпер закрыла глаза руками. Она ненавидела встречать людей из прошлого еще и поэтому. Ей опять стало стыдно, неимоверно, мучительно стыдно, что она сидит тут, живая, невредимая и при параде, открывает ресторан, раздает интервью и болтает о пустяках. Эту боль не унять и не измерить.Почему так, почему?
Ногти впились в запястье.
– Она умерла. Прю, она...
– Ох, Боже, прости. Пайпер, прости меня.
Женщина никак этого не ожидала, а Дженни подскочила и порывисто обняла ее. Ну нет. Нечего ее жалеть. Теперь она непременно разрыдается. А ей не хотелось, чтобы ее подчиненные видели ее такой – сломленной и беззащитной, с растекшейся тушью и красным носом. Черт! Какая тушь?! Второй прилив стыда и боли заставил ее задрожать, и Дженни еще крепче прижала к себе, словно баюкая.
Пайпер будто видела эту ситуацию на экране: вот она сидит, опустошенная, убитая мыслью, что даже сейчас ей гораздо важнее сохранить лицо, а высокая рыжеволосая девчушка пытается успокоить ее. Конечно, люди обернулись на них. Конечно, им любопытно. Конечно, Мэнди своей программой не сумеет спасти ее репутацию, потому что несколько десятков посетителей вкупе с ее официантами убедились, что Пайпер Холливелл на деле просто плакса.
Черт бы побрал эту Мэнди и всех этих людей! Сейчас ей так хотелось позволить себе быть слабой, просто громко заплакать на глазах у этой толпы и позволить Дженни пожалеть себя. Но нет. Они не поймут. И никто не поймет. Почему это всегда возвращается так ярко и так пугающе правдоподобно: она и Прю...Холодный ветер...Демон нападает...Прю падает...