– Что такое? Что произошло?
– Ты был прав, – выдохнула де Санто. – Черт возьми, ты был прав! Невероятно!
– Помедленнее, Ди, – сказал Арктур, спуская ноги с койки и вставая.
Де Санто налетела на него, заключив в медвежьи объятия.
Арктур отцепил девушку от своей шеи и отодвинул на расстояние вытянутой руки.
– Слушай, Ди. Успокойся. О чем ты говоришь? Что невероятно?
Прежде, чем снова начать говорить, она сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Но от этого возбуждение в её глазах не угасло, и Арктур почувствовал, что волнение, подобно электрическому току, передаётся и ему.
– Месторождение, – сказала де Санто, – Ты был прав, прямо под нами минералы, но мы не могли их засечь. Всё потому, что пласт железняка над ними создавал помехи для сигналов резонатора.
– Ты уверена? – спросил Арктур, – Ты все проверила?
– Конечно! С одной из буровых я получила керн, в котором оказались слои магнетита и сланцев. Я настроила резонатор так, чтобы отфильтровать наводки от них… О, ты должен сам на это посмотреть. Это крупнейшее месторождение, которое я когда-либо видела. Мы богаты, Арктур!
– Хорошо. Тебе нужно успокоиться, Ди.
– Ни за что. Оно действительно большое, Арктур. Я никогда и не слышала о столь огромных пластах. Он будет приносить прибыль, даже когда наши внуки отправятся на пенсию!
По прошествии четырех дней празднование и не думало прекращаться.
Оказалось, де Санто несколько преуменьшила реальные масштабы находки. Даже с точно откалиброванным резонатором, игнорировавшим залежи железняка, не удалось установить точную длину, ширину и глубину минеральной жилы – она казалась просто бесконечной. Когда Арктур убедился в реальности находки и первые образцы были подняты на поверхность, он собрал рабочих и пехотинцев. Тут же были откупорены бутылки с выпивкой и веселье началось.
Установка более мощных буровых продолжалась до сих пор. Это должно было ускорить разработку огромной находки. Арктур знал, что на этот раз станет действительно очень богатым человеком. Богаче, чем любой другой изыскатель в истории Конфедерации, потративший всю жизнь на копание и исследования.
Общая комната была заполнена людьми: шахтерами, химиками и солдатами. Завтра должны заработать более мощные буровые установки, и КСМ неплохо поработали, начав строительство перерабатывающей станции, но сегодня вечером все отдыхали. По всей видимости, для них это будет последний выходной на ближайшие несколько месяцев, поскольку постоянная база над месторождением уже развернута и каждые свободные руки теперь на вес золота.
Арктур сидел на одном из стульев возле стола, прислушиваясь к возбужденному говору его рабочих и позволяя им похвалить его интуицию, которая привела их в это место. Каждый ожидал разбогатеть благодаря этой находке, и в этот раз казалось, что их мечтам действительно суждено сбыться.
Бутылка с выпивкой передавалась по кругу, звучали тосты за будущее благосостояние. Арктур слушал грандиозные планы того, как его люди собирались потратить заработанные деньги. Когда же и ему предложили кружку смертельно крепкого самогона, он не стал отказываться.
Ди де Санто сидела рядом с ним, широко улыбаясь, и щёлкала пультом, просматривая те немногие каналы, которые мог поймать их головизор. Картинки мелькали в углу комнаты, в большинстве своём реклама, но когда в глубине проекции промелькнуло знакомое лицо, Арктур развернулся в её сторону. Он стал читать комментарий в бегущей строке под изображением.
– Подожди, – сказал он, когда увидел, что де Санто собирается переключить канал, – Верни назад.
Динамик трещал и плевался, но в конечном счёте Арктуру удалось расслышать голос своего отца, хотя шум гулянки в общей комнате почти заглушал его.
– Тихо! – рявкнул Арктур, и в комнате тут же воцарилась тишина.
Он поднялся со стула и встал прямо перед визором, когда внизу проекции снова появилась бегущая строка.
«Военное положение на Корхале, сенатор Ангус Менгск объявляет войну Конфедерации! Тарсонис обещает принять жёсткие ответные меры!»
В голограмме Ангус стоял, обращаясь к многотысячной толпе с трибуны, установленной в месте, которое Арктур опознал как Марсово Поле. Море обожающих лиц внимало отцу, произносившему пламенную речь на свою излюбленную тему тотальной коррупции в Конфедерации. Хотя СНВ заглушил его слова, было хорошо видно, как Ангус потрясает кулаком над головой, обращаясь к людям с призывом к оружию, на который толпа отвечает оглушительным приветственным рёвом.
Арктур видел свою мать и Дороти, гордо стоящих за спиной отца, в то время как диктор с отвращением говорил о широкомасштабных планетарных беспорядках, захвате башни СНВ и нападении на форпосты Конфедерации, повлекшие тысячи смертей.
Изображение сменилось пылающими казармами Конфедерации, затем огромными толпами людей на улицах с яркими плакатами и снова Ангусом, кричащим собравшимся последователям, словно огненный демагог какой-нибудь древней религии пламени и серы.
Это была причина, по которой Айлин Пастер хотел, чтобы он отправился на Умоджу?
Что знал Пастер помимо того, что сообщало СНВ?
– Жёсткие ответные меры, – пробормотал он, – Что бы это значило?
Арктур отвернулся от головизора и прошел по коридору к своей комнате. Он распахнул дверь и начал запихивать в вещмешок те немногочисленные чистые вещи, которые у него остались.
Секундой позже Ди де Санто ворвалась в его комнату, на ее лице читалась обеспокоенность.
– Что ты делаешь, Арктур?
– Я уезжаю, – ответил Арктур, – Разве не видно?
– Скажи мне, что это шутка. Ты не можешь уехать сейчас.
– Легко.
– Мы находимся на пороге разработки крупнейших минеральных залежей по эту сторону Долгого Сна, и ты хочешь уехать? Черт возьми, Арктур, ты нужен нам здесь. Ты нужен мне здесь.
– Не волнуйся, Ди, – сказал Арктур, положив руку на ее плечо, – Я скоро вернусь. Нам с "Китти Джей" надо посетить Умоджу, но я обязательно вернусь. Я обещаю.
– Умоджа? Какого черта тебе там надо?
– Мне нужно увидеть Айлина Пастера, – ответил Арктур, – Потом я должен буду убедиться, что моя семья в безопасности.
* * *
Арктур шагнул сквозь туман и смог на поверхность Умоджи. Точнее на огнеупорную керамическую посадочную платформу, которая только что успешно окончила свой спуск на несколько сот метров под поверхность планеты. Мелкая изморось оседала на его коже липкой холодной влагой, и только горячие двигатели "Китти Джей" согревали воздух.
Путешествия между мирами всегда давались Арктуру нелегко. Неизведанные глубины космоса и всё, что могло скрываться в его бесконечной пустоте, будоражили его воображение образами невиданных инопланетян и космических пиратов.
Как хозяин своей судьбы, Арктур испытывал огромный дискомфорт, вверяя жизнь в руки другого человека. Пусть даже такого опытного пилота, как Морли Санжайя, нанятого при покупке "Китти Джей". Хотя он и не умел управлять звездолетом, Арктур был уверен, что, если возникнет такая необходимость, то он смог бы достаточно быстро овладеть пилотскими навыками.
Да и как лучше можно было провести те две недели, которые потребовались им, чтобы добраться сюда...
Частная посадочная платформа Айлина Пастера была пуста. Стены подземелья представляли собой смесь камня и металла, выжженной до черноты взлетами и посадками орбитальных челноков. Проблесковый маячок янтарного цвета вращался над закрытыми огнеупорными воротами. Воздух еле заметно вибрировал от низкочастотных шумов, источником которых являлись скрытые в стене громкоговорители.
Маячок погас, и тяжелая плита ворот с грохотом поползла вверх.
Группа солдат в боевых скафандрах бледно-голубого цвета, вооруженных гаусс-автоматами, вышла на платформу, сопровождая человека в темном костюме и водонепроницаемом плаще.
Айлин Пастер.
Последний раз Арктур видел Пастера на закрытии сессии Сената Корхала. Тогда посол Умоджи отчитал его за то, как Арктур обошелся со своей матерью. Теперь же задним числом Арктур признался себе, что действительно повёл себя несколько опрометчиво в тот день, и поэтому его отношение к Пастеру с тех пор изменилось в лучшую сторону.
Пастер подошел к посадочной платформе и остановился.
– Здравствуйте, Айлин, – сказал Арктур, закидывая свой вещмешок на плечо, – Я бы сказал "доброе утро" или "добрый вечер", но не знаю, что у вас сейчас.
– Сейчас вечер, Арктур, – ответил Пастер, – Добро пожаловать на Умоджу.
Хотя слова были произнесены с официальной вежливостью, Арктур уловил в интонации скрытую злобу. Может, этот спектакль нужен специально для солдат, стоящих за спиной Пастера?
– Спасибо, – сказал Арктур, спускаясь с платформы и указывая рукой в сторону открытых ворот, – Идем?
Пастер кивнул и повернулся на каблуках, щелкнув пальцами солдатам, которые тут же двинулись следом в том же строевом порядке, в котором и появилась.
Пастер вёл Арктура через скальные туннели, выглядевшие так, будто их пробурили плазменными резаками. Арктур отметил качество и тип камня, улыбаясь тому, что поймал себя на подсчетах плотности камня и скорости, с которой его можно пробурить.
Шагая возле него, Пастер увидел улыбку и спросил:
– Что смешного?
– Нет, ничего, – ответил Арктур, – Я всё ещё мыслю как изыскатель. Послушайте, скажите мне, что это все значит, Айлин? Моя команда только что обнаружила огромные залежи минералов, и мы должны начать добычу и управиться прежде, чем исследовательский корпус Конфедерации пронюхает об этом. Скажите прямо, что происходит?
– Будет лучше, если ты сам все увидишь.
Арктур вздохнул.
– Если это касается моей семьи, то я хочу узнать об этом сейчас.
– О да, это касается твоей семьи! Это точно! – рявкнул Пастер, – Но я обещал, что ничего не скажу. А я – человек слова.
Последнее замечание было особенно колючим, и Арктур задумался над тем, чем же он мог заслужить такую враждебность. Но Пастер ясно дал понять, что не собирается ничего объяснять, так что дальнейший путь вглубь комплекса они проделали в молчании. Вскоре они достигли подъёмника и в его серебристого цвета блестящей металлической кабине начали подъём к поверхности.
Лифт доставил их в просторный холл огромного дома, мало чем отличающегося от летней виллы Менгск. Стены были облицованы белым мрамором, а пол представлял собой мозаику из блестящего паркета и дорогих ковров. По железной винтовой лесенке можно было вернуться вниз – обратно в недра скалы, а широкие, в коврах, ступени главной лестницы вели на второй этаж.
Помещение холла венчал сияющий купол, с витражами из цветного стекла, и люстра с мерцающими свечами.
– Очень мило, – пробормотал Арктур, пока шел за Айлином Пастером к массивным деревянным дверям.
Пастер открыл дверь и предложил Арктуру войти.
Тот шагнул вперед и очутился в обширной комнате, уставленной дорогой мебелью. В широком камине горел огонь. Запах горячего кофе и фруктов витал в воздухе. В большом кресле у камина Арктур увидел Жюлиану.
Девушка подняла голову и, при виде вошедшего, ее лицо осветилось искренней радостью. Жюлиана повзрослела за прошедшие годы. На смену кокетливым девичьим формам пришли женственность и аристократичность. Жюлиана ничуть не потеряла в фигуре. Когда она встала и расправила платье, Арктуру невольно вспомнилась осанка и грация собственной матери.
Арктур прошел через комнату и замер, когда увидел мальчика. Тот сидел на полу перед камином. Он носил темные брюки и рубашку. Его длинные, до плеч, золотистые волосы были собраны сзади в хвост. Арктур не был экспертом в таких вопросах, но он оценил возраст мальчишки в шесть-семь лет.
Ребёнок сидел среди груды цветных пластмассовых кубиков, составленных так, будто он хотел создать разрушенный город. Крошечные солдатики были разбросаны по этим руинам, и Арктур видел, как мальчик передвигает их, издавая звуки стрельбы.
– У нас гости, – сказала Жюлиана, и ребёнок поднял голову.
Мальчик подарил Арктуру ослепительную улыбку, и тот почувствовал себя так, будто его пнули в живот.
Поразительно красивый ребенок был одарён высокими скулами, широкими серыми глазами, сливочной кожей и только намеком на воинствующий изгиб носа.
– Что здесь происходит? – прошептал Арктур, в то время как Айлин Пастер закрыл за ним дверь.
– Валериан, – сказала Жюлиана, – поздоровайся со своим отцом.
КНИГА 3
ВАЛЕРИАН
ГЛАВА 13
Валериан несколько раз моргнул, и Айлин Пастер улыбнулся, глядя как парень борется с усталостью, которая грозила одолеть его. Это был долгий день. Все время, пока они ждали прибытия корабля Арктура, эмоции были накалены до предела. Возбуждения внука хватило бы на всех, что нисколько не удивляло Айлина, учитывая те раздутые истории об отце, которыми Жюлиана последние годы наполняла голову ребёнка.
Айлин улыбаясь, сел на край постели Валериана, наблюдая за тем, как тот, борясь со сном, яростно моргает.
– Но я не устал, дедушка, – сказал Валериан. – Почему я не могу поговорить с папой? Я ждал его весь день.
– Ещё одна ночь сна не повредит ведь, да? Он все еще будет здесь завтра утром.
Айлин очень хотел, чтобы это было действительно так, ведь, если он и узнал что-нибудь новое об Арктуре из разговора с Ангусом и Катрин, так только то, что капризность их сына неимоверно возрастает, когда ему приходится оставаться на одном месте длительное время.
– Он точно такой, каким я его себе представлял, – сказал Валериан, и Айлину Пастеру пришлось приложить значительные усилия, чтобы на его лице не отразилось тщательно скрываемое беспокойство. С самого рождения Жюлиана формировала у мальчика образ отца, несмотря на предупреждения Айлина не делать этого. То, как Жюлиана может до сих пор удерживать в памяти светлый образ Арктура, было постоянным источником недоумения для Айлина. Особенно учитывая то, как ужасно тот обошелся с ней, пусть частично это и было вызвано незнанием о существовании Валериана.
Он до сих пор помнит тот день, когда Жюлиана сказала ему, что она беременна. Гордость и радость смешались со злостью и страхом, когда стало ясно, что Жюлиана не собиралась рассказывать Арктуру о том, что он должен в скором времени стать отцом. До сих пор он не мог понять и как-либо повлиять на ее решение, приведшее к годам обожания издалека. Они яростно спорили об ее отказе сказать Арктуру о беременности. Эти споры всегда заканчивались угрозами Жюлианы уйти и никогда больше не позволять ему увидеть ребенка, если он еще когда-нибудь скажет хоть слово о любом из Менгсков.
Столкнувшись с таким ультиматумом, что бы сделал любой отец на его месте, кроме как не смирился?
С точки зрения Жюлианы, Арктура ждали великие дела, которые он должен был совершить на его пути к величию, и она не могла отвлекать его, пока не наступит её время. Сейчас, когда Арктур ушел из армии, это время, похоже, пришло.
Хотя было обидно – видеть свою дочь отказавшейся от своей зарождавшейся юридической карьеры в пользу предстоящего материнства – Жюлиана была счастлива, и он не мог отрицать удовольствия, которое он получал от того, что видел это счастье.
Когда родился Валериан, ее радость, казалось, была полной. Айлин обожал мальчика, тогда его было легко любить, одаренного грацией матери и сильными чертами отца. Когда же мальчик подрос, он начал проявлять необычайное остроумие и в характере его стали проскальзывать дьявольские чёрточки, которые Айлин очень хорошо знал из своих поездок на Корхал и предыдущих встреч с семейством Менгск.
Только раз или два Айлин ощутил сожаление дочери об отказе от карьеры, но достаточно ей было посмотреть на прекрасное лицо Валериана, и все сожаления тут же сметались в порыве любви.
После внезапного и шокирующего знакомства со своим сыном, Арктур ушёл совсем бледным и на этот раз воздержался от уничтожающей пикировки[48]. Мастер чтения человеческих эмоций, Айлин видел гнев, росший в Арктуре, и увел Валериана подальше от скверной драмы, которая, вне всяких сомнений, развернется чуть позже.