– Доброе утро, Айлин, – сказал Арктур.
– Воистину, – ответил Айлин, – Хорошо спалось?
– Даже не представляете, насколько, – сказал Арктур, – В течение года мне приходилось спать на голых камнях, в походных койках, так что уснуть я могу практически где угодно; но здесь мне определенно было намного удобнее, благодарю вас.
– Голоден?
– Безумно, – сказал Арктур.
Пастер кивнул слуге, и тот с поклоном удалился из комнаты, закрыв за собой дверь.
– А где Жюлиана? – спросил Арктур.
– На улице, с Валерианом. Наверняка копаются в саду.
– У вас что, нет садовников?
Айлин улыбнулся, хотя в его улыбке не чувствовалось никакого тепла.
– Есть, но я не это имел в виду. Валериан прирожденный археолог, обожает копаться в земле. Почти как один молодой человек, как мне помнится.
– Возможно, он унаследовал это от меня, – сказал Арктур.
– Склонен полагать, что так оно и есть.
– Похоже, вас это огорчает.
– Нет, меня огорчает тот факт, что ты пропустил большую часть его жизни. Те годы, когда росла Жюлиана, были самими счастливыми в моей жизни. А ты уже никогда не познаешь этой простой радости.
– Это не моя вина, Айлин, – заметил Арктур, – Я даже не знал о его существовании.
– А что изменилось бы, если знал?
– Честно? Не знаю. Я не слепой, и вижу свои ошибки, причём такие как эта. Но я сказал, что останусь на какое-то время, чтобы лучше узнать мальчика. И я хочу, чтобы у него было всё самое лучшее.
– Мы сможем обеспечить его, – сказал Пастер, – Я богатый человек, Арктур.
– Я знаю. Но Валериан мой сын, и я буду его обеспечивать. Я не хочу быть кому-то обязанным, Айлин, и я не нуждаюсь в подачках. Даже если месторождение, которое я нашел, стоит лишь малую часть от того, на какую сумму указывают мои расчеты, то мне больше никогда не придется беспокоиться о деньгах. И Валериану тоже.
– Ну что ж, хорошо, – сказал Айлин, – Я рад это слышать.
Нотки еле сдерживаемого гнева в его голосе не ускользнули от Арктура.
– Только не надо считать меня виновным в том, что меня не было здесь. Жюлиана никогда не говорила мне о Валериане, – сказал он.
– Я не знаю, говорила она тебе об этом или нет, но факт остается фактом, тебя здесь не было. Ты не видел, как она воспитывала Валериана одна! Ты не слышал ее ночных рыданий! Ты пропустил все, что касается отцовства! Глядя на тебя, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не пожалеть тебя за всё упущенное тобой.
– Не надо жалеть меня, Айлин, – сказал Арктур, – Мне не нужна ваша жалость.
– Ладно. Не жалею, а сожалею. Жюлиана должна была позволить тебе быть рядом с ней, но она не сделала этого. И не потому, что она никогда не говорила тебе о Валериане. Это случилось потому, что ты оттолкнул её в погоне за собственными мечтами. Мы никогда не узнаем наверняка, что было бы, если бы Жюлиана рассказала тебе всё раньше, однако, подозреваю, ты бы отвернулся от неё и от ребенка. Или я ошибаюсь?
– Скорей всего, нет – признал Арктур, – Но сейчас-то я здесь, не так ли?
– Да, и это – единственная причина, почему я до сих пор вежлив с тобой. Я знаю тебя, Арктур Менгск. Ты – эгоист, которого ничего не заботит кроме себя самого. Думаю, что ты можешь быть очень опасным человеком, но ты отец моего внука, и я хочу дать тебе еще один шанс, чтобы окончательно не разочароваться в тебе.
– Вы слишком добры.
– Я говорю серьёзно, – отрезал Пастер, и Арктур поразился властной силе, прозвучавшей в голосе этого человека, – Теперь у тебя есть обязательства, и если ты, соблюдая их, ударишь в грязь лицом, я сделаю так, что ты никогда больше не увидишь Валериана.
– Звучит как угроза.
– Так и есть.
– Ну, по крайней мере, мы поняли друг друга.
Диалог оборвался, поскольку вернулся слуга Пастера. Человек нес серебряный поднос, на котором стояли дымящиеся кружки ароматного чая, а также тарелки с печеньем, сыром и ветчиной. Слуга остановился рядом с креслом Арктура. Из основания подноса выдвинулись тонкие металлические ножки и уперлись в пол.
Пастер поблагодарил мужчину, и тот ушел.
– Опасные нынче времена, Арктур, – сказал Пастер, как только дверь за слугой закрылась, – Линии фронта меняются. Старые войны заканчиваются, а новые уже не за горами.
– Вы говорите о Войнах Гильдий?
– Войны Гильдий закончились, – сказал Пастер, – И Конфедерация знает это. Знают и келморийцы, только пока всё еще не могут смириться с этим. Конфедерация слишком сильна, и даже если последние выстрелы ещё не сделаны, не сомневайся, скоро они прозвучат. А потом Конфедерация будет искать новую цель.
– И как вы думаете, кто станет ею? Умоджа?
– Возможно, – сказал Пастер, – Но для защиты Умоджы уже предприняты кое-какие шаги.
– Какие шаги? – спросил Арктур.
– Шаги, о которых я предпочёл бы всё же не говорить, – ответил Пастер.
Арктур хотелось узнать, что Пастер имел в виду, но он не стал настаивать. Если человек захочет поделиться секретом, то он сделает это в свое время.
– Ты общался с семьей в последнее время? – спросил Пастер.
Удивляясь резкой смене темы, Арктур сказал:
– Нет, уже довольно давно, но это одна из причин моего приезда. Я видел трансляцию по СНВ об объявлении военного положения.
– Да, на Корхале стало весьма опасно.
Арктур налил себе чай и потянулся за печеньем с корицей.
– Так расскажите мне, что случилось, – сказал он, – Я слышал по СНВ о взрывах, о зверствах террористов и о нападениях на полицию Конфедерации. Но мне кажется, что эти факты либо сильно преувеличены, либо правдивы наполовину. Каждый раз, когда я разговаривал с матерью, она изъяснялась так туманно, что я ничего толком не мог понять.
– Она осторожничает, – сказал Пастер, в свою очередь наливая себе чай, – Разведка Конфедерации контролирует все, что исходит от Корхала. Особенно передачи от твоей семьи. Небесный Шпиль и летняя вилла наверняка находятся под постоянным наблюдением.
– Я знаю, что вы и мой отец стоите за большинством атак против Конфедерации на Корхале. Но неужели вы действительно настолько опасны для них?
– Гораздо больше, чем тебе кажется, – ответил Пастер, – Корхал один из наиболее значимых миров Конфедерации, эталон того, что первые колонисты мечтали построить в этом секторе. В течение многих десятилетий Старые Семьи трубили на весь сектор, что Корхал драгоценный камень в их короне, образцовый мир, и с гордостью демонстрировали его достижения. Они думали, что пример Корхала, убедит Морию и Умоджу присоединиться к Конфедерации. Но они ошиблись. Все что они сделали, это лишь наиболее ярко продемонстрировали нам ярмо тирании. И теперь, когда Корхал восстал, они испугались, что если их самая оберегаемая колония повернулась против них, то у других может возникнуть соблазн последовать её примеру.
– Вы считаете, что мои родные в опасности?
– Я не считаю, я знаю это, – сказал Пастер, – Они в опасности с того самого момента, как твой отец произнес речь на закрытии сессии Палатинского Форума. Ты бы понял это, если бы остался там, и дослушал ее до конца.
– Пожалуйста, не заводите в очередной раз эту старую песню, – сказал Арктур, – Это порядком избитая история, и мне откровенно скучно выслушивать её снова. Расскажите лучше о своей семье.
Пастер откинулся на спинку кресла, явно не в восторге от смены темы.
– Ты прав. Извини Арктур, но я до сих пор не могу забыть слезы твоей матери в тот день. Нелегко простить такое.
– Она простила меня.
– Она твоя мать, – сказал Пастер, – Матери всегда прощают.
Арктур изучал лицо Пастера, пока тот говорил, примечая и глубокие морщины вокруг глаз, и отблеск от гладкой кожи на макушке – в том месте, где волосы были не гуще тонких клоков серого дыма. Годы тайной поддержки повстанческой группировки Менгска-старшего не прошли бесследно.
– Эктон Фелд хороший человек, но у него нет ресурсов Конфедерации. Он творит чудеса, защищая твоих родных, и он настолько же удачлив, насколько квалифицирован, но врагам твоего отца тоже может повезти однажды... и тогда всё будет кончено.
Арктур был потрясён. Он и не подозревал, что обстановка на Корхале была настолько шаткой. Сообщения, касающиеся его отца, существенно преуменьшали его значимость или представляли его этаким бредящим безумцем, и это – теперь он понимал – должно было бы подсказать ему, насколько серьёзно воспринимала Ангуса Конфедерация.
– Вы думаете, что Конфедерация планирует арестовать и казнить его? – уточнил он.
– Вполне возможно, – ответил Пастер, – Как политическое лицо Ангус имеет большой вес, поэтому они вполне могли бы поступить столь прямолинейно. Хотя я надеюсь, что популярность твоего отца послужит ему защитой. Если в Совете Тарсониса есть хоть кто-то, обладающий здравым смыслом, они поймут, что такой подход может скорее помочь делу Ангуса, нежели навредить ему.
Арктур насмешливо фыркнул.
– Да уж, в конце концов, здравый смысл – именно то, чем славен Совет.
– Собственно, поэтому я считаю, что сложилась очень опасная ситуация. Твой отец и Эктон Фелд сформировали настоящую народную армию – порядка миллиона жестких, дисциплинированных и преданных людей. Та пламенная речь и последующая поддержка, которую Ангус получил среди населения Корхала и соседних миров, говорят о том, что окончательная и бесповоротная потеря Конфедерацией Корхала – лишь вопрос времени.
– Звучит так, как будто они не нуждаются в какой-либо помощи.
– Не будь так наивен, – покачал головой Пастер, – Сейчас как раз такой момент, когда Совет Тарсониса очень опасен. Они думают, что могут потерять Корхал, и что у них нет иного выбора, кроме как применить силу.
– Вы говорите об оккупации? – уточнил Арктур, отказываясь верить в то, что его родная планета может подвергнуться штурму армией Конфедерации.
Пастер пожал плечами.
– Возможно, но я так не считаю. Армия Фелда хорошо обучена и имеет самое лучшее вооружение, какое мы могли поставить: штурмовые винтовки, взрывчатка, танки, ракеты «земля-воздух», роботов. Любое вторжение слишком дорого обошлось бы Конфедерации, и я не думаю, что они способны пойти на такой риск.
– А если Вы ошибаетесь?
– Тогда нас ждёт кровопролитие, подобного которому ещё никто никогда не видел, – мрачно заключил Пастер.
ГЛАВА 14
Арктур нашел их в глубине сада на берегу реки. Валериан усердно копался в маленькой запруде, которую вырыл вручную детской лопатой. Жюлиана сидела на траве неподалеку и наблюдала за сыном. Приближаясь к ним, Арктур с наслаждением вдохнул чуть пряный чистый воздух Умоджи, не загрязненный выхлопами двигателей «Китти Джей», вонью масла, горящего металла или пыльной земляной крошкой.
Дом Айлина Пастера на Умодже был большим и хорошо спланированным; его украшал белый металл и широкие стеклянные панели бронзового оттенка. Он обладал приятной симметрией и элегантным дизайном, дополненным естественным пейзажем – травой и деревьями, отражающимися от блестящих стен. Арктур знал, что такое строение было бы дорогим и редким на планете типа Умоджи, с достаточно суровым климатом. Таким зданием могли лишь наградить за особые заслуги.
Зеленые сады перед домом сохранялись цветущими при помощи встроенных распылителей воды и целой армии роботов-садовников, заботившихся о живой ограде и ухаживавших за деревьями, высаженных изогнутыми линиями. Дорога, которой следовал Арктур, вела вниз к извилистой реке с медленным течением в дальнем краю сада, совершенно скрытой от взгляда за живой оградой посадочной платформы, где прошлым вечером приземлился корабль Арктура.
Они еще не видели его. Валериан по самые уши был увлечен ковырянием в грязи, а Жюлиана активно комментировала работу своего сына. "Нашего сына", – глядя на них, подумал Арктур. Валериан наклонился и поднял что-то из запруды, а затем выпрямился и с гордостью продемонстрировал находку матери. Она взяла предмет из его рук, кивнула, и положила вещицу на поднос рядом с кучей книг. И в этот момент Валериан увидел Арктура.
– Папа! – крикнул он и, бросив лопату, начал вылезать из запруды.
Жюлиана повернулась при возгласе сына и улыбнулась, увидев Арктура. Валериан припустил по траве к Арктуру, и мужчина понял, что в этот момент испугался сильнее, чем тогда, когда оказался на волосок от смерти под прицелом Голиафа на Онуру Сигма.
Валериан летел как ракета, и Арктур подхватил его на руки. Мальчик, заливаясь смехом, обхватил его за шею. Арктур удивился, насколько легок его сын, словно он держал не мальчика, а пушинку.
– Папочка, ты пришел! Я хотел поговорить с тобой еще вчера вечером, но дедушка сказал, что я слишком устал, хотя это не правда! Я действительно не устал, честно-честно!
Арктур не знал что сказать. Когда Дороти была маленькой, он не испытывал подобных затруднений. Но она была младшей сестрой, он ее знал и любил с самого рождения. А Валериану уже исполнилось семь лет, и сегодня состоялась их первая встреча.
Что он может сказать семилетнему сыну, которого никогда прежде не видел?
– Нисколько не сомневаюсь Валериан, – сказал Арктур в конце концов. – Но, думаю, твой дедушка был прав. Мне тоже надо было отдохнуть: я очень сильно устал.
Арктур опустил Валериана на землю и, взявшись за руки, они подошли к выкопанной мальчиком запруде.
– Я хочу показать тебе свои раскопки, – сказал Валериан. – Хочешь посмотреть? Я ищу пришельцев.
– На заднем дворе?
– Ну, не самих пришельцев, а их окаменелости. Ты знаешь, как выглядят окаменелости?
– Да, конечно, – ответил Арктур. – Я ведь тоже в некотором роде веду раскопки, ты же знаешь.
– Я знаю, мамочка рассказывала мне, – расцвел в улыбке Валериан. – Она говорит, что ты лучший шахтер в галактике!
– Она так считает? – спросил Арктур, когда они подошли к Жюлиане.
– Ага. Она говорила, что ты был великим солдатом, потом стал изыскателем, и что ты собираешься стать богатым, и что ты лучший шахтер, когда-либо...
– Валериан, успокойся, – прервала Жюлиана словесный поток сына. – Покажи лучше отцу, что ты нашел.
– Конечно, сейчас, – спохватился Валериан. Он встал на колени около подноса с находками. Арктур присел рядом с ним и посмотрел на Жюлиану.
Женщина откинула с лица прядь волос янтарного оттенка. Арктур заметил, что несмотря на солнце, ее кожа очень бледная, в отличие от светло-золотого оттенка кожи Валериана.
Она поймала его взгляд и, словно смутившись, отвернулась.
– Наверное, я оставлю мальчишек на некоторое время вдвоем, – сказала Жюлиана, вставая на ноги и ероша волосы Валериана. – Думаю, вы найдете общий язык, верно?
– Ага, – ответил Валериан, не отрываясь от своих находок.
Арктур кивнул Жюлиане. Он посмотрел ей в глаза и увидел там отчаянную надежду.
– Все будет в порядке, – сказал он. – Я уверен, мы без проблем проведем некоторое время вдвоем. Мы справимся, Валериан?
– Даю слово, – согласился мальчик.
Жюлиана пошла к дому, и Арктур проводил ее взглядом. Сейчас, когда шок от факта неожиданного отцовства прошел, он вспомнил о своем влечении к Жюлиане. Дочь Айлина Пастера всегда держалась на высоте, естественно и непринужденно. Однако сейчас Арктур был вынужден признать, что ее утонченность практически исчезла.
Нет, не исчезла, а изменилась...
Изменило ли ее материнство, или же теперь он просто смотрел сквозь очки, которые незаметно создали на его носу время и расстояние? Скорее последнее, предположил он, поскольку безо всяких сомнений, Жюлиана все еще была прекрасна. В некотором смысле, она стала даже еще более красивой.
Прошлой ночью он задался вопросом, могли бы они все же быть семьей, но если быть честным, острое желание, которое он когда-то испытывал к ней, было теперь холодно и мертво. Бестактный свет дня незавидно освещал идею, и Арктур знал, что любое такое желание было принятием желаемого за действительное в лучшем случае, опасным заблуждением – в худшем.
Арктур желал наследника, конечно, но семейная жизнь...?
Он повернулся к Валериану: мальчик что-то сказал.