— Простите, Артур, — остывая, выдохнул он, — я просто хотел сказать, что моей вины в его гибели нет.
— Может и так, — ничуть не смутившись бурной реакции молодого человека, продолжил Хоу, — однако после всего этого безраздельным хозяином золота остались лишь Вы?
Вам не кажется странным, Джеронимо, что и Вы, и некогда я, следуя сюда с таким бесценным грузом, доставили его в целости и сохранности, ничуть не пострадав при этом? Порядочность расенских штоурмвоев тут даже не обсуждается. Для них злато – суть простой металл, годящийся только для того, чтобы потянуть им боевые шлемы[43] или придавить как гнётом домашние соления. К слову сказать, в роли бытового гнёта золотые самородки они используют чаще. Со шлемами подобное проделывают только избранные князьями, воеводы да их рубаки-характерники[44]. Вы что, никогда не думали о том, что и Ваше и моё золото несёт на себе проклятие? М…?
Где-то в темноте рядом с базиликой стали слышны шаги сразу нескольких пар ног. Судя по тому, как решительно шагнул к зияющей черни Холл, это были слуги, которых он послал за постелью для своего гостя:
— Подите прочь! — Властно прогремел Арти. — Когда нужно будет постелить, я зажгу светочи у ступеней…
Он тут же вынырнул из мрака и, подвинув ближе к Джеронимо высокую масляную лампаду, уселся рядом с ним:
— Так что же, — продолжал допытываться он, — вы уже поняли, что это проклятие?
Лонро набрал было воздуха, но, не найдя что ответить, безвольно выдохнул:
— Не знаю. …Чьё проклятие, зачем?
Холл снова рассмеялся. Он доверительно положил на плечо своему молодому гостю горячую ладонь и, заговорщицки оглянувшись, прошептал:
— Это проклятие, будьте уверены. Проклятие нашего с Вами кумира и его всесильных покровителей. Да, да, не удивляйтесь. С некоторых пор, а именно с тех самых, когда ловкач Масимо Агнелли, разведав про некоторые хитрости расен, решил провести в жизнь остроумный план по своему безкровному избавлению от конкурентов, нам с Вами, согласно пунктов этого коварного плана, отведена роль …виноградной жмыхи. Заметьте, я практически ничего не знаю о Вас но, несмотря на это, безошибочно поведаю сейчас о том, что Вас сюда привело.
Клубок седьмой
Холл, давая лёгкую передышку плясавшим в его голове мыслям, откинулся назад и, опёршись спиной на дощатые перила кленового ложа, продолжил:
— Далеко не каждый рискнёт наведаться ко мне за два холма, да ещё пешком. Последний раз здесь появлялись судебные служаки, да и то на колесницах, дабы вручить мне решение суда об отчуждении надела земли южнее западного склона. Но это было достаточно давно.
Признаться, меня сильно удивило сообщение о том, что молодой Лонро, да ещё так убедительно стал просить меня о встрече. Я никак не мог понять, чего Вам надо? Римская знать уже прослышала о том, что я собираюсь продать свой дом, однако зная мой непростой характер, никто из них ещё ни разу не рискнул наведаться ко мне и устроить торг. Знаете, вначале я и подумал о том, что именно желание обговорить условия продажи…, — Хоу с тяжёлым вздохом обвёл окружающую его чернь рукой, — всего этого …великолепия, послужили причиной Вашего визита.
Я слышал о том, что вам с отцом вдруг привалило достатка, но стараясь не вникать в пригородные сплетни, я не особенно-то утруждал себя рассуждениями о разного рода слухах и пересудах. Предполагая, что Вы посланы своим отцом Луиджи, который набрав должный вес, решил приобрести для своего единственного сына достойное жильё, я не сильно нагружал свою голову предположениями, зная, уж простите за откровенность, что не продам свой дом Лонро ни за что на свете. Но! Спишем это на мои многочисленные странности и не станем заострять на этом внимания.
Так вот, услышав от Вас о расенах, я вдруг без всякого труда сложил в неброскую мозаику все недавние события Вашей жизни. Зная, какие штуки проделывает с земляками Агнелли, я с полной уверенностью могу сказать, что Вы так же как в своё время и я на Руси, имели несчастье повстречаться с Йогиней. Вернее не с самой, а с одной из жриц её храмов. Не округляйте глаза, Лонро. Как не удивительно это будет Вам слышать, Йогинь у расен много. У всех этих женщин разные имена и такие же разные задачи…, но об этом чуть позже. Не будьте столь напряжены, мой молодой друг. Знаете, хоть я пока и не слышал от Вас ни одного из тех вопросов, с которыми Вы ко мне пришли, но, поверьте, отвечу на все …и даже больше того.
Никогда не думал, что скажу это потомку одного из влиятельнейших римских иллюминатов, но так уж случилось, Лонро, что мы с Вами братья по несчастью. И я в своё время отдал одной из Йогинь своё сердце. Причём не за злато, которым она щедро одарила меня и в первый раз, и во второй, а так, …просто так.
Да, да. У меня в отличие от Вас был и второй раз. Скажу больше, пройдёт совсем немного времени, и Вы, не в силах терпеть донимающие вас муки, также снова отправитесь на Русь. …Уж не знаю, какие цели и задачи вытолкнули Вас и те далёкие земли, меня же в молодости интересовало простое любопытство.
Ведь я был не беден, отнюдь. Я сбежал на Русь не из этих мест, а из Англии, и бежал, смею заметить, имея с собой достаточно средств. Мною тогда владело только одно желание: желание держаться подальше от донимающих меня родственников. Я и сейчас живу здесь, толкаемый только теми же побуждениями. Как это ни странно, мой отец, так же как и Ваш, являлся потомком древнейшего рода вавилонской знати, именуемой ныне «золотой когортой иллюминатов». Он, кстати, позже перебрался за мной сюда, где были мои богатства. Но я, в пику с представлениями об этом моих родственников, не гонялся в Руси за золотом и не искал там славы. Знаете, а ведь тем комичнее и запутаннее для меня являлся факт того, что некие неведомые Силы, посредством этого прохиндея Масимо Агнелли подключили меня к тому, что в корне перевернуло мою жизнь.
Наверное, стоит упомянуть о том, что я попал к расенам, когда мне уже было около тридцати пяти. Являясь единственным прямым наследником своего отца, я, как оказалось, был напрочь лишён выбора в вопросе самоопределения. Кто знает, возможно, виной тому густая примесь материнской крови, проистекающей корнями из земель вольнолюбивых Антов[45]. Так или иначе, а когда подходило время принимать всякого рода посвящения в тайны вавилонских мудрецов я, как только мог, откладывал всё это на потом, говоря отцу, что я пока не готов. Вначале с помощь матери, видевшей это моё нежелание, а уж потом с помощью доставшейся мне от неё в наследство природной хитрости и изворотливости, мне долгое время удавалось держаться в стороне от всего этого.
С самого раннего детства отец, будто о великом благе рассказывал мне о сути многих тайных обрядов и о могуществе тех, кто свято следует тайным правилам и законам, установленным теми, кто заливал фундамент этого могущества много веков тому назад. Скажите, Лонро, Вам ещё не довелось достичь подмостков кресла магистра?
Джеронимо вынырнул из омута тяжких раздумий и как-то неуверенно покачал головой. Было видно, что в отличие от молодого Хоу, он рос мальчиком послушным и в течение своей жизни в полной мере разделял и тайные, и явные устои миропонимания своего папы.
Заметив это, Артур Холл ничуть не смутился:
— О! — Хитро воскликнул он. — Да вы, я смотрю, на полном ходу. Впрочем, — добавил он весело, — тем хуже для Вас. Потому, что в самом ближайшем будущем, Ваш папаша будет сильно расстроен, отмечая происходящие с Вами перемены. Присутствуй здесь сам Луиджи, мне пришлось бы потратить целую вечность на то, чтобы попытаться разуверить его в глупости и безысходности его тупого вавилонского мировоззрения, а так, без особого вреда для нас обоих я могу Вас уверить в том, что не имеющий никаких посвящений и приобщений я, и вышколенный иллюминатской наукой Вы, и хапуга Агнелли не представляем для Йогинь и их покровителей никакого интереса.
Я не знаю как Масимо узнал о том, что меры весов расен всегда склоняются к чаше интереса, а не выгоды. Он понял для себя одно главное правило: дабы скрыть от наших глаз нечто, славяне с лёгкостью отдают и золото, и драгоценные самоцветы.
Помнится, когда после долгого отсутствия я появился перед отцом с целой горой золотых самородков, старик едва не умер от радости, хотя мне, в отличие от него, всё это уже тогда было не нужно. Это теперь я понимаю, что Йогиня отдала мне на откуп все эти богатства только для того, чтобы я не шёл за ней дальше, к странной пирамидальной горе. Мол, ты меня потерял, так вот тебе на память то, что у вас в большой чести.
На лицо Хоу опустилась тень:
— Мне не нужно было её золото, — продолжал он, — и тогда, и сейчас мне нужна только она. Но! Даже при всём моём желании я не смог бы за ней пойти. Поверьте мне, если им будет нужно, эти жрицы способны исчезать прямо у вас на глазах, когда угодно и где угодно…. Но, я не о том сейчас.
Отец не стал меня останавливать, когда я снова собрался в путь. Я врал ему о том, что опять еду за золотом. Я врал, а он верил. Так уж выходит, что золото имеет странную особенность прятать от людей правду, вернее заставляет их стараться не замечать правду.
Вернулся я только через два года, когда отца уже не было в живых. Вернулся и убрался в сторону от Рима, подальше от назойливых родственников, присматривающих до того за умирающим отцом, а ещё подальше от его друзей-иллюминатов. Глупец, я думал, что можно избавиться и от тех, и от других. Они не оставляют меня не на миг. Но! Об этом позже.
Так вот, всё это время я пытался найти женщину, что украла моё сердце. Великое чудо! Поистине, кто ищет – тот всегда найдёт. Я нашёл её. И хоть время не пощадило ни мою шевелюру, ни моё лицо и тело, она меня узнала. Как и где это случилось, я не стану Вам рассказывать, а поведаю только то, что может оказаться важным.
…Я плохо знаю русский язык, но, как видно, в экстренных случаях им это и не нужно. Мы проговорили с ней всю ночь. Не знаю, поверите Вы мне или нет, а только за ту ночь и за другую такую же я с лёгкостью отдал бы без остатка всю свою жизнь.
Утром она захотела, чтобы я уснул, …именно так. Я не хотел спать, это целиком её рук дело. Так вот, я уснул, а когда проснулся, Йогини уже не было. Вместо неё снова осталась только куча ненавистных мне теперь самородков и слитков.
С тех пор утекло много воды. Вы можете в это не поверить, но я, пользуясь связями отца и, ссылаясь на желание получше узнать что-либо о расенах с целью их разорения, смог прочесть несметное множество древних как мир текстов. Вы себе и представить не можете сколько Мудрости веков различных народов хранится теперь в библиотеках нового Бога.
Некогда близ Кастели был найден огромный подземный город. Магистр Гандольфо Левий скупил себе эти земли, и теперь туда, в древние галереи свозят всё, что только находят из написанного во всём мире. Уверяю Вас, хоть официально сын Гандольфо и обустраивает там сейчас поверх бездонных библиотек храмы нового Бога-Страдальца, под землёй находится то, что в корне может переменить любого человека, разумеется, кроме тех, кто, как Ваш отец или Вы, уже продали свою безсмертную Душу.
Что это Вы насупились, как воробей, нагадивший в винный кубок? Не радуйтесь раньше времени. Как я уже говорил, никуда Вам от этого не деться. Вы вернётесь к расенам, и если только Вы встретите свою Йогиню! …Придёт то самое горестное время, когда Вас, как и меня когда-то, мой друг, от осознания присутствия в границах собственного тела чужеродной самому себе крови, одолеют страшные недуги, и вы станете молить Богов о своей скорой кончине. …Вижу, — заметил Холл, — Вы не совсем понимаете. Не суть важно…
Дело, собственно, в том, что всё вокруг этого обстоит совсем непросто. Расенские Боги Вам помогать не станут, а от наших и Вы, и я отказались уже давно. Ну? И что же нам остаётся? Увы, мой друг, только страдание, поскольку сила страха и поклонения истинному богу иллюминатов кроется только в нём самом, именно в страхе. Что тут поделаешь, и Саваоф и Иегова, и вновь объявленный бог верхушки тех, кого Славяне называют твари, неохотно отпускают на волю рабов своих.
Хоу улыбнулся:
— Ах, как хорошо, — сказал он вдруг. — Я уже давно заметил, как хорошо говорить правду. Мне сейчас очень легко. Будто некий иудей-зубодёр избавил меня от давно сгнившего и отравляющего моё существование зуба.
Джеронимо поднялся. Пребывая в глубокой задумчивости, он прошёл не более трёх шагов и вдруг обернулся:
— То есть, — невнятно промычал он, — мы с Вами даже не жертвы происков Масимо Агнелли! Получается, что скорее мы жертвы проклятия славянских Бого…
— Что вы несёте, Лонро? — Со снисхождением и покровительством оборвал его полубред Артур Холл. — Да будет Вам известно, что и сами славяне, и, тем более, их Боги не знали бы что такое проклятие вообще, не объявись в пределах их земель те, кто ныне именует себя иллюминаты и их посланцы.
Более того, тем, кто в их, расенском понимании чист своей кровью, никакое, даже самое сильное проклятие не способно причинить никакого вреда. Это мы с Вами и подобные нам, в чьих жилах намешана кровь так называемых тварей, входят в интересы этого раздутого до вселенских масштабов иллюзорного чудовища, называемого Проклятия.
И никакие мы не жертвы. Расены вообще не приемлют кровавых жертвоприношений и никогда их не имели. Да будет Вам известно, что их послания Богам называются требы и за исключительно редким исключением включают в себя только растительность и собственные поделки по дереву. Что им все эти тяготы и страдания по злату?
Джеронимо, мы с Вами выросли в страхе перед богами, родителями, в страхе перед всем вокруг, а они в любви и понимании. Вот и вся разница. Мне, человеку, который намного старше Вас, мой друг, только ныне, в час, когда я знаю о том, что неизлечимо болен, стало легко и просто ждать конца. Болезнь уже догрызает моё иссохшее тело, и я прекрасно знаю, что за порогом смерти мне не стоит ждать ничего хорошего, однако и это меня тяготит меньше, чем оставшиеся ещё с детства страхи.
Знаете, только сейчас, когда я знаю, что вот-вот умру, я вдруг перестал бояться змей? А ведь всю жизнь я маялся, подозревая, что под каждым кустом таится вероломная смерть, имеющая гибкое тело. Сейчас меня перестали мучить кошмары. Боли, заедающие мою голову стали утихать, видно конец мой на самом деле совсем близок. Наследство мне оставить некому, а на Небеса ещё никто и никогда не пронёс ни одной монеты.
От той, что затмила мне собой бога, мне никогда не удастся заиметь детей, а плодиться, как собаки с кем попало, я не желаю. Да, плодить здоровых и умных детей, вот что нам нужно поучиться делать у расов. Они никогда не связывают свою жизнь с кем-либо ни за какие посулы или богатства. Они чисты по своей сути и как только они лишат себя этой чистоты, это и будет их последний день на земле.
Смешно, — вдруг совершенно разоткровенничался Арти, — я как-то решил воспользоваться услугами известного всему Риму ростовщика Кица, и придумал одну каверзную вещь. Она касается моего завещания. — Хоу ядовито улыбнулся: — Оно состоит в том, что практически всё золото, что у меня есть и ещё кое-что из бумаг на моё имущество, достанется троим …моим …заклятым родственникам. Одну часть, малую, ту, что даже не вызовет никаких нареканий с их стороны, я дарю моему хорошему другу. А вот остальное, и бумаги и золото, я отдам с лёгким сердцем.
Киц тоже получит достаточно, причём, если он постарается, а уж он-то постарается, будьте уверены, я специально обратился к этому мошеннику, так вот он может получить всё, что я оставил этим негодяям. Помня их склочность и злоязычие, а так же зная об их запредельной алчности, я обрекаю их на многолетние тяжбы в результате которых, они гарантированно потеряют чуть ли не больше того, что я им завещал. Зато мой единственный друг получит то, чего заслуживает и будет полностью ограждён от их зависти, как всегда довольствуясь малым.
Мой вам совет, Лонро, если Вы ещё по указке папочки не женились, тоже заранее хорошенько обдумайте своё наследство. То золото, что пребывает от расен, не принесёт ни Вам, ни вашим родственникам ничего хорошего. Поверьте мне, очень скоро и Ваше молодое тело, повинуясь просыпающимся позывам раздавленной в вас человеческой природы, станет мучить вас такими страшными недугами, что думать о завещании у Вас, чистокровного потомка тех, кого славяне считают тварями, совершенно не останется времени.