- Вас просто знают, потому и не трогали. Иначе давно б выперли. У нас тут и муха чужая не пролетит, а не то чтоб вы двое незаметно куда пробрались. За Немого говорить не буду, а вот Синька точно б попалась. Как она ходит по лесу - за версту слышно. А против наших зубров из охраны баронессы, нечего и думать. Так что это они вас просто так пропустили.
- Вопрос, почему? Чего они знают такого, что нам неизвестно. Ну ка, Немой, колись? Что у тебя дома произошло? И почему это вы два дня не ели.
- Кстати, - подсел к ним на одеяло Колька. - Вот краюха хлеба. Наши стратегические запасы на крайний случай. И бутылка молока. Для того же.
- Нет у нас дома, - глухо буркнул Немой.
Судорожно вцепившись в круглую буханку, он первым делом оторвал большой кусок с краю и протянул сестре.
- Ешь, - тихо проговорил он. - Только осторожно, смотри не торопись. А то не в то горло попадёт, раскашляешься. Раскашляешься, охрана застукает и отсюда нас выгонит.
- Голова выгнал?
- Сам ушёл. И сеструху с собой забрал. Чтоб только не видеть этой сволочи и греха на душу не взять.
- Вы же нас не выгоните? - неожиданно спросил он. - Мы тут поживём у вас чуток. Денька два, три, пока спина не заживёт. Потом мы жильё то себе найдём. На хуторах где-нибудь пристроимся. Рабочие руки там всегда нужны. А уж хлеб с молоком для Синьки я всяко отработаю.
- Да живи себе, никто тебя не гонит, - растерянно отозвался Колька.
Переглянувшись с точно таким же растерянным Васькой, он пожал плечами.
- Да живи ты, сколько хочешь, нам не жалко, - повторил он. - Охрану мы предупредим, чтоб точно не тронули.
А то хочешь, можно и в землянке устроиться. Там места свободного много, да и точно теплее. Найдём вам с Синькой уютный уголок. А то чего здесь на сене. Здесь место как бы и не для жилья.
- Не, мы лучше здесь, - сразу повеселел Немой. - А то баронесса ваша, у-у-у, какая серьёзная тётенька. Как зыркнет, так душа в пятки уходит. Так что нет, мы лучше здесь. Тут спокойнее. И к лошадям опять же поближе. А я лошадей люблю. Они добрые, в отличие от Головы.
- А что там у тебя с твоим дядькой то вышло?
Необычно серьёзный Васька, внимательно смотрел на Немого, решительно ожидая от того рассказа.
Помявшись, нехотя Немой заговорил.
- Ударил он Синьку. Сильно ударил. Так что она потом день отлёживалась. Она помои пролила прямо ему на ноги. Споткнулась и пролила. Он её сапогом в бок и ткнул. Как бы походя. Без злобы, как собачонку, что мешается под ногами.
- А она не со зла, не специально, - загорячился Немой. - Ведро слишком тяжёлое для неё было, вот она и споткнулась. А он...
Замолчав, Немой несколько мгновений смотрел перед собой остановившимся взглядом, словно вспоминая тот страшный день.
- А он... он тоже не со зла. Он просто походя пнул, просто убирая с дороги досадную помеху. Он в ней даже человека не видел. Так, помеха под ногами, которую надо просто отпихнуть в сторону.
И отпихнул. Сапогом в бок.
Я это увидел и не выдержал. У Синьки и раньше синяки по всему телу были. Да она молчала. Не говорила откуда. А тут я всё понял. Это Голова её так сапогом каждый раз пихает. Привык уже и даже не замечает что творит.
И тут бы он не заметил бы, пройдя дальше. Да такая злоба меня скрутила. Схватил, что было под рукой и по голове его.
- Сильно врезал?
- Не дали. Телохранители его не дали. Швабру отобрали, а потом на конюшне выпороли. За то, что на хозяина посмел руку поднять. Да так, что я два дня потом встать не мог. А как очухался, ушёл. Синьку забрал и ушёл. Тут у вас решил пока перекантоваться, пока спина не заживёт.
- А то с кровящей спиной, какой из меня работник.
- Так что, парни, если не прогоните, поживём мы у вас с сеструхой, пока спина не заживёт. А потом не хутора подадимся. Там, таким как мы с Синькой, самое место. Денег больших не заработаем, но и от голоду не дадут помереть. Ну а там дальше видно будет. Мир не без добрых людей.
- Врёшь! - хрипло проговорил Васька. - Не мог Голова вот так. Не такой он человек.
- Ну да, не такой, - кривая улыбка исказила худое лицо парня. - Ты-то богатенький. Тебя он облизывал, пока земли твои из тебя не вытащил. А потом выкинул как кутёнка, чтоб не мешал. С нами то же самое было. Пока земли в пользование ему не отписали, чтоб он ими до моего и Синькиного совершеннолетия мог пользоваться, он нас с Синькой привечал как родных. Как только пергамент на руки получил, так сразу сеструха забыла своё имя, что родители ей дали, и стала Синькой.
- Похоже, сам ты уже обо всём забыл, раз такие разговоры ведёшь. Давно ты у нас не был.
- Не верю.
- Тебе спину показать?
На, смотри!
Резко развернувшись, Немой задрал на голову рубаху. Жутко исполосованная спина парня, кое-как перевязанная кусками какой-то серой неряшливой материи, даже сквозь тряпки кровила. Что хорошо было видно в тусклом свете потайных фонарей.
- Тебе синяки показать? На смотри!
Задранная вверх со спины девичья рубашка показала парням болезненно худую, с выступающими рёбрами и костлявым позвоночником спину, всю исполосованную тонкими белыми шрамами, с правого боку которой желтел успевший уже почти сойти большой продолговатый синяк.
- Полосы это что?
- Оброненный поднос с пирожками и следом вожжи на конюшне, - тихо проговорила девчонка, медленно опуская рубашку. - Кольки тогда месяц не было дома. Он на ловах был. К его приезду успело зарубцеваться. Иначе не знаю, что бы и было. Я промолчала, а он так и не узнал до последнего дня. Как узнал, мы ушли из этого дома.
- Слушайте парни, возьмите нас с собой.
- Куда?
- Две пары удивлённых растерянных глаз непонимающе смотрели на Немого.
- Куда взять? - повторили оба синхронно.
- На юг. Я пулемётчиком могу быть. Сейчас не умею, но научусь. А Синька пульки подносить будет. И кашеварить. Она хорошо кашу готовит.
- И щи, - раздался рядом с ним тоненький голосок. - Я ещё щи умею хорошо готовить. А пока будем собираться, я ещё и борщ научусь. Меня тётя Даша научит. Та, что у вашей тёти Маши в банке работает. Она мне давно рассказала, как это делается, да всё возможности попробовать не было. Меня на кухне лишь к помойному ведру допускали, да грязную посуду мыть. И готовить ничего не позволяли. У нас повариха ух, какая строгая была.
- Наверное, тоже боялась чего-нибудь напортить, чтоб и её Сильвестр Андреич не бил. Его все в доме боятся. Кроме моего Стёпки. Он один его не боится. Он его ненавидит. Поэтому возьмите нас с собой. Чтоб мы уехали подальше отсюда. А то Стёпка точно Сильвестр Андреича убьёт. А мне бы не хотелось. Тогда Стёпку тоже убьют, и я совсем одна останусь.
- У меня кроме него никого нет. А он этого не понимает. Поэтому, возьмите нас с собой на юг. Может там Стёпка про него забудет.
- Мы там останемся и сюда больше не вернёмся.
Тонкий девчачий голосок замолк и на сеновале надолго установилось тяжёлое молчание, нарушаемое лишь позвякиванием лошадиных удил снизу да звуками, обычно свойственными конюшне.
- У меня и деньги есть. Я могу заплатить.
Сунув руку в карман, Стёпка поспешно достал оттуда горсть какой-то тускло сверкнувшей на свету мелочи.
- Вот, десять серебрушек. Скопил за полгода. Не хватит, так я отработаю. Вы знаете, я работы не чураюсь. Надо, так я и кухонным мужиком могу быть: дрова там заготовить, за костром посмотреть. А надо, так и за пулемётом. Я быстро учусь, вы же знаете.
- Возьмите меня, - вдруг совсем тихо проговорил он. - Иначе я его убью. А ещё точнее, убьют меня. Как вижу его, глаза ненависть застилает. А это нехорошо. Мне отец говорил. Месть должна быть с горячим сердцем и холодной головой. Ни под одно из этих слов я не подпадаю. Сердце - холодное, а голова наоборот - горячая. Мне надо успокоиться. И только тогда я его убью. А пока нет, я не готов. Убьют сначала меня, и я до него уже никогда не доберусь. Он с телохранителями везде ходит. А у тех подготовочка, у-у-у какая.
- Суров ты Стёпка, - медленно проговорил Васька, словно замороженным неторопливо опускаясь на лежащее на соломе одеяло. - Тихий, тихий, а какие страсти рассказываешь. Прям Шекспировские.
- Это что? - пискнула в стороне Синька.
- Это писатель такой, земной, - бросил в её сторону взгляд Васька. - Завтра.... Нет, - запнувшись, Васька бросил короткий взгляд вверх, на сереющее в боковом оконце небо, - уже сегодня. Утром, чуть попозже, притащу из библиотеки баронессы книжку, почитать.
- А я читать не умею, - пискнула малявка. - Нам Сильвестр Андреич не позволял учиться. Говорил что нам и так хорошо. Нам, мол, сиротам, грамота ни к чему. Нам надо на жизнь зарабатывать, а не глупостями заниматься. И каждый раз, как только Стёпка заводил о том речь, отсылал меня на кухню, а Стёпку на конюшню. Его навоз убирать, а меня помои выносить. Так я и не научилась.
- Как с тобой тяжело, - тяжело вздохнул Васька. - И тарахтишь, и тарахтишь, аж голова уже заболела. Ну что ж, будем учить. У нас тут все грамоту знают. Так что если остаётесь, грамоту придётся учить. У нас тех, кто не знает или не желает учиться, принудительно заставляют.
- И тоже порют, - мрачно уточнил он, почему-то сразу заёрзав на расстеленном поверх сена одеяле, словно у него что-то зачесалось. - Так что у нас не лучше порядки. И на глаза Изабелле Юрьевне вам действительно лучше не попадаться. Заметит, нам с Колькой точно прилетит.
- Что прилетит? - пискнула Синька.
- Спи, малявка, - сердито цыкнул на неё Васька. - Что не надо, то и прилетит. До рассвета время ещё есть, так что спите. Оба. А мы с Молчуном сбегаем пока на кухню. Может там что-то после ужина осталось. Принесём поесть.
Через час на сеновале под крышей посреди широкого красного платка, расстеленного поверх одеяла, стояли два больших судка, парящих один горячей гречневой кашей с мясной подливой, а другой обалденно ароматной ухой, запах от которой, казалось, мгновенно пропитал всё вокруг. Больше куски грубо нарезанного ситного хлеба в беспорядке валялись рядом с судками.
Ни Колька, ни Васька на кушающих приятелей не смотрели. Было стыдно. Как те мели вполне рядовые для них остатки со стола, ясно показывало, что не ели они явно не два дня. И то, с каким восторгом оба они смотрели на принесённые судки, ясно показывало, что такого блюда голодные дети никогда в рот не брали.
- Хватит, - Васька решительно отобрал ложку из рук Синьки. Рядом Колька столь же решительно буквально вырвал ложку из пальцев Молчуна.
- Таким голодным как вы, сразу много нельзя, - мрачно буркнул он. - Пусть сначала то что съели переварится, а потом продолжим. Нельзя вам много и сразу. Заворот кишок будет.
- А пока что, приберу ка я котелки от греха подальше, - поднялся он с одеяла, аккуратно держа недоеденный ужин в руках. - А вы не смотрите, куда прятать буду, - сердито буркнул он, отворачиваясь. - Сказано нельзя, значит нельзя.
- Надо будет к ящерам в академию заскочить. Спросить, как откармливают после длительной голодовки.
Глянув на брата с сестрой, Колька лишь удивлённо поднял брови. Оба они спали, упав там, где и сидели.
- Понятно, - мрачно буркнул он. - Наша группа увеличилась ещё на две особи. Толку от которых, чуть.
- Что делать будем? - повернулся он к товарищу. - Изабелле Юрьевне показывать их нельзя. Она убьёт Голову. Она убьёт, а нас всех выкинут из города. Что будем делать?
- Заберём обоих с собой, а там посмотрим. Может жажда мести поутихнет у Стёпки и он не будет так жаждать смерти Сильвестр Андреича.
- Не надейся. Немой потому и зовётся немой, что молчит, молчит, а потом делает.
- Надо идти к профессору, сдаваться, - мрачно констатировал он. - Иначе нам из этой западни не выбраться.
- Этих здесь оставим?
- Пусть спят. Только котелки уберём обратно на кухню, а то проснутся, точно всё подъедят. А так нет.
- Я к профессору не пойду, - мрачно проговорил Колька. - У меня ещё контрольная по химии не сделана и он точно спросит почему. А мне и ответить нечего. Лучше иди пока один.
- Трус, - презрительно посмотрел на покрасневшего приятеля Васька. - У меня может быть тоже не сделана, так я же иду.
- Вот и иди, - одобрительно кивнул Колька. - А я возле малых подежурю, кабы они чего не отмочили.
Отчёт.
Долгий обстоятельный рассказ Васьки о судьбе сирот профессор выслушал сидя на стуле в своём кабинете, молча, с прямой спиной, словно проглотив аршин.
Не слова не сказав, встал и так же молча, подошёл к двери. Резко распахнув, он несколько долгих мгновений вслушивался в царящую кругом тишину.
- Показалось, - глухо проговорил он, возвращаясь. Спят все.
- Что? Что это было? - мрачный Васька подозрительно смотрел на профессора. - Мне тоже что-то такое показалось, словно за дверью кто-то тихо прошёл.
- Показалось, - раздражённо проворчал профессор.
У нас всех последнее время определённо развилась паранойя. Уже на шум ветра во дворе реагируем.
- Как скажите, - мрачно буркнул Васька. - Тогда с тем, кто показался, сами потом разбирайтесь. А я пошёл. Мне ещё с ящерами договариваться, чтоб малых посмотрели. Не знаю, сколько они не ели, но ясно, что последний раз давно был. Надо бы их врачу показать. Да и спины бы им посмотреть.
- Куда собрался, - рассердился профессор. - А отчёт?
- Э-э-э, - замялся Вася. - Может, в другой раз?
- Другого раза может и не быть, - сухим казённым тоном отрезал профессор. - Учись сразу отчитываться, чтоб больше к этому вопросу не возвращаться.
- Итак, как прошла операция внедрения?
- На ура, - уныло констатировал Васька. - Никто ничего не понял. Даже Колька. Хотя, был момент, когда мне показалось, что он что-то сообразил. Колька меня убьёт, когда узнает, что я его использовал.
- Рефлексией будешь потом заниматься, - жёстко оборвал нытьё парня профессор. - Давай по существу.
- По существу, - уныло согласился Васька. - Всё было разыграно словно по нотам. Колька страдает, я, как друг его поддерживаю и ищу любые возможности податься на юг. Все остальные старательно подсовывают нам по десятикратно завышенной цене свою ржавую рухлядь с помойки. И в первых рядах естественно Кур Белый, через своего младшенького сынка сливает нам интересующую нас информацию. Как бы между делом.
- И естественно мы с Колькой тут же оказываемся на заднем дворе кузницы Кура, где он хранит ненужное ему имущество. И естественно Кур купился на наше появление у него в кузне и как бы сам в разговоре предложил воссоздать для нас грузовики. Якобы за бесплатно. Но при этом цену на ржавый остов машины завысил раз в пятьдесят, как и на все остальные запчасти, которые он, не сомневайтесь, впарит нам по завышенной цене.
И вылетит теперь нам с Колькой восстановление этих древних одров в весомую монетку, - сердито проворчал Васька. - Можно не сомневаться, Кур своего не упустит.
Может, ну его? - просительно глянул он на профессора.
- Денег жалко, - понимающе хмыкнул профессор.
- Жалко, - поморщился Васька. - Свои ведь, не чужие.
Наплюй. Если всё задуманное выгорит, вдесятеро вернётся. Не выгорит, Изабелла вам потом все ваши потери компенсирует и спишем как на неудачную операцию. А деньги никогда не жалей.
Знаешь, как у нас на родине в своё время говорили умные люди: "Нет того преступления, на которое бы не пошёл капитал ради 300% прибыли". А тут не триста, тут вся тысяча процентов. Выгорит наше дело, вернётесь с товаром, все будем в шоколаде. Не вернётесь... лучше бы тебе вернуться, - тихо проговорил он.
Потому как у нас нет выбора. Нам нужна эта кислота, будь она проклята. Иначе нам крышка.
На предложение Кура придётся согласиться, - ещё тише проговорил профессор. - Всё одно деваться нам некуда, иного пути получить грузовики и вывезти из Приморья кислоту мы так и не нашли.